Второй шанс для предателя. Понять? Простить? Начать сначала? (СИ)

Галина Петровна схватилась за сердце.
— Боже, дочка, — сморгнула слезы. — Как же ты жила все это время? Без денег? Без поддержки? Без защиты? Одна? С грудным… ребенком… на руках?
От услышанного Стася просто оцепенела. Ее прямо в жар кинуло.
С трудом ворочая языком, она хрипло прокаркала в ответ:
— Как? Как вы узнали, что я стала мамой? Я не говорила вам об этом!
Кострова мягко прикоснулась ладонью к ее щеке.
— Такие вещи невозможно утаить, милая! — произнесла тихо-тихо. — Особенно от женщины с нерастраченным материнским инстинктом. С некоторых пор во время наших телефонных разговоров я стала слышать детский плач на заднем фоне. Слабый, едва различимый, но… реальный. И тот факт, что ты всякий раз завершала разговор, едва он раздавался, лишь подтверждал мои догадки. Я так радовалась за тебя. Никому не говорила. Ни одной живой душе. Вместе с тобой хранила твою тайну. Все ждала, когда ты сама мне все расскажешь. И даже представить не могла, как… все обстоит на самом деле!
Стася чувствовала себя ужасно. И все же ей пришлось солгать Галине Петровне, чтобы сохранить в тайне имя настоящего отца своей дочери.
— Вы правы, — согласилась, потупив взор. — Я виновата. Должна была сразу признаться, а не скрывать от вас свою беременность. Но… мне было очень стыдно. Я едва ушла от вашего сына. Едва развелась с ним. Отец Настюши — случайный мужчина, с которым я пыталась забыться сразу после развода. Понимаете? Как я могла рассказать вам об этом? Подобным… не гордятся!
Галина Петровна молчала так долго, что Стася всерьез забеспокоилась.
Начала искать глазами сиделку, и только сейчас обнаружила, что та давно оставила их наедине. А сама бесшумно вышла. К счастью, ее помощь и не понадобилась. Сморгнув слезы, Галина Петровна тихо произнесла:
— Значит, все же девочка? У тебя дочка? Мне все равно, кто ее отец. Вы с Яном — оба мои дети. Вне зависимости от того, женаты вы или в разводе. А значит, и твоя дочь — моя внучка! И я… я так безумно ждала встречи с ней!
— Галина Петровна, дорогая вы моя…
— Встань, Стася, — перебила она ее слабым голосом. — Там, в шкафу. На верхней полке. В белом пакете. Достань.
Не в силах пререкаться, она выполнила ее просьбу. Извлекла из шкафа увесистый пакет и положила его на кровать, ожидая дальнейших инструкций.
Но их не последовало. Стася интуитивно почувствовала, что должна изучить его содержимое. Ох, лучше бы она этого не делала. Он был до верху забит детскими вещами. И не купленными в магазине, а связанными своими руками. Спицами и крючком. Чего там только не было. Шапочки. Костюмчики. Варежки. Носки. Пинетки. Все на абсолютно разный возраст. Все в нейтральной цветовой гамме. У Стаси задрожали руки, когда Галина Петровна сокрушенно пробормотала:
— Прости. Ни одного платья не связала. Но… я не знала пол твоего ребенка.
Стася не смогла выдавить из себя ни звука. Она задыхалась от боли, разглядывая крохотные пинеточки на своей ладони. И ее вдруг накрыло.
— Я… я сейчас вернусь! — промямлила она невнятно, и точно ошпаренная выскочила из комнаты. Тяжело дыша, прислонилась к стене. Реветь хотелось жутко. Глаза будто каленым железом жгло. Горло стальными тисками сдавливало. И все же, цепляясь за последние крохи самообладания, Стася держалась. Понимала, что время назад не отмотать. И прошлого не изменить. Зато, можно изменить настоящее и будущее. Например, помочь близкому человеку побороть его страшный недуг. Натянув на лицо безмятежную улыбку, Стася вернулась в хозяйскую спальню. Присев на кровать, заявила:
— Ай, как нехорошо, Галина Петровна! Я уже несколько минут у вас в гостях, а вы до сих пор меня чаем не напоили! И не предложили даже! Куда делось ваше легендарное гостеприимство? Неужели, не составите мне компанию?
Женщина растерялась. Разволновалась. Наконец, смутилась.
— Стася, я не могу, — произнесла, сжимая в кулаке край одеяла. — Я теперь ем прямо здесь. Мне приносят еду в постель. Но Сережа с радостью с тобой…
— Нет-нет-нет! — игриво подмигнула ей девушка. — Так дело не пойдет! Я хочу, как в старые добрые времена, собраться всем вместе на вашей уютной кухне. Вы же сможете несколько минут посидеть с нами за столом? Правда?
 
— Теоретически это возможно, — задумчиво отозвалась Галина Петровна. — У нас есть инвалидное кресло и…
— Вот и отлично! — вскочила с места Стася. — Пойду позову Сергея Алексеевича. А сама пока быстренько на стол накрою, если не возражаете.
— Не… не возражаю! — шепнула Галина Петровна, украдкой вытирая слезы.
А Стася помчалась на поиски Кострова-старшего. В двух словах обрисовав ситуацию, она отправила мужчину и сиделку (как оказалось, Верочку) за его супругой. Сама же принялась хозяйничать на кухне. Накрыла на стол, разложила вкусняшки по вазочкам. Заварила ароматный чай с фруктовыми добавками. Осталось только достать чашки, чем, собственно, Стася и занялась с особым энтузиазмом. И совершенно случайно, на самой верхней полке увидела… свою чашку. В голове что-то перемкнуло в тот момент. Ей вдруг понадобилась именно она. Но достать ту с ее ростом было крайне сложно даже со стула — кухонный гарнитур простирался до потолка. Не придумав ничего умнее, Стася взобралась на столешницу. Наконец, пальцы ухватили легкий прохладный фарфор. И лишь чудом не выпустили в тот же миг, ведь внезапно за спиной раздался низкий хрипловатый голос бывшего мужа:
— Что ты делаешь?
Вскрикнув от неожиданности, Стася схватилась за сердце.
Пошатнулась и начала вдруг стремительно терять равновесие…
  
Глава 25
 
«Нет-нет-нет! Ой, мамочки!» 
Лучше бы она упала. Лучше бы от соприкосновения с полом содрала в кровь колени. Лучше бы переломалась вся и потеряла сознание от болевого шока.
Все лучше, чем… оказаться в руках бывшего мужа! В руках этого предателя!
Но именно там она и оказалась, как только оступилась и полетела вниз. Словно предвидя это, Ян добрался до нее в считанные секунды. Схватил за талию и намертво припечатал к своему жесткому телу, удерживая от падения.
«Боже…»
Стася дернулась, как от удара. Она будто в чан с бурлящим кипятком угодила. Надрывное сбившееся дыхание Яна было немыслимо горячими.
Как и его стальные объятия. Они обжигали ее. Плавили. Превращали в пепел.
Запах — до боли знакомый, родной и некогда любимый, проникал в ноздри.
В легкие. Просачивался сквозь поры и… дурманил разум. Хотелось тряхнуть головой и сбросить с себя это дурацкое оцепенение. Наваждение. Негу.
Но Стася не могла. Точно кукла безвольная, стояла без движения под прицелом его взгляда. Острого, пронизывающего, но… посоловевшего.
Опасно посоловевшего! И так много всего читалось в том взгляде, что можно было в эмоциях захлебнуться. Тоска. Обида. Раздражение. Усталость. Ярость. Желание. И голод. Безграничный всепоглощающий голод.
Его сердце так дико тарахтело за ребрами, что даже Стася ощущала те остервенелые толчки. Обезоруживающие удары в самый центр ее груди.
«От сердца к сердцу, черт бы его подрал!»
Будто в трансе пребывая, Ян склонился ниже. Медленно. Осторожно. Сантиметр за сантиметром. А потом вдруг, издав странный гортанный звук, уткнулся носом в ее волосы. Зажмурился. Стиснул Стасю до боли, до хруста костей, до невозможности полноценно дышать и сам едва слышно застонал.
Это отрезвило ее. Ужаснувшись тому, что уже несколько мучительно долгих секунд позволяет Яну прикасаться к себе, Стася оттолкнула его. Вернее, попыталась. А когда ничего из этого не вышло, ведь сдвинуть с места эту громадину было почти нереально, разъяренно зашипела:
— Отпусти меня! И никогда больше не смей ко мне…
Ноль реакции. Он ее как будто и не слышал вовсе. Выпал из реальности.
— Ты оглох, Костров? — воскликнула Стася дрожащим от волнения голосом.
Это возымело действие. Ян встрепенулся и медленно разжал руки.
Затем отступил на шаг и окинул ее пустым задумчивым взглядом.