Моя ревность тебя погубит

Она почти вдвое младше меня — и любая незначительная проблема заканчивается трагидией в её крохотном мире. В грудной клетке Полины целые города — узкие улочки с гранитной брусчаткой и парки — малахитовые островки спокойствия. Живая музыка по вечерам. Долгие закаты оранжевого цвета с розовым оттенком. Гладкий прохладный песок ранним утром. Маленькие зелёные листочки на деревьях, растущих во дворах высотных домов — совсем как тех, которые строит моя компания. Всё это живёт в ней — несмотря на ужас, который окружает Полину во внешнем мире. И когда что-то тревожит без того беспокойные мысли — все здания рушатся, превращая города в руины.
Превращая душу этого ангела — в грязно-серые руины, не подлежащие восстановлению.
Но я любыми способами хочу сохранить все здания — и своими действиями построить новые.
—Со справкой о болезни вопросы о твоём прогуле отпадут?
—Но у меня ведь нет никакой справки.
—Она будет у тебя к завтрашнему утру. Завезу перед школой, как раз и подвезу тебя.
Минутное молчание, будто мы на похоронах. Понимаю, что ей неудобно от любого моего проявления заботы — будь то дорогой подарок или банальные слова поддержки — но эта реакция для меня бесценна. Покраснения на лице. Взгляд, постоянно играющий со мной а прятки — он прячется, а я ищу из раза в раз.
Каждое неосознанное действие Полины оживляет все мои органы чувств — и меня целиком.
—Стас, я не знаю, как тебя… Как тебя благодарить за всё, что ты делаешь для меня,— с трудом выдавливает она.
—Перестань меня благодарить,— я сдержанно улыбаюсь, краем глаза поглядывая на неё.— Давай с тобой договоримся раз и навсегда — мы будем придерживаться модели отношений, где мужчина берёт на себя главную роль и решает все проблемы. Из нас двоих мужчина я — и для меня всё это само собой разумеющееся.
Сотни людей в моём подчинении — и обычно я ни с кем не церемонюсь, не подбираю слова, не вхожу в положение. А с ней по-другому — впервые, будто боюсь ранить громким дыханием, поэтому лучше буду тренировать его или вовсе перестану дышать.
Она отправила меня в нокаут, даже не поднимая хиленькой руки.
—Я ничего не требую взамен. Разве что,— говорю я и сразу же замолкаю, чтобы немного повысить девчачий интерес.
—Что?..
—Почаще улыбайся. И доверяй мне. Пока что это сложно, но со временем ты привыкнешь.
Котёнку сложно доверять кому бы то ни было после того, как ему переломали лапы — и она точно в таком же положении, не может сразу же поверить в искренность моих намерений. Остаётся только доказывать любыми действиями, что я — надёжный мужчина, который никому не позволить её обидеть.
Чёрт, эти постоянные мысли о ней — эти непрекращающиеся мысли о ней просто обгладывают мои кости изнутри, словно стая голодных волков. В редкие моменты просветления — как сейчас — меня беспокоит нездоровый интерес к Полине. Но это беспокойство длится всего несколько минут. А потом — как и всё остальное время — вопреки всему я самолично его только увеличиваю.
Когда подъезжаю к дому Полины, плавно останавливаю машину.
—Приехали, можешь бежать.
—А ты будешь скучать?— на одном дыхании выпаливает Полина.
—Я уже по тебе скучаю, принцесса. Но я постараюсь приезжать к тебе как можно чаще. Ты же разрешишь баловать себя иногда?
—Разрешу,— отвечает она, расплываясь в смущённой, но при этом озорной улыбке. Правда улыбчивость Полины проходит слишком быстро, чтобы я успел ею насладиться. Возможно, вся причина в том, что она возвращается в эпицентр нервотрёпки.
—Чего приуныла?
—Опять мама будет ругаться, когда придёт с работы.
—Думаешь?
—Да.
—Не бойся. Мы сделаем так, что мама никогда больше ругаться не станет.
—Как это?
—Волшебники своих секретов не раскрывают.
Выхожу из машины, Полина следом, когда я открываю ей дверцу.
—Всё, беги домой. Я знаю, что ты соскучилась по папе.
—Пока, Стас,— она собирается уходить, но я останавливаю её.
—Подожди. Скажи, когда мама обычно с работы возвращается?
—Ну, обычно к половине седьмого, а почему ты спрашиваешь?
—Да нет, ничего. Просто, может справка будет готова к вечеру. Думал, заеду и ещё раз тебя увижу. Ладно, больше тебя не задерживаю. Иди домой, коротышка.
***
С чувством усталости я уже давным давно на «ты» — крепко обнявшись, мы распиваем виски и распеваем похмельные песни. Я привык к бешенному жизненному ритму — когда телефон не отлипает от уха двадцать часов в сутки, только голоса меняются на той линии. Но вот полное опустошение — такое у меня впервые (или я испытывал нечто подобное, но настолько давно, что уже и не помню). Это гадкое чувство похоже на холод — внезапный холод, который окутывает тебя в то время, как парит знойное июльское солнце. Веки стремительно тяжелеют, будто сшиваются невидимой прочной нитью. Сосуды не выдерживают столь быстрой перемены температуры.
Она хуже никотиновой зависимости, алкогольной, наркотической — она меня убивает без вреда здоровью. Я обезвожен нашей разлукой. Я сломан нашей разлукой. Я расчленён и расфасован по мусорным пакетам. Я час сплю — и полчаса сижу, думая о том, чем могу её порадовать.
Сутки напролёт она в мыслях — можно ли как-то избавиться от этого? Хотя бы на одну ночь избавиться от бессонницы — хотя бы шестьдесят секунд провести без призрачного присутствия Полины.
Можно?
Маловероятно. Вряд ли. Нет.
Делая последнюю сигаретную затяжку, захожу домой и вижу Алину. Сидит на привычном для неё месте. Курит. Тоже.
—Снова начала курить,— констатирую, подходя ближе.
Она приподнимается, чтобы встретить меня поцелуем.
—Несколько недель уже,— говорит она, выхватывая окурок из моей руки.— Если бы ты задерживался дома чуть дольше, чем на двадцать минут в день, то знал бы.
—Прости, в последнее время много работы навалилось.
—Да я всё понимаю — деньги с неба не падают. Сегодня надолго?
—Ближе к шести часам надо будет ненадолго отъехать.
—То есть сегодня почти семейный день?
—Можем считать и так.
—Надо будет выделить этот день как «охренеть какой редкий».
—Будешь язвить?
—Просто шутка.
Я присаживаюсь напротив Алины, а она встаёт из-за стола и достаёт виски из мини-бара. Наливает в стакан, после чего передаёт мне.
—Я же сказал, надо будет уехать.
—Можешь не пить.
Она становится сзади и начинать медленно массировать мне плечи.
—Какой-то ты сверх напряжённый.