1000 не одна боль

— Не постыдился значит… шармуту свою к отцу в дом притащить.

Резко обернулась и встретилась взглядом с горящими глазами Заремы.

*1 — А. Пушкин «Бахчисарайский фонтан»

А вот и самая ядовитая из змей. Я внутренне подобралась и развернулась к ней лицом. Гордо вздернув подбородок смотрела на ту, кого сегодня Рамиль назвал единственной и законной женой Аднана. И мне казалось, что я уменьшаюсь в размерах, что я скукоживаюсь возле нее и становлюсь похожей на жалкую безделушку рядом с безумно красивой драгоценностью. Зарема выглядела именно так. Она сияла словно яркий невозможно дорогой камень в шикарной оправе. На ней было платье золотистого цвета, струящееся по воздуху и по плитам мягкими фалдами, а золотой цвет придавал ее смуглой коже такого же золотистого сияния, огромные миндалевидные глаза с длинными густо накрашенными ресницами оттеняли дерзкий, горящий пламенем взгляд, длинный нос с горбинкой не портил ее тонкого лица с широкими скулами, а лишь прибавлял ему изюминки тем более в сочетании с ярко-алыми полными, сочными губами.

Стройная, но с крутыми изгибами тела, пышной грудью …она могла вызывать только дикое восхищение и… такую же дикую зависть и ревность. Я смотрела на нее, и вся краска отхлынула от моего лица. Никогда мне не сравнится с ней и не стать на один уровень. Я рядом, как облезлая моль… и ОН никогда не променяет ее на меня. Возникло едчайшее желание бежать отсюда куда глаза глядят, только бы не видеть эту вызывающую красоту, не представлять, как Аднан страстно целует этот рот, как сдирает с нее одежду или берет ее прямо в ней… Как меня совсем недавно… в лифте. От одной мысли об этом захватило дух и ненависть затопила меня с головой — а потом он идет вот к этой звезде и исполняет свой супружеский долг. И это так мерзко…

Но я не посмела даже шаг назад сделать. Ни за что никто из них не дождется, чтобы я сломалась и позволила себя унижать. Выпрямила спину еще ровнее, продолжая пристально смотреть ей в глаза и не отводить своих. Не дождется. Слишком много чести. Может я не так красива и богата, но я ничем не хуже нее. И не моя вина, что меня принудили оказаться здесь и перейти ей дорогу.

— Что молчишь? Или язык проглотила? А может арабский забыла? Я слышала ты прекрасно его знаешь…

Она обошла меня со всех сторон, а я так же гордо смотрела впереди себя и когда она остановилась напротив меня, сложив тонкие руки на груди я усмехнулась и спросила:

— Не много ли чести для обычной шармуты узнавать о ней все, даже то на каких языках она изъясняется? Или это входит в обязанности законных жен?

Черные глаза вспыхнули и загорелись ненавистью такой силы, что я почувствовала ее на физическом уровне. Она не пугала, но пробуждала совершенно неприятные эмоции.

— В мои обязанности входит знать все что касается моего мужа. Это и отличает меня от скоротечных сучек, которые меняются как перчатки и думают, что им выпала несказанная удача, а на самом деле всего лишь сомнительная честь одноразово раздвинуть ноги перед сыном шейха.

Она продолжила обходить меня кругами… она нервничала, а мне это начало нравится. Если так нервничает значит не уверена в нем.

— Так стоит ли таких забот некто одноразовый? Или всегда есть страх, что временное может стать постоянным?

ЕЕ хождение кругами раздражало, но я скорей бы выцарапала себе глаза чем дала ей это понять. Но после моих слов Зарема остановилась.

— А ты я смотрю языкатая, да? — шагнула ко мне и процедила сквозь зубы- А язык можно и обрезать… никогда не думала об этом? Не думала, что длинные языки иногда очень болезненно укорачивают?

Я пожала плечами. Она меня совершенно не пугала. Эта женщина вызывала во мне совершенно другие эмоции, намного более сильные и мне это не нравилось.

— Нет, не думала. Покровительство Аднана ибн Кадира дает мне такое редчайшее и ценное преимущество — вверить заботу о себе в его сильные мужские руки. Пусть он позаботиться обо мне и о моей безопасности.

Я понимала, что дразню дикую и опасную тварь, но остановиться не могла. Склонить перед ней голову и колени означало признать ее выше себя. Ни за что и никогда! Как бы красиво она не выглядела… как бы не сверкала здесь глазами и не сжимала кулаки — ничто не дает ей право считать себя выше меня.

— Покровительство? — она рассмеялась и ее лицо при этом стало отталкивающе хищным, а красота какой-то животно-неприятной. — Оно так же скоротечно, как закат или рассвет. Ты надоешь ему еще быстрее — щелкнула пальцами у меня перед лицом, — и тогда у тебя не останется ничьего покровительства.

— Считаешь, что его покровительство — это предел мечтаний? Мне жаль ту женщину, чья жизнь зависит лишь от покровительства мужчины.

Она дернулась ко мне и прошипела:

— Никто за твою жизнь не даст и гроша, никто не позаботится о тебе, когда в его постель ляжет очередная шлюшка… и тогда ты пожалеешь, что родилась на свет. Последняя его игрушка осталась без глаза… случайно упала на штырь в саду. Ты знаешь где она теперь?

Я пожала плечами:

— А мне какое до нее дело? Я не законная жена и мне знать не положено, да и неинтересно.

Зарема сжала кулаки и приблизила свое лицо к моему. Я ее раздражала и явно выводила из равновесия. Она злилась… И это, наверное, хорошо, когда люди злятся они совершают ошибку.

— Откажи ему, — она схватила меня за руку и сильно сжала, — страстно зашептав и обжигая меня горячим дыханием, — воспротивься. Не подпускай к к себе. Он накажет, а я спасу! Клянусь спасу! Озолочу. В деньгах купаться будешь, к себе приближу! Не пожалеешь!

Возможно, будь я другой, будь я умнее, хитрее я должна была бы согласиться. Ведь это реальный шанс на спасение. Но это означало признать себя продажной… признать той, кем она меня назвала. А еще… это означало признать ее право на него, а этому отчего-то противилось все мое существо. Он не мог принадлежать этой женщине. Аднан не принадлежит никому.

«А ты бы хотела, чтоб он принадлежал тебе?» — противный голос внутри задал свой очередной идиотский вопрос.

— Заманчивое предложение… будь я шармутой я бы на него непременно согласилась… но ты ошиблась. Я не шармута — я собственность Аднана ибн Кадира. Его вещь, если угодно. И вещь не может противиться хозяину. Ее берут, не спрашивая. Даже если я откажу… это никого не волнует.

Зарема стиснула челюсти и прищурила глаза.

— Аднан не берет женщин насильно! Не лги, русская! Хотя все вы лживые собаки.

— В таком случае ты многого не знаешь о своем муже, Зарема!

Ее мои слова явно разозлили, и я видела, как ей хочется выпустить мне кишки, а нельзя.

— Умная, да? Выгоду ищешь? Думаешь от Аднана получишь больше, чем я предложила?…Смерть тебя потом будет ждать… смерть!

— Я не боюсь смерти. — и так же пристально посмотрела ей в глаза.

— Ты пожалеешь!

— Мне не о чем жалеть!


— Я сделаю так, что каждая секунда твоей жизни превратится в нескончаемую боль.

Я усмехнулась ей в лицо.

— Я к ней привыкла. Удиви меня чем-то другим.

Наверное, если бы она могла убить меня прямо сейчас она бы не отказала себе в этом удовольствии.

— Вот и поговорили… Забавная вышла беседа. Запомни хорошенько, русская. В ближайшее время ты найдешь себя в подворотне под десятком пьяных и вонючих мужиков… Тогда ты вспомнишь что я тебе говорила.

— А про пьяных мужиков из личного опыта или…

Зарема метнулась ко мне с поднятыми кулаками… Но в этот момент позади нас послышались шаги.

— Что здесь происходит?

Голос Рамиля заставил нас обеих повернуть к нему головы. Я чуть не выдохнула громко от облегчения. Я даже была рада видеть лысого впервые за все время нашего знакомства.

— Вот познакомилась с женой моего господина, — улыбнулась я. — оказывается, она весьма интересный и разносторонний человек.

— Игрушка Аднана дерзкая, у нее грязный язык. Ее нужно дрессировать!

Зарема прошла мимо меня и Рамиля и направилась в сторону дома, а я медленно выдохнула и повернулась к евнуху.

— Я что говорил? Не цеплять ее! Не беседовать!

— Она сама сюда пришла! Я ее не цеплял! Это она меня цепляла на каждом шагу!

— Ты должна была молчать! Просто молчать! Что в этом такого сложного?!

— Слишком много должна! Она не моя жена чтоб я ей молчала. Она мне никто!

— Ошибаешься… Зарема опасная… она способна на такие подлости, которые тебе и не снились.

— Например остаться без глаза?

— Это самое безобидное, что с тобой может произойти. Идем в дом. Скоро все сядут за стол.





ГЛАВА 12




Адреналин не просто носился по венам, он свистел там, как дьявольский сквозняк в пустыне ночью и заставлял каждую мою жилку вибрировать от напряжения. Это даже трудно назвать страхом. Страх он все же иной. Страх сковывает все тело и даже отнимает разум. А это сильное волнение и осознание, что я далека от совершенства, далека от всех них и от его идеальной черноглазой жены, которую наверняка все обожают… и тут я появилась. Пигалица белобрысая еще и русская. Всем стану костью поперек горла… может он тогда и отправит меня домой. Чтоб скандалов с женой избежать.

Когда Рамиль ввел меня в просторную, огромную залу с широким столом, уставленным разными невероятными яствами, украшенными зеленью и диковинными фигурками, вырезанными из фруктов и овощей, с невероятным количеством гостей за ним, я растерялась и остановилась.

— Идем, — прошипел Рамиль где-то над моим ухом и слегка подтолкнул в спину. Кадира, отца Аднана я заметила сразу. Его было трудно не заметить… Потому что Аднан невероятно был на него похож, только глаза не черные, как у шейха. Но я даже не знала, что больше меня пугает черные, как угли, прожигающие насквозь глаза шейха или зеленые хищные очи его младшего сына, которые проникают под кожу и заставляют меня то изнемогать от желания, то гореть живьем от едкой ненависти к своему хозяину. Даже сам взгляд тяжелый, как гранитная плита, был похож своей невыносимостью с Аднаном. У шейха были полностью седые волосы и такая же темная кожа, как и у всех его сыновей. Белые одеяния лишь оттеняли ее, делая еще темнее. Грубоватые черты лица, испещрённого глубокими морщинами и в то же время привлекательного, притягивали взгляд и пробуждали какой-то непередаваемый внутренний трепет. Никогда не думала, что человек столь почтенного возраста может выглядеть настолько устрашающе величаво и настолько мужественно. Вряд ли у кого-то повернулся бы язык назвать Кадира старым или даже пожилым. Власть и мощь этого мужчины ощущалась на расстоянии и витали в воздухе невидимыми порабощающими волю молекулами. Он смотрел на меня, и я понимала, что иду лишь потому что обязана идти, иначе я бы вросла в этот пол и не смогла бы даже вздохнуть без его разрешения. И если взгляды других людей я понимала, могла прочесть, то взгляд шейха был совершенно непроницаемым и этим пугал до дрожи в коленях. Но также был настолько пристальным, что я вся внутренне сжалась в комочек и даже помолилась. Рядом с ним, слева, сидели одни женщины, а справа его сыновья со своими семьями и, наверное, братья или другие родственники. Когда я посмотрела на ту женщину, что находилась непосредственно возле шейха, одетую в черное платье и такой же черный хиджаб, с золотыми узорами и завитушками, рассыпанными по блестящему шелку и придающими ее матово-желтоватому лицу, с прорезями морщин, с тонкими, поджатыми губами и крупным носом, траурный вид. Живые на нем только глаза.

И мне показалось, что в меня впилось тысячи заноз и каждая из них пропитана ядом настолько смертельным, что, если дотронется до моей кожи — она тут же покроется волдырями… Я перевела взгляд на вторую женщину, на третью, что помоложе и на совсем молодых и юных, и ощутила, как в горле встал ком — столько ненависти я не видела ни разу в своей жизни. Она сочилась из их глаз, направленных прямо на меня если бы им дали волю они бы разорвали меня на куски… и самое дикое в этом — я не знаю за что. Неужели только за то, что я так не похожа на них?

— Это жены, сестры и дочери Кадира. Опусти глаза и не рассматривай их. Тебе лучше держать дистанцию.

С превеликим удовольствием это сделаю. Я непроизвольно шагнула к столу, но Рамиль зашипел сзади.

— Стоять! Куда собралась?

И я вросла в пол, как вкопанная, стараясь справиться с прерывистым дыханием и перестать так сильно нервничать. Можно подумать для меня имеет значение как его семья примет русскую шармуту? Я все равно пыль и никто. Меня даже ненавидеть не за что. Сейчас усадят на дальний край стола и Слава Богу. Не хочу видеть эти лица, искаженные презрением и злобой. Никогда не думала, что женщины могут быть настолько беспощадными, жестокими и злыми. Я могла понять только жену Аднана…. А они… что нам с ними делить. Они все, а я никто и ничто в этом доме.

Кусая губы, я ждала неизвестно чего, пока вдруг не увидела Аднана, он шел ко мне… Наверное, это был какой-то важный момент потому что разговоры стихли и все смотрели то на него, то на меня. И я пока не осознавала почему… и все же невольно засмотрелась на него. На эту походку, на мощный разворот плеч, на сильное тело. И от чего-то к щекам прилила кровь от мысли о том, что я знаю насколько оно сильное и тяжелое это тело.

Аднан подошел ко мне и стало еще тише, когда он взял меня за руку и… повел в сторону своего отца и братьев. Вокруг начали тихо шептаться, переглядываться и ненависть буквально зависла в воздухе насыщая его ядом. Потом я узнаю, что действительно должна была сидеть в самом конце стола, куда иногда позволялось сесть любовницам шейха и мужской половины его семьи. Но Аднан вел меня совсем в другую часть стола и это не нравилось присутствующим здесь гостям. Кадир смотрел то на меня, то на своего сына, чуть прищурив угольно-черные глаза и тихо разговаривая с пожилым мужчиной, сидящим по его правую руку. На этот раз его взгляд сверкал любопытством, и он поглаживал длинными пальцами седую бороду, не сводя с меня своих страшных черных глаз.

Зарему я увидела, когда мы подошли еще ближе и невольно напряглась всем телом, она стиснула челюсти и с дикой яростью выжигала на мне рваные раны и порезы, я их ощущала каждой молекулой своей кожи, если бы она действительно могла это делать одним лишь взглядом я бы уже истекла кровью. Я приостановилась, когда поняла, что мне придется сесть рядом с ней, но Аднан сильно сжал мои пальцы и слегка дернул мою руку.

Когда я села на массивный дубовый стул, ощущая тошнотворный сладковатый запах его жены, то с удивлением осознала, что она сидит слева от меня. Разве жена не должна быть рядом с мужем? Аднан уселся возле меня и среди присутствующих прокатился рокот недовольства, а Зарема уронила вилку в тарелку и в тишине это походило на выстрел. Какое-то время еще все молчали, а потом разговоры возобновились снова. У меня в горло кусок не лез, я чувствовала, как там сухо и все стиснуло невидимым ошейником. Аднан же напротив ел с огромным аппетитом, и я ощущала под столом исходящий от его тела жар. Как, впрочем, и кипящую, словно раскаленную ртуть, Зарему. Она тоже не ела. Постукивала вилкой о тарелку и крутила ее в тонких пальцах.

— Ешь, дочка, ешь, Зарема, эти блюда специально для тебя готовили, — послышался старческий голос, и я едва взглянула на женщину, сидящую возле шейха, ту самую со страшным взглядом, одетую во все черное.

Дочка, значит… ну я даже не сомневалась. Я вряд ли для них когда-нибудь дочкой стану, да мне это и не надо. Чужие мне они. Враги. Я кожей это чувствую. У меня своя мать есть и им ее никогда не заменить.