#Бояръ-Аниме. Романов. Том 14 (СИ)
Наконец, нас завели в покои на третьем этаже. Роскошно украшенная гостиная, много позолоты и массивный рабочий стол посреди помещения.
Марина Кирилловна тут же отошла чуть в сторону, чтобы не отвлекать нас с канцлером от важного разговора. Однако всем своим видом изобразила готовность броситься исполнять любой мой каприз. Ни дать ни взять примерная секретарша.
Бернар де Дамартен не заставил себя долго ждать. Несмотря на то, что внешне он производил впечатление глубокого старика, на деле двигался канцлер бодро. Он явно волновался перед встречей.
Но вышел канцлер ко мне без пиджака, демонстрируя неформальность встречи.
— Дмитрий Алексеевич, — с улыбкой заговорил канцлер Франции, но тут же заметил стоящую в уголке Марину Кирилловну, — рад, наконец, встретиться с вами лично. Но я полагал, что мы будем общаться в более приватной обстановке.
Я покачал головой в ответ, внимательно глядя на ключника.
— Считайте, что я здесь один, господин канцлер. И мы можем говорить откровенно. Вы — главный в обществе Януса Двуликого, я — высший администратор общества Хранителей. Я обещал вырезать ключников при первой возможности, но сейчас вас защищает слово моего цесаревича. Так что, если вам есть что сказать, я выслушаю. И вас не трону.
Не произнесенное «пока что» канцлер уловил. Я заметил это по чуть дрогнувшим векам.
— Что ж, в таком случае не буду затягивать, — проговорили он, жестом предлагая мне присесть.
Я занял место и скрестил руки на груди. Да, поза откровенного недоверия, но с чего бы мне доверять ключнику? Моя воля, он бы уже не дышал.
Бернар де Дамартен присел на краешек своего стула.
— Я знаю, что Хранители подбирают новое поколение, — произнес он негромко. — И знаю, что действия нашего общества настроили вас против нас. Однако же я готов на деле доказать, что могу быть вам полезен.
Я приподнял бровь. Такой откровенной торговли за свою жизнь я не ожидал. Впрочем, нужно отдать старику должное. Не каждый с его властью и возрастом может себе позволить склониться перед мальчишкой.
— Ваша матушка была уверена, что мы сможем договориться, Дмитрий Алексеевич, — сказал он в завершение. — И после всего, что я о вас узнал, я склонен с ней согласиться. Вы не стали врагом для рода великих князей Невских, хотя убили младшего сына Емельяна Сергеевича.
— Понятно. И вы рассчитываете наладить со мной настолько же доверительные отношения, как у меня с великим князем Невским? — уточнил я, приподняв бровь.
Канцлер кивнул.
— Именно, Дмитрий Алексеевич, — подтвердил он. — Я готов представить доказательства, что никогда не желал вреда вам лично, вашей семье или Русскому царству. Вы получите все записи наших разговоров с того самого дня, как я вошел в круг последователей Януса Двуликого. Однако вы ведь понимаете, что наше общество не однородно, и моя функция, как хранителя — всего лишь совещательная?
Я вздохнул, на миг прикрыв глаза. С одной стороны, вряд ли на тех записях было бы что-то действительно полезное. С другой — может быть, там отыщется нечто, с чем я смогу работать. Как ни крути, а именно ключники служили теми самыми руками, которые толкали прогресс на Земле.
Да, криво, косо, с множеством жертв. Но не извлекать совсем никакой пользы — это все равно что признать, что те жертвы были напрасны. А это неправильно.
— Предоставьте мне записи, господин канцлер, — проговорил я, открыв глаза. — Я изучу их и подумаю над вашей просьбой.
Бернар де Дамартен едва сдержал улыбку. Но тут же взял себя в руки, чтобы уточнить.
— Значит ли это, что вы, как высший администратор, также запретите другим Хранителям убивать меня, как остальных ключников? — спросил он.
— Полагаете, мне нужно обманывать вас? — вопросом на вопрос ответил я. — Господин канцлер, я не из тех, кто будет одной рукой принимать перемирие, а второй нарушать его. Думаете, я дам обещание, что не трону вас лично, а потом пришлю Хранителя, чтобы он забрал вашу жизнь? Никто вас не тронет, пока я не вынесу своего окончательного решения. Однако уточню: к обществу ключников вы больше не прикасаетесь, даже не дышите в ту сторону. А если нарушите это условия, считайте, что вы уже мертвы.
Бернар де Дамартен вздохнул с облегчением.
— Благодарю, Дмитрий Алексеевич, и прошу простить за сказанное ранее, я политик, и привык к тому, что в политике нет места честности, только выгоде.
Я кивнул, поднимаясь на ноги. Канцлер последовал моему примеру, но руки для прощания протягивать мне не стал. Он боялся меня, до ужаса, наверное, никогда в своей долгой жизни Бернар де Дамартен не был так напуган, как сейчас.
— У вас есть мой номер и адрес, господин канцлер, — произнес я. — Пришлете ваши записи как можно скорее. В Русском царстве сейчас будет объявлен траур, и любые официальные мероприятия будут отменены. Так что у вас появится время слетать в Париж и обратно…
Бернар де Дамартен покачал головой.
— Мне не нужно возвращаться во Францию ради доказательств, Дмитрий Алексеевич. Такие важные документы я всегда вожу с собой. И вручу их вам немедленно.
Однако, несмотря на заверения канцлера, ждать пришлось несколько минут, пока он ходил в смежные комнаты. Я в это время читал сводку «Оракула» по происходящему в Русском царстве.
И мне не нравилось то, что я видел.
* * *
Тверское княжество, Торопец, особняк боярского рода Мишиных.
— Борис, нам нужно серьезно поговорить, — заявил боярин, когда его второй сын вошел в кабинет. — Прошу, садись.
Молодой человек с длинными волосами, уложенными в хвост, кивнул и опустился в кресло напротив родителя. Боярин же несколько секунд рассматривал Бориса, в который раз отмечая, насколько второй сын не похож на Мишиных. Не та форма лица, не тот разрез глаз.
И все же он считал Бориса своим собственным сыном. И растил его именно так, воспитывал сам, передавая все возможные знания и навыки. К сожалению, не зря — старший брат Бориса, наследник, погиб при исполнении своего долга. И теперь уже Борису Николаевичу предстояло занять место отца, когда тот уйдет на покой.
Однако прежде чем это случится, боярин был обязан рассказать наследнику истину о его происхождении. Государь умер, мать Бориса тоже мертва, и хранить тайну Николай Петрович Мишин был больше не в силах.
— Я никогда не выделял тебя, — заговорил боярин, не сводя взгляда с наследника. — Ты всегда был и будешь членом рода Мишиных.
Борис вскинул бровь.
— Судя по твоим словам, отец, мне вскоре придется в этом усомниться, — заметил молодой человек. — И раз уж ты решил поговорить об этом после объявления о гибели государя, у меня не остается иных вариантов.
Николай Петрович кивнул с горькой усмешкой.
— Ты всегда был смышленым, Борис. Твоя мать и я согласились участвовать в тайне государя и царицы. Нас выбрали за верность престолу, — он снова усмехнулся и покачал головой. — Если бы я знал тогда, что эта верность отберет у меня все, что у меня было, никогда бы не пошел на эту сделку.
Борис слушал молча, не перебивая. Понимал, что отцу нелегко дается разговор, и бередить его душевные раны уточнениями считал излишним.
— Доктора взяли биоматериал царя и царицы и подсадили его твоей матери, моей супруге, — проговорил Николай Петрович. — Государь поставил условие: ты должен быть официально признан нашим сыном, получить достойное воспитание и образование. Взамен нам была обещана полная поддержка любых начинаний.
Борис Николаевич улыбнулся.
— Так вот, как мы отстояли завод на том суде? Государь вступился?
— Да, личное вмешательство Михаила II не позволило нам потерять наш завод, — подтвердил боярин Мишин. — И еще раньше, ты об этом даже не знал, оплачивал лечение твоей матушки, которая сильно сдала после того, как родила тебя. Но Светлана умерла, унеся с собой тайну твоего рождения в могилу. Умер, исполняя свой долг, Александр, и ты стал моим единственным наследником. Государыня скончалась при пожаре в московском монастыре, куда ее упек сам государь. А теперь и его не осталось.