Альтер эво
Взглянув на человека, Майя меняет мнение относительно того, кто солирует в комнате – и в этом краснокирпичном заведении в целом, – если вообще не во всем районе. И это притом что человек стоит спиной к ним у стрельчатого окна, заложив руки за спину и не подавая признаков заинтересованности.
Оскар мягко закрывает дверь, сам оставаясь в кабинете.
– Добрый день, даймё, – безэмоционально произносит Давид, и Майя не может удержаться – снова косится на него с недоумением: это что еще за диковинный зверь такой?
Человек у окна выдерживает четырехсекундную паузу, как хозяин в собственном доме, а потом оборачивается.
У него короткие полуседые волосы, тонкогубый рот и темные глаза холодно-серого цвета никеля или мышиной шкурки. Навскидку мужчине, одетому в темные брюки и темно-бордовый вязаный кардиган с воротником-шалью, можно дать лет сорок-пятьдесят, и в целом вид у него вполне благопристойный, даже интеллигентный. Однако костяшки его рук немного настораживают – это если закрыть глаза на все прочее, что настораживает в ситуации, а этого прочего (включая Оскара за спиной) столько, что тревожные лампочки у Майи в голове уже не мигают, а, не переставая, лупят в глаза дальним светом, притом кроваво-красным.
– Рад видеть тебя, Давид, – голос у мужчины такой же бесстрастный, сухой. – У тебя неприятности?
Против воли в Майе поднимает голову доброе чувство. Она-то ожидала, что сейчас начнется долгий и многозначительный словесный волейбол в мафиозном стиле. Ан нет – сразу к делу.
– Не скажу так, – отвечает Давид. – У меня дело, которое нужно сделать.
– Полагаю, нужно не тебе? – Таинственный зверь даймё переводит взгляд на Майю. – Иначе стоило ли приводить гостью?
– Это дело – мое, – спокойно повторяет Давид. – Весь спрос с меня.
– И какой с тебя спрос? – Человек отходит от окна, берет со стола небольшую деревянную шкатулку, поднимает крышку и двумя пальцами достает оттуда какой-то маленький предмет. – Что ты хочешь сделать для меня, чтобы я сделал твое дело?
– Сегодня ночью забрали братьев Нефедовых.
Человек равнодушно кивает и забрасывает в рот то, что извлек из шкатулки – коричневый кругляш размером с крупную фасолину:
– Да, буги-братцы покинули здание. Расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю, Давид.
– У них человек в банковской системе. Еще один – оператор наблюдения, и один в страховании. Все трое полностью прозрачны. Я могу передать их тебе.
Судя по тихому, но выразительному выдоху Оскара позади них это – очень хорошее предложение. Однако даймё не спешит прыгать и хлопать в ладоши:
– Откуда же они у тебя самого?
– Я хорошо знаю всех троих, – сухо отвечает Давид. – Мы росли вместе. А младший Нефедов многовато болтает под орто, а употребляет, случается, не в тех местах. Сведения точные, и всегда можно проверить.
Даймё скептически покачивает головой:
– Нефедовы с трех часов ночи в полиции. Сейчас полдень, и все люди, которые были их людьми, уже давно стали людьми полли.
Теперь качает головой Давид:
– Игорь Нефедов уже терпел поражение и всякий раз возвращался. Он делец. Он будет молчать, потому что захочет сберечь тылы на будущее. А его братец – берсерк, который скормит свою правую руку ротвейлеру, просто чтобы показать конвоирам, с кем они связались.
Оскар за спиной Майи одобрительно хмыкает, выражая согласие с приведенной аргументацией.
– Так что же ты хочешь в обмен на этих троих? – спрашивает мужчина в вязаном кардигане.
– Дополнительное направление в открытой кредитной линии. Сумму и целевое назначение я назову.
– Как будто бы у тебя есть открытая кредитная линия, – покачивает головой тот, кого Давид называет даймё. – Можно подумать, она есть хоть у кого-то в радиусе километра – за вычетом одного человека, конечно. – Он снова бросает взгляд на Майю, а Оскар позади издает негромкий смешок.
Вот в этот самый момент Майе и становится дурно.
Она вдруг ясно понимает, что мужчина в бордовом кардигане не собирается помогать. Даже не понимает – она видит это так же четко, как одновременно видит и его самого. Это похоже на очередное ее наваждение, вроде тех страшных картинок, которые начались в детстве с падения в пруд и донимали ее после этого несколько лет, а потом прошли, а потом вернулись снова, и буквально несколько часов назад она вспомнила, после чего они вернулись.
Сейчас немножко иначе. Сейчас Майя видит одновременно и реальное, и иллюзорное (хотя оно ровно такое же настоящее, как и то, другое, и разница только в том, какая реальность появилась раньше, потому что первичное Майин мозг оценивает как истинное). Она видит, как человек, которого называют даймё, делает шаг к столу, почти вальяжно выдвигает ящик, достает оттуда компактное оружие с коротким стволом и направляет на Давида. Причем целит даже не в голову, а куда-то в живот, как будто ему лень поднимать так высоко и потом еще держать на весу руку. В этот же момент Майя чувствует, как к ее собственному затылку прижимается что-то, что не может не быть оружием Оскара.
Одновременно с этим ничего подобного не происходит. В «реальной» реальности (той, что появилась раньше; той, что непрерывно связана с реальностью поездки сюда и предыдущими реальностями по причинно-следственной цепочке) мужчина в кардигане молча потирает подбородок и мысленно оценивает предложение Давида. Либо делает вид.
Господь всемогущий, чтоб меня, думает Майя. Да так ведь и крышей потечь недолго.
Я должна что-то сделать, думает Майя, а то та, вторая, реальность стопроцентно станет первой, вот нутром чую, так и будет.
– Не надо, – хрипло произносит она.
Даймё медленно поворачивает голову и смотрит на нее как на заговорившую лопату. Давид остается внешне невозмутимым, но Майя чувствует изменение в окружающем его поле и понимает, что он приготовился.
– Прошу, развейте свою мысль, – учтиво предлагает даймё. – А то как-то ни хера, простите, не ясно, что вы имели в виду.
Майя вдыхает поглубже и переставляет левую ногу поудобнее. Она уже знает, что это было зря. Необъяснимо, но почему-то само то, что она вообще заговорила, уже склонило чашу весов – и не в их с Давидом пользу.
– За что вы злы на него? – спрашивает она, просто чтобы продолжать говорить. – На Давида. Что он вам сделал?
Мужчина в бордовом кардигане поднимает брови:
– Я вовсе не зол на него, милочка. Просто, боюсь, он неверно оценил природу наших взаимоотношений. Те, кто мне служит, вправе рассчитывать на определенные милости с моей стороны. Но я не торгую со своими слугами – тем более с бывшими. Предположить обратное означает проявить неуважение. А я не люблю неуважения.
Майя и рада бы воспользоваться сейчас каким-нибудь тайным языком знаков, чтобы предупредить Давида, но приходится работать с тем, что есть. Поэтому она просто произносит вслух:
– Он будет давить на тебя, угрожая мне, пока ты не отдашь ему тех троих задаром. Тогда от меня он избавится, а тебя хорошенько помучает – отрежет нос либо что-то другое, он еще не решил, – и потом предложит на выбор либо вернуться к нему, либо тоже умереть.
Майя понимает, что никто в здравом уме не станет реагировать на подобный бредопоток нервной женщины, а значит, им конец.
Проходит секунда – долгий-долгий стоп-кадр, – после чего Давид резко уходит вбок и назад, оказываясь по левую руку от Оскара, что тому категорически неудобно, и отбивает в сторону руку, в которой уже зажат пистолет. Ствол пролетает по кабинету и грохает о толстое оконное стекло (без вреда для последнего), но Майя не следит за этим – позади начинается какая-то возня, а она тем временем бросается вперед, чтобы преградить даймё путь к столу.
Расстояние для ног ее длины довольно большое, но ей все же удается блокировать мужчине в бордовом кардигане дорогу к ящику с оружием. Беда в том, что ящик его не интересует. Даймё спокойно опускает руку в карман своей вязаной кофты и достает короткоствольную малышку оттуда прежде, чем Майя успевает ему помешать. И ствол он на этот раз держит высоко – направленным прямо на ее переносицу.