Немоногамия (СИ)

К сожалению, только сейчас, слыша за спиной обрывки некрасивых и совершенно неправдивых фраз, я понимаю, насколько Каминскому было непросто.
Это выступление на сцене перед сотней оживившихся людей – вовсе не о слабости, а о силе и достоинстве. И о том, что Яну, как и тогда, так и сейчас, наплевать на то, что о нас говорят.
Каминский не теряет самообладания и держится просто отлично. Хочется искреннее гордится тем, что, пусть мы и развалили свой брак, но прожили девять замечательных лет. Стали теми, кем мы есть, когда шли рука об руку.
Я порывисто мну подол юбки, но не упускаю ни единого слова. Тема доклада – крутая и очень полезная, особенно когда разбираешь развитие бизнеса в нестабильных условиях.
Нерешительно подняв голову, тут же перестаю дышать, когда наши с мужем глаза снова встречаются. Такое ощущение, что в грудную клетку со всей силы зарядили чем-то тяжелым. Мячом, камнем. Больно вдохнуть, невозможно выдохнуть. Интересно, как давно Ян пытался поймать мой взгляд во время выступления?
Я слабо улыбаюсь, он тоже дёргает уголками губ. Пока думаю – воображение это или действительность, Каминский заканчивает доклад и уходит со сцены с таким же фурором, как и появился. Сплетни становятся громче, расползаются между рядами и жужжащей надоедливой мухой мешают сконцентрироваться на главном.
Это действительно было последнее выступление, а непростой день плавно катит к завершению. Впереди развлекательная программа, непринуждённое общение и ужин в одном из лучших ресторанов города.
Когда я выхожу на улицу вместе со Светланой Степановной, то организовываю толпу и прошу всех занять свои места в комфортабельных автобусах.
На то, чтобы найти Яна и поблагодарить его за познавательное выступление – времени нет. Но, я надеюсь, что это не последний раз, когда мы видимся. Просто сегодня сложно выкроить хотя бы минутку, потому что хочется, чтобы эта минута была особенной и только для нас двоих.
В автобусе я занимаю место рядом с Генрихом Штолем. Он задаёт много вопросов, не предоставив мне шанса на долгожданное уединение и одиночество. Оно будет потом – дома. Сейчас мне приходится отдавать последние крохи своего внимания и часто кивать в ответ на забавные истории из университетской жизни профессора.
Первая остановка — на смотровой площадке, откуда как на ладони видно город. Даже я, сотни раз здесь бывавшая, не удерживаюсь от того, чтобы достать телефон и сделать снимок почти спрятавшегося за горизонт солнца.
Среди гостей – участников конференции, Яна, ожидаемо, нет. Да и зачем это ему? Ездить в душном переполненном автобусе, чтобы посмотреть то, что видел сотни раз в своей жизни?
Я не без сожаления думаю о том, что на телефоне нет ни единого пропущенного звонка или сообщения от него. Текст своего – Яну, я тщательно продумываю почти всю экскурсию. Поблагодарить сухо или чуть более живо? Хватит пары слов или расщедриться на целые предложения?
Экскурсия заканчивается на Европейской площади ровно в девять вечера, а оттуда неспешным шагом до ресторана пройти всего пять минут.
Генрих ни на секунду от меня не отстаёт. Странно, он почти не спал этой ночью, потому что был в аэропорту и самолёте, но выглядит гораздо живее, чем я. Штоль отшучивается на эту тему и утверждает, что пьет кровь молодых студентов-первокурсников, чтобы в семьдесят восемь лет чувствовать себя максимально здоровым и крепким.
— Майя, ты забыла заказать напитки! – возмущается Светлана Степановна, когда мы оказываемся в большом просторном зале ресторана.
Здесь уже находится ректор, который, конечно же, отказался ехать на экскурсию, директор Департамента образования и науки, его заместитель и бизнес-представитель крупнейшей компании по поставке энергоресурсов – то есть мой бывший муж Ян.
Я ненадолго цепенею при виде него, но вскоре беру себя в руки и помогаю гостям занять свои места, а затем иду к официантам, чтобы дополнить заказ.
Так получается, что мы с Каминским снова далеко друг от друга и сидим на противоположных сторонах П-образного стола. Возможно, это и к лучшему, потому что в противном случае я бы не смогла запихнуть в себя и кусочек еды.
 
— Что у вас с ним? – спрашивает украдкой Надежда.
— Ничего, — буркнув в ответ, тянусь за лёгким овощным салатом.
Пульс молниеносно подрыгивает, а лицо – пылает от стыда.
— Когда ничего – не приезжают к бывшим женам на конференцию.
Я снова отвечаю невпопад и даже чуточку злюсь на Надю, но это только оттого, что сама нахожусь в полном неведении и не пойму – что, зачем и как? По телу при этом проходит мандраж, потому что, с одной стороны, я вроде бы не маленькая и многое складываю воедино, а с другой – боюсь, что вовсе неправильно и не так.
После сытного ужина и нескольких бокалов вина, Генрих просит меня вызвать ему такси. Мы встаём из-за стола, отходим подальше от шума и голосов. Таксист обещает, что приедет не раньше, чем через десять минут.
— Вовсе не за что, — доброжелательно отвечаю Штолю. – Водитель наберёт, когда остановится у центрального входа. Я вас провожу.
Генрих хочет что-то сказать, но резко осекается, когда прямо к нам идёт Каминский вместе с ректором. Я одёргиваю юбку, встряхиваю волосы. Бороться с ускоренным сердцебиением даже не пытаюсь – это тщетно.
Ректор представляет профессору моего мужа. Не упоминает, что бывшего. Впрочем, сомневаюсь, что этот занятой человек вообще в курсе, что происходит в личной жизни обычной подчинённой — заведующей кафедры. Сплетни обходят его стороной.
Мужчины общаются между собой, а я почти всё время молчу, только поглядываю на время и жду звонка от водителя такси представительского класса. Мои движения рассеянные и нервозные. Сказывается дикая усталость и стресс.
Вслушаться в слова разговора удаётся лишь тогда, когда ректор упоминает моё имя, обращаясь к Яну:
— Прошу, не забирайте Майю Матвеевну себе, — произносит с улыбкой. – Таких инициативных молодых специалистов днём с огнём не сыщешь. И в декрет её отправлять не торопитесь.
Каминский внимательно выслушивает, стреляет в меня взглядом.
— Не обещаю, — спокойно отвечает.
Мобильный телефон тут же оживает, не дав мне возможности удивиться. Я снимаю трубку, отхожу в сторону. Помогаю водителю сориентироваться, где можно припарковать автомобиль, после чего возвращаюсь к Генриху и сообщаю, что его уже ждут.
Мы вместе с профессором выходим на улицу, болтая о сегодняшнем вечере и щедро одаривая друг друга комплиментами. Когда я волнуюсь, то мне хочется много говорить. Как сейчас, например.
— Доброй ночи, Майя, — произносит Штоль. – И спасибо за то, что терпели меня весь сегодняшний день. Я знаю, что доставляю много хлопот, но не могу отказать себе в том, чтобы даже в семьдесят восемь путешествовать и получать новый для себя опыт.
Я улыбаюсь, машу ему рукой. Захлопываю дверь автомобиля и медленно разворачиваюсь к ресторану.
Ещё на подходе замечаю у колон центрального входа – Яна. Он снял пиджак и, скорее всего, оставил его в помещении. Рукава белой рубашки закатаны до локтя. Они оттеняют смуглую кожу и показывают сильные жилистые руки.
— Отлично выступила, — произносит Каминский, когда я останавливаюсь в нескольких метрах от него.
В ресторане шумно, весело. Но я туда не тороплюсь.
— Ты – лучше. Я сбилась, когда увидела тебя, — качаю головой. — Запнулась, растерялась. Кажется, даже заикалась. Это самое ужасное выступление из всех, что у меня были…
Ян опускает руки в карманы брюк, внимательно выслушивает и не перебивает. Я же то и дело кручу в голове причину его появления. То злясь на то, что он снова ворвался в мою жизнь. То ликуя, что рядом, не в силах прямо сейчас разобраться в себе.
Одно я знаю точно – Каминскому всё это чуждо. Повышенное внимание, интерес. Он давно утверждал, что от него здесь всегда хотели только денег.
— Иди ко мне, — мягко перебивает мои возмущения.
От этой простой незамысловатой просьбы у меня болезненно тянет в грудной клетке. Первый порыв – сдаться и сделать, второй – сопротивляться до последнего. Потому что боязно, неизвестно. А вдруг не получится?