Королева украденных безделушек (СИ)
— У Глеба есть в заначке вкусные конфеты, — очень настойчиво зашептала Оля. — Пойдем чай попьем!
— А ты, коза, уже заначку нашла, да? — подловил их Глеб, распахнув дверь своей студии, когда они проходили мимо.
— У нас гостья. Че, зажмешь? — нахально выпалила Оля.
Глеб не зажал то ли в знак гостеприимства, то ли потому что съел не один пакет мармеладных конфет у Лины дома и считал себя обязанным угостить ее тоже.
Пили чай они втроем. Оля сразу поведала о том, что хочет учебный сеанс гаданий, но не успел Глеб бросить на Лину укоризненный взгляд, добавила, что собирается завести канал на ютубе и снимать либо про косметику, либо про компьютерные игры — еще не определилась точно.
В глазах Глеба все равно мелькнуло осуждение.
Конфеты были и правда вкусными. Шоколадно-вишневые с грильяжем.
— С тобой потом поговорим, — сказал Глеб Оле. — Допила уже, поэтому кыш. А с тобой, — это было уже Лине, — сейчас.
Оля спорить почему-то не стала, хотя выражение ее лица было красноречивее слов, и свалила, прихватив с собой горсть конфет.
— Это ты так ее отговорила? — спросил Глеб, как только услышал звук закрывшейся в другой части квартиры двери.
Свой чай он тоже допил, поэтому, чтобы занять руки, принялся теребить пакетик, свисающий с кружки. Для Лины он налил слишком горячий, поэтому у нее оставалось еще больше половины и она смирно сидела с опущенными руками, лежащими под столом на коленях.
— Я ничего не обещала. И предупреждала.
Глеб тяжело вздохнул.
— Ее выгонят из дома.
— Надеюсь, ты преувеличиваешь, — нахмурилась Лина. — Предки у вас суровые, но не настолько же… Верно?
— Преувеличиваю? Если только немного. Она обычно сама сюда сбегает, а тут мать с глаз долой ее на некоторое время точно выгонит.
— Что ничем не отличается от того, как все есть сейчас, разве нет?
Глеб неопределенно повел плечами и оторвал бумажку от пакетика, причем, судя по его удивленно-раздосадованному виду, случайно.
— Да, почти не отличается. Но пора бы перестать вечно надеяться на меня.
— Я думала, ты любишь сестричку.
— Моя любовь не безгранична. Иногда мне хочется тишины.
Он отбросил белую веревочку внутрь, а затем раздраженно отставил кружку в сторону.
Сегодня, несмотря на радушный прием, он был слегка дерганым, и Лина потянулась к чаю, чтобы поскорее допить его и уйти, пока чего не случилось.
В прошлый раз под конец встречи он, не изменяя традиции, попросил раскинуть карты на ближайшие дни. Она неохотно послушалась и нагадала ему в скором времени переломный момент в жизни. Его хитрая улыбка потускнела, но он быстро взял себя в руки и не забыл это предсказание прокомментировать.
— Ну, посмотрим. Если это действительно ключевое событие, то оно не пройдет мимо меня и, возможно, я буду вынужден тебе поверить, — спокойно сказал он, а затем, театрально хлопнув себя по лбу, добавил: — Ах да! Тебя это тоже убедит, получается.
Лина опасалась, что Глеб воспримет это как призыв к действию.
Предупреди человека, что в ближайшее время он может споткнуться и упасть — и он непременно будет об этом думать и осторожничать больше обычного, а затем и тот самый злополучный камень отыщет. Самосбывающиеся пророчества — это не шутка.
У Глеба и без карт Лины должно было рано или поздно случиться нечто важное и серьезное в жизни. В его силах было ускорить его наступление. Спрыгнет он из того горящего дома или останется смотреть на пожирающий все вокруг огонь? Быть может, он вообще огнетушитель раздобудет? Почему бы и нет…
Что бы там Лина себе ни успела вообразить, она вовсе не хотела становиться частью чьего-то переломного события в жизни. Пусть это пройдет как-нибудь мимо нее. Она способна навредить только по мелочам — эти самые мелочи бездумно схватив и присвоив, например. Как если бы кольцо то действительно украла…
Лина сделала большой глоток чая, поморщившись от жжения на языке, и поспешила поддержать непринужденный разговор.
— Ты тоже таким был?
Глеб озадаченно склонил голову набок.
— Каким? С шилом в жопе?
— Золотым ребенком. Из музыкалки в художку, из художки в следующую секцию, а из секции домой делать уроки, чтобы не разочаровать папу с мамой плохими оценками?
— А… Вместо художки у меня были бальные танцы. Мамина мечта. Мамино разочарование. На третьем году отрезал своей партнерше косички и меня выгнали со скандалом.
Лина тихо засмеялась. Глеб тепло улыбнулся, на несколько секунд замер и лишь затем продолжил:
— После танцев я уговорил отдать меня на бокс, но быстро ушел оттуда. Не понравилось. Потом меня отправили на робототехнику… В общем, я много где побывал и много чего попробовал. Мать говорила: это чтобы дома не засиживаться и не бездельничать, как одноклассники. Дольше всего я протянул как раз в музыкалке. Играл на фортепиано. После окончания притрагивался к нему только на семейных праздниках. Бабушка подарила на одиннадцать лет огромную махину — так до сих пор и стоит в моей комнате у родителей. Я не испытывал ненависти к музыкальной школе, но и особого восторга — тоже. Сейчас иногда играю. Купил недавно синтезатор поностальгировать. Я не виню родителей, как Оля. Я очень долго был послушным и не бунтовал, а она перестала давать им жить спокойно уже в тринадцать. Я даже завидую ее храбрости. Думаю, что сам вырвался поздновато…
— Как?
— Пообещал окончить универ. Но перестал там бывать уже на третьем курсе. Вместо этого стал подрабатывать, чтобы купить приличный фотоаппарат. Потом тайком ходил на курсы фотографии. Сделал себе соцсети, фоткал знакомых и знакомых знакомых — и пошло-поехало. Университет все-таки окончил, сунул синий диплом отцу в руки и съехал.
— А Оля у вас в семье компромиссов не ищет.
— Не ищет. Мы действительно похожи, но она посмелее. Видит, что со мной прокатило, думает, что сделает все так же, но минуя университет.
— У нее может получиться, — заметила Лина.
Глеб прищурился.
— Делаешь выводы по разговору с ней? Или по раскладу?
— Считай, что это одно и то же.
— И то верно.
Он сложил на столе скрещенные руки и опустил на них подбородок, задумчиво сдвинув брови.
— Все мы хотим что-то родителям доказать. И приходится потом разгребать последствия этих попыток заслужить одобрение. Справишься с одним — придет что-то другое. Придут другие люди. Бесконечная борьба с тем, с чем бороться бессмысленно и нелепо, но остановиться и признать это не всегда получается. А в конце концов неизбежно начинаешь бороться и с самим собой. Надеюсь, Оле с этим больше повезет.
Лина вспомнила Диму и нахмурилась.
Она не могла поставить себя на его или Глеба место, потому что ее картине мира мама ничего не требовала и была хорошей, а папа… папа просто был когда-то. Однако ей казалось, что она прекрасно понимает, о чем речь.
От Глеба не ускользнула перемена в ее лице. Следующий вопрос был ожидаемым.
— У тебя не было проблем с родителями? То, чем ты занимаешься — потенциально сомнительная вещь для большинства людей.
Лина взглянула в глаза Глеба.
— Мама принимает то, что я делаю, даже с большей охотой, нежели я.
Точка в конце предложения была достаточно почти осязаемой, но Лина не винила Глеба за то, что в их непрерывном диалоге он открыл рот, чтобы задать логичный вопрос, а догадка догнала его только на середине фразы.
— А что… — он осекся и закрыл рот.
— Он был пьяницей и не дожил до тех лет, когда меня можно было начать осуждать, — сухо ответила Лина.
Глеб молчал, но молчание это не было неловким. Оно давало возможность либо выговориться, либо переключиться. Лина выбрала бы второе, но продолжение с языка слетело слишком быстро и легко.
— Но он бы осудил меня за другие вещи.
По крайней мере, она предполагала именно это. У нее ведь так и не вышло узнать, как бы он отреагировал тогда на воровство. Трезвого отца она помнила уже с трудом, а пьяный сделал бы что-то ужасное. По телу прошла дрожь от фантомной затрещины.