Мир в XX веке: эпоха глобальных трансформаций. Книга 1

В 1992 г. все государства, входящие в Европейское сообщество, подписали договор о создании Европейского союза (ЕС). Так называемый Маастрихтский договор определяет три опоры ЕС: экономический и валютный союз, общую внешнюю политику и политику безопасности, общую политику в области внутренних дел и юстиции. Сегодня ЕС — это не только экономическое, но и политическое объединение 28 европейских государств, один из ярких примеров региональной интеграции. Доля ЕС в мировом валовом внутреннем продукте составляет порядка 23%.
Бесспорным экономическим прорывом стало создание общеевропейской валюты — евро. Евро был введен в наличное обращение в 1999 г., сменив европейскую валютную единицу (ЭКЮ), которая не использовалась в наличных расчетах. Евро стал одной из ведущих мировых валют (конкурируя на региональных рынках с долларом США).
Дискуссии о капитализме в XX в. Истоки современного капитализма видятся исследователям в XIX в. Интересно, что авторы «Кембриджской истории капитализма» появление современного капитализма датируют 1848 г., т. е. годом выхода в свет «Манифеста коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса. Действительно, стратегии и структуры накопления капитала, которые сформировали нашу эпоху, впервые появились в последней четверти XIX в. Они берут свой исток в новой интернализации (сокращении или устранении отрицательных внешних эффектов путем превращения их во внутренние) издержек в логике максимизации прибыли капиталистического предприятия. Точно так же как в мировых процессах голландский режим накопления капитала пошел дальше генуэзцев, интернализировав издержки защиты, а британский режим — дальше голландцев, интернализировав издержки производства, так и американский режим пошел дальше британцев, интернализировав операционные издержки (Д. Арриги). По этой причине идея интернализации операционных издержек все чаще рассматривается как отличительная особенность четвертого (американского) системного цикла накопления, произошедшего в XX в.
Как было доказано французским экономистом Т. Пикетти, фундаментальное неравенство, когда уровень доходности капитала существенно превосходит рост доходности труда, отражает общую логику развития экономики в XX в. Когда уровень доходности капитала значительно превышает показатели экономического роста, оказывается, что рекапитализация имущества, накопленного в прошлом, осуществляется быстрее, чем растет производство и доходы. А значит, наследникам достаточно сберегать часть доходов, полученных с капитала для того, чтобы он рос быстрее, чем вся экономика в целом. В этих условиях наследственное имущество почти неизбежно будет преобладать над имуществом, накопленным в течение трудовой жизни, а концентрация капитала будет достигать очень высокого уровня, который, вполне вероятно, не будет соответствовать меритократическим ценностям и принципам социальной справедливости.
 
Экономические институты: экстрактивные и инклюзивные 
 
Почему одни страны богатые, а другие бедные? — такой вопрос задают авторы новой институциональной теории Д. Аджемоглу и Дж. Робинсон. В их книге «Почему нации терпят неудачу? Истоки могущества, процветания и бедности» (2012) обобщены современные представления об институциональных возможностях и ограничениях экономического развития. Институциональный подход к рассмотрению проблем экономической истории состоит в том, что существующие объяснения экономических успехов и неудач государств, основанные на географических, этнических, религиозных, культурных факторах, несостоятельны. Аджемоглу и Робинсон утверждают, что как процветание, так и упадок государств обусловлены в первую очередь природой их экономических и политических институтов, доказывая свой тезис на нескольких парных примерах обществ, развивающихся существенно разными путями при практически полном совпадении географических и национальных контекстов (в частности, сравнивая американский город Ногалес с мексиканским городом Ногалес, Северную и Южную Корею, Ботсвану и Зимбабве).
  
Традиционно под институтами, по определению Д. Норта, понимаются как формальные правила и неформальные ограничения, так и определенные возможности принуждения к выполнению этих правил и ограничений. Продолжая исследование экономических институтов в историко–сравнительном контексте, Аджемоглу и Робинсон дополняют классическое определение такими понятиями, как экстрактивные и инклюзивные институты. Так, экстрактивные экономические институты позволяют немногочисленной элите управлять экономикой государства для собственной выгоды (например, СССР или КНР). А инклюзивные экономические институты обычно открыты для участия, если не всех, то большинства, что позволяет вступать в экономические отношения с возможностью получения прибыли (например, Великобритания или США).
 
В случае с экстрактивными институтами обычно создаются препятствия для граждан извлекать для себя выгоду из участия в экономических отношениях. Часто экстрактивные институты допускают отчуждение собственности или доходов в пользу отдельных групп населения. Экстрактивные экономические институты обычно поддерживаются экстрактивными политическими институтами, которые охраняют контроль привилегированных групп над экономикой. Для функционирования инклюзивных институтов характерны гарантии неприкосновенности собственности, отчуждение собственности или доходов не допускаются. Инклюзивные экономические институты поддерживаются инклюзивными политическими институтами, которые не позволяют небольшим группам регулировать экономику государства в свою пользу.
 
Интересен вывод, что экономический рост и расцвет государств возможен в условиях как экстрактивных, так и инклюзивных институтов — разница таится в динамике роста. Экономический рост возможен для государств с экстрактивными институтами, но обычно такой рост недолговечен, а главное — он не ведет к существенному росту благосостояния большинства населения. Государства с инклюзивными институтами способны к стабильному росту, из которого извлекает выгоду большинство населения, следствием чего становятся рост уровня жизни и сокращение бедности. Кроме того, государства с инклюзивными институтами сравнительно легче и успешнее преодолевают внутренние и внешние кризисы, тогда как экстрактивные институты чаще усугубляют кризисы из–за соблазна получить абсолютную власть над экономическими ресурсами.
 
По сути современное представление о капитализме складывается из четырех главных свойств: право частной собственности, право договора с третьей стороной–бенефициаром, рынки с отзывчивыми ценами и поддерживающие экономический рост правительства. Причем правительственная поддержка капиталистического роста во многом уже свойство «смешанной экономики» государства благоденствия. Г. Ван дер Вее выделил три главные модели послевоенной смешанной экономики: неоэтатистская модель, основанная на создании обширного госсектора, национализации промышленности и централизации банковской сферы (Великобритания, Италия, Франция); неолиберальная модель, основанная на механизмах эффективного рынка с ориентацией на частный сектор (США, ФРГ); модель централизованного согласия, основанная прежде всего на социальном консенсусе в малых европейских странах (Австрия, Бельгия, Нидерланды, Швеция). Несмотря на существенные различия этих моделей, им свойственны некоторые общие черты: важная роль социальных трансферов (пенсий, пособий, социальных выплат), позволяющих обеспечить небогатых или нетрудоспособных граждан; фактическое решение продовольственной проблемы благодаря механизации и химизации сельского хозяйства, сопряженного с разнообразным импортом пищевых продуктов; высокопроизводительная промышленность, требующая образованных и высококвалифицированных людей, увеличивающих производство технически сложных товаров, способствуя диффузии инноваций и потребления; и наконец, превращение сектора услуг в главную сферу занятости. Таким образом, смешанный тип экономики способствует переходу развитых стран к обществу массового потребления, равно как и к постиндустриальной стадии развития, основанной на наукоемких технологиях, информации и знаниях как производственном ресурсе, творческой деятельности человека.