1000 не одна ночь

— Пусть Икрам прижжет культю и обработает. Скажи всем, что их ждет кара еще страшнее, если посмеют тронуть мое.

Когда Аднан вернулся я все еще сидела на полу, закрыв уши руками, зажмурившись и раскачиваясь из стороны в сторону, когда вдруг меня подняли за волосы вверх и мой хозяин проревел мне прямо в лицо:

— Ты жалкая русская подстилка недостойная лизать Максуду ботинки. Он остался из-за тебя без руки как самый поганый вор. Пошла вон с глаз моих, пока я не оторвал тебе голову.

*1 матерные слова на арабском.





ГЛАВА 7




Пошла вон? Интересно куда? Залезть под матрац? Под одеяло? Я бы с удовольствием пошла отсюда не просто вон, а куда намного подальше. Только для начала снял бы с меня ошейник я себя в нем чувствую скотом на привязи. Лошадью или коровой, а может сукой…как они нас называют на своем языке русскими проститутками и суками. Аднан спас меня от Максуда, но я не чувствовала ни благодарности, ни радости. Это не было спасением. Просто одно животное более сильное и уважаемое в стае отобрало свою добычу у другого. При этом неизвестно, кто более яростно раздерет жертву, мне почему-то казалось, что это далеко не Максуд и от ужаса сводило скулы и скручивало в узел желудок. Он говорил, что Аднан раньше делился с ним женщинами, отдавал их после себя, как рубаху с барского плеча. Говорил, что они вдвоем насиловали и мучали несчастных. Оставалось только гадать как мой хозяин потом поступит со мной, когда я стану для него пройденным квестом и какая участь более ужасна погибнуть сегодня от рук Максуда или быть втоптанной в грязь сапогами ибн Кадира?

Вдалеке слушался тихий скулеж, и я приподнялась на колени. Стараясь рассмотреть, что происходит за пологом палатки. Вспомнила как пес, который откусил руку Максуда выполз отсюда, оставляя за собой кровавый след. В палатке убрали почти мгновенно. Вынесли испачканные шкуры, затерли пятна крови на брезенте. Я не знала кто эти люди, но они не были бедуинами, на них была другая одежда свободные шаровары и совершенно голые торсы. На лицах черные татуировки похожие на орнаменты на руках Аднана. Почему-то казалось, что это клеймо, а не украшение. На их шеях кожаные ремни с петлей спереди. Я ужаснулась внезапному пониманию — это ошейники. А эти мужчины рабы. Они прислуживают Кадиру и его войску далеко не по доброй воле. Их выкрали, как и меня…вот так просто превратили их в низших существ. Все внутри содрогнулось от мысли что им прошлось пройти и как эти татуировки, вблизи больше напоминавшие ожоги, оказались на их лбах и щеках.

А если со мной поступят точно так же? Если потом меня превратят вот в такое безмолвное существо, готовое по приказу хозяина вылизывать языком пол?

Я не буду такой как они. Я скорее покончу с собой! Ему не превратить меня в свою подстилку. Я обязана бежать отсюда. Украсть мази Икрама, воду, сухофрукты и идти в противоположную сторону. Может быть мне повезет, и я спасусь, а нет, то хуже, чем здесь и сейчас быть уже не может. Пес заскулил снова, и я вспомнила как Максуд ударил его ножом, внутри все начало болезненно драть — не могу, когда кому-то больно мне самой становится очень плохо. Животное было ужасно жалко ведь он за меня заступился и спас мне жизнь. В отличии от его хозяина совершенно безвозмездно. Я бросила взгляд на флягу с водой принесенную Аднаном, потом на свою веревку — должно хватить чтоб выйти из шатра и доползти до пса. Я могу промыть его раны и напоить. Хотя бы что-то сделать для него. Но для начала я оделась в одежду, которую принес для меня Аднан. В длинную джалабею, как и у мужчин. Только белого цвета. Материя невероятно приятная к телу. Похоже на тончайший лен. Подвязалась плетенным пояском. На голову набросила белый платок. Завязывать его на голове я не умела. Схватила флягу и вышла из палатки, щурясь от солнца и оглядываясь по сторонам. Всем было наплевать на меня. Мужчины толпились рядом по несколько человек, некоторые лежали прямо на песке, курили кальян. Судя по всему, пока что отряд не собирался покидать свое место. Я увидела пса справа от шатра он лежал в песке, тяжело дыша, вывалив язык. Какой же он большой, неизвестной мне породы. Издалека вообще похож на огромного волка только с более длинной шерстью, которая топорщится в разные стороны.

Когда я приблизилась к животному на четвереньках пес приоткрыл глаза и предупредительно зарычал на меня. Чуть оскалив мощные белые клыки. Перед глазами промелькнула картинка как он отгрызает этими клыками руку Максуда и к горлу подступила тошнота.

— Я хочу тебе помочь…всего лишь промыть твою рану и дать попить. Тебе станет легче.

Острые бархатные уши пошевелились, и пес тяжело вздохнул.

— У меня даже есть пару кусочков лепешки и я отдам их тебе, если дашь посмотреть твою рану. Я подползла еще немного и тут же остановилась с дико колотящимся сердцем.

— Я боюсь тебя поэтому не рычи на меня.

Подползла еще немного и пес вдруг резко поднялся на передние лапы. А у меня дыхание от страха перехватило. Но он не шевелился, и я замерла.

— Хочешь сначала лепешку? Но так ведь не честно. Мы договаривались по-другому. Сначала я смотрю — потом ты получаешь кусок лепешки.

Пес склонил голову вправо потом влево. Рассматривая меня умными и жутковатыми глазами разных цветов.

— Ладно, держи кусочек.

Протянула кусок на ладони и внутри все застыло, а сердце перестало биться на доли секунд. Если клацнет пастью — мою руку точно оттяпает по локоть. Но пес очень осторожно взял с моей ладони лепешку и тут же ее проглотил, а я почувствовала себя чуть ли не дрессировщицей тигров. Прям расперло изнутри от радости, но тут же сердце ухнуло в пятки — пес наклонился к моему лицу. Очень медленно обнюхал и снова улегся на лапы. Тяжело вздохнул, глядя на мою флягу.

— Хочешь пить? Бедный ты ведь хочешь пить.

Я налила воды в ладонь, и пес принялся жадно лакать с нее воду. А я тем временем увидела рваную рану на его плече. Из нее все еще сочилась кровь.

«Эта мазь дезинфицирует раны. Ожог надо смазывать каждые несколько часов» голос Икрама, чуть смазанный туманом забытья всплыл где-то в подсознании. Но я все же вначале смочила водой полотенце и протерла рану. Пес тут же вскинул голову и оскалился.

— Прости…прости я не специально. Я хочу помочь тебе. Только не ешь меня. Отец всегда говорил, что я такая худая, что меня даже волкам на съедение отдать нельзя. Поэтому я точно не вкусная. Правда-правда.

Говорила по-русски и продолжала протирать рану. Пес уже не рычал он только жалобно смотрел на меня и иногда вздрагивал. Бедныыый. Как ему досталось. Молчит и терпит. Столько мужества и отваги. Преданности. Выполнил приказ своего хозяина, рискуя жизнью.

— Ты очень храбрый мальчик. Очееень. Ты вступился за меня. Самый сильный воин.

Я подумала о том, что нужно смазать рану мазью, которую дал Икрам. Она наверняка должна помочь. Ведь мне помогла. Полезла обратно в палатку. Нашла баночку с вонючей смесью и вернулась к псу. Едва завидев меня, он оживился и поднял морду с лап, зашевелил ушами.

— Неет, сейчас вначале я намажу твою рану. А потом лепешка и вода.

Я поддела пальцами жирную гущу. Но едва протянула руку как на мое запястье легли темные пальцы Аднана ибн Кадира и сильно сдавили.

— Ты чокнутая? Он сожрёт тебя! Куда ты лезешь!

Потом бросил взгляд на выпавшую из моих рук лепешку и флягу, и густые брови сошлись на переносице.

— Это был твой обед и твоя порция воды. Зачем ты принесла их сюда?

Взгляд словно ударил огненной плетью по нервам. Я когда-нибудь привыкну к его жуткому взгляду? Когда-нибудь меня перестанет трясти от страха ряжом с ним?

— Я хочу смазать раны твоего пса и ….и с лепешкой он соглашается мне позволить это сделать.

Теперь брови удивленно приподнялись


— Смазать раны пса?

— Да. А что в этом странного? Неизвестно что делали тем ножом. Может быть заражение. Так говорила моя мама всегда, когда мы резали пальцы или сбивали коленки.

Брови так и оставались приподнятыми. Он смотрел на меня снова, как на диковинное насекомое.

— А какое тебе дело до моего пса?

— Он спас мне жизнь.

Тихо сказала я. А араб пожал плечами.

— Анмар — охранник и бойцовская собака. Я приказал — исполнил. К твоей никчёмной жизни это не имело ни малейшего отношения. Он точно так же сторожит мою лошадь и моего верблюда. Если я прикажу — он тебя съест на ужин.

— Если выживет.

Упрямо добавила я.

— На все воля Аллаха. Не выживет — пустыня примет его плоть и кости.

— Тебе наплевать на твоего верного друга? Ты так просто говоришь об этом. А он живое существо. Ему очень больно. Зря он тебе предан — ты этого недостоин.

Зеленые глаза сверкнули и брови превратились в одну сплошную линию, казалось меня сейчас испепелят взглядом или просто прирежет кинжалом, который висит у него на поясе.

— Умереть в бою — это достойная смерть воина. Не тебе судить об этом, глупая женщина.

А медленно выдохнула, а ибн Кадир присел на корточки возле пса и потрепал его между ушами.

— Умереть можно всегда…но в цивилизованном мире существует такое понятие, как медицина. Людей лечат и животных тоже. Им не дают умереть в болях и страданиях.

— Смерть — это избавление от тяжести мирской жизни. Смерть — это возможность узреть Всевышнего.

— Смерть — это горе. Смерть — это потеря навсегда. Ты понимаешь значение этого слова? Смерть — это расстаться со своей семьей и стать никем в песках. Умирать страшно и больно.

Резко вскинул голову и посмотрел на меня.

— Человек приспосабливается ко всему.

— Верно, из человека можно даже сделать животное, как те люди в ошейниках, с татуировками на лицах. Я уверена они бы предпочли смерть, а не такое унижение — быть твоими вещами. Господи, да тебе наплевать на все что я говорю.

— Наплевать, все верно. Ты говоришь о том, чего не знаешь.

— Я скучаю по своей семье. Ты отнял у меня свободу. Я мертвая без них!

Наверное, я перегнула палку и меня сгребли за шкирку так, что я теперь болталась на вытянутой руке Аднана.

— Нет, ты живая и ужасно глупая. Дети рано или поздно покидают своих родителей, а родители отправляются к Аллаху и покидают своих детей. Ты злишь меня сейчас просто так. А мне совсем не хочется тебя наказывать и показывать, где твое место и что пока что ты очень даже живая.

— Что может быть еще хуже?

Он вдруг стиснул мои скулы с такой силой, что у меня выступили слезы.

— Например остаться без языка, Альшита.

И разжал пальцы. А я грузно упала рядом с псом. Снова упрямо набрала мазь пальцами.

— Не трогай — он же руку тебе отгрызет.

Я передернула плечами, игнорируя голос Аднана и смазала раны пса. Потом погладила его между ушами. Провела ладонью по широкой морде, почесала с обеих боков мощную шею. Пес от наслаждения вывалил язык и закатил глаза.

— Яяяя алла, Анмар, ты серьезно? Только потому что она женщина?

Я отняла руку, и пес ткнулся в нее носом, подсунул под нее мощную голову. Хвост Анмара метался из стороны в сторону поднимая в воздух облака песка.

— Дааа, вот так, — я сама не поняла, как улыбаюсь и чешу пса уже обеими руками, — нравится, да? А здесь? И здесь? Хороший мальчик.

Подняла голову и посмотрела на Аднана — тут же вздрогнула. Широко расставив ноги и сложив руки на груди, он смотрел на меня. И в его взгляде… я не знаю, что в нем было. Но именно так он на меня еще ни разу не смотрел. Взгляд впервые смягчился и глаза стали очень светлыми.

— Забавно, мой самый свирепый пес ест с ладошки моей вещи. Иди в палатку, Альшита. Этой ночью мы все еще остаемся здесь. Выезжать будем завтра.

Потом добавил.

— Тебе принесут обед и еще одну порцию воды. Анмара покормят отдельно. Меня не будет, но тебя будут стеречь ты можешь не бояться.

Если тебя не будет мне больше некого бояться. Когда он ушел мы с псом перебрались в палатку, и я наконец-то спокойно уснула.