Северная Ведьма (СИ)

– Интересно, какие? – осведомился Климов, закуривая. – Ты же выгребла все более-менее ценное. И некоторые вещи, насколько я помню, не были ни лично твоими, ни нашими совместно нажитыми.
– Что ты хочешь этим сказать? – оскорбилась Татьяна. – Ты считаешь, я тебя ограбила? Что, по-твоему, я забрала не своего?
– Именно так, ограбила, – подтвердил Климов.– Украла мои лучшие годы.
– Прекрати. Я заеду в восемь, – отрезала бывшая и отключилась.
До приезда Татьяны оставалось два часа. Климов огляделся – квартира его представляла собой жалкое зрелище. Холостяцкая берлога в худшем смысле этого слова. Андрей понимал, что Татьяне все равно, как он живет, но давать ей повод втихомолку позлорадствовать или, еще хуже, пожалеть его, он не мог. Надо было навести порядок. Он запихнул в шкаф валявшуюся на диване и креслах одежду, заправил постель, вытер пыль с компьютера и со стола, грязную посуду спрятал в пустующий холодильник, переоделся в наименее заляпанную и мятую футболку, замыл на джинсах пятна от кофе и уселся ждать. Часы показывали семь тридцать. Климов заметил переполненную окурками пепельницу, вытряхнул ее и тщательно промыл. Семь тридцать две. Одернул складку на шторах. Семь тридцать две… Делать больше было нечего. Климов с неприятным удивлением обнаружил, что нервничает, будто пригласил Татьяну на свидание. Чтобы хоть как-то скоротать время, он обошел квартиру еще раз и остался доволен: даже после уборки на скорую руку она выглядела вполне пригодной для проживания и даже в каком-то смысле уютной. Потом Андрей подошел к зеркалу, попробовал снисходительно улыбнуться, скрестив руки на груди, и принять расслабленную позу счастливого человека. Получилось неубедительно. Он вздохнул, стер с лица натянутый оскал, махнул рукой и вернулся в комнату. Татьяна еще даже не приехала, а он уже чувствовал себя разбитым. Климов на мгновение малодушно подумал, что было бы неплохо убежать из дома, а перед тем позвонить Татьяне и придумать какой-нибудь повод. Но тут же одернул себя и решил все таки выяснить, зачем он ей сегодня понадобился.
Тем временем минутная стрелка на часах доползла до двенадцати и перевалила на новый круг. В пять минут девятого в квартиру позвонили. Климов заглянул в глазок: за дверью стояла Татьяна. В новом пальто, облегающем полноватую, но красивую, с волнующими изгибами фигуру, с уложенными в прическу волосами и при макияже. «Ничуть не изменилась, даже похорошела», – отметил он про себя и понял, что теперь волнуется по-настоящему: руки мелко затряслись и на лбу выступил холодный пот. Татьяна снова позвонила, на этот раз более нетерпеливо. Климов вздохнул и открыл дверь.
– Привет! – поздоровался он и посторонился, пропуская гостью внутрь.
– Я ненадолго, – бросила она, вошла, сняла пальто и быстрым движением поправила волосы перед пыльным зеркалом в прихожей. – Мне нужны мои фотографии и мамин фарфоровый чайный сервиз. Где это все?
– В шкафу, в крайней правой антресоли, – сказал Климов. Татьяна прошла в комнату и оттуда донесся ее недовольный голос:
– Ты вообще пыль здесь не вытирал? Испачкала платье… Ты не меняешься.
Она появилась через секунду с действительно очень пыльной коробкой в руках и фотоальбомом под мышкой, сложила все у зеркала и спросила:
– Куда можно пройти побеседовать?
– Ну хочешь, на кухне посидим, – сказал Климов в спину уже направляющейся в сторону кухни Татьяне. Когда он вошел, она уже сидела на краешке стула, неестественно прямо держа спину. Лицо бывшей жены было непроницаемо, и лишь сжатые плотно губы выдавали некоторое волнение.
– Чай или кофе? – спросил Климов.
– Нет, спасибо, – ответила Татьяна.– Сразу к делу. Сядь.
Климов послушно сел. Татьяна помолчала немного и сказала:
– Мне нужно жилье. Нам негде жить.
– А я чем могу помочь? – удивился Климов. – Снимите что-нибудь.
– Ты не понял, – понизив голос, глядя ему прямо в глаза, раздельно произнесла Татьяна. – Нам нужно жилье. Собственное.
– Тебе деньги, что ли, нужны? – продолжал гадать Климов, не понимая, к чему она клонит.
 
Татьяна вздохнула, поискала глазами сигареты, бесцеремонно вытащила одну и закурила.
– Нет. Нам с Володей нужна своя квартира. Или комната. У него, как ты знаешь, жилья нет. У меня тоже. Поэтому я решила разменять твою. Или вселиться сюда.
Андрей заморгал, пытаясь осознать всю чудовищность ситуации. Он еще надеялся где-то в глубине души, что бывшая жена пошутила. Татьяна продолжала:
– Я советовалась с юристом. Квартиру своей матери приватизировал ты, и собственником ее являешься по закону. Но это произошло, пока мы были женаты. То есть после развода я могу претендовать на жилплощадь. Предлагаю тебе два варианта: либо мы меняем эту квартиру, и у нас всех будет свое жилье, либо мы с Володей вселяемся сюда.
– Ты… – Климов задохнулся от возмущения. – Ты совсем сбрендила со своим хахалем? С какой стати я буду разменивать квартиру или устраивать из нее дом терпимости?
Вне себя от ярости он со всего размаху грохнул кулаком по столу так, что пепельница, куда Татьяна стряхивала сигаретный пепел, подпрыгнула с жалобным звоном, и обозвал бывшую жену алчной дурой и нимфоманкой. Лицо ее перекосила злобная усмешка. Она вмяла окурок прямо в стол идеально наманикюренными пальцами и прошипела:
– Я подозревала, что ты идиот. Теперь я в этом наглядно убедилась. Не хочешь договариваться по-хорошему, встретимся в суде.
Не глядя на бывшего мужа, Татьяна вышла из кухни, с силой хлопнула дверью, отчего стеклянные вставки на ней затряслись, и через пару секунд ее каблучки застучали по ступенькам в подъезде.
– Стерва! – крикнул ей вслед Климов. – Хрен тебе, а не квартира! Гвоздя ржавого тебе отсюда не вынести, тварь!
Он еще некоторое время бегал по квартире и ругался, потом внезапно вспомнил, как волновался перед приходом Татьяны, как в глубине души, сам себе не признаваясь, надеялся на примирение и, чем черт не шутит, возобновление отношений, и ему стало гадко. Климов остановился у зеркала, внимательно посмотрел на свое отражение, надел куртку и вышел из квартиры.
Погода стояла чудная. Вечер плавно переходил в ночь, на небе тускло мерцали белые точки звезд. Подморозило; под ногами хрустели скукоженные коричневые листья и тонкий ледок на мелких грязных лужах. В воздухе стоял запах поздней осени – свежесть первых заморозков, перемешанная с густым пряным запахом палой листвы, увядшей травы и земли. Климов вдохнул этот воздух, так сильно контрастирующий со спертым духом квартиры, и ему полегчало. Злоба ушла, на ее место пришла грусть. Он вспомнил, как когда-то давно познакомился с этой женщиной, тогда еще очень юной, с которой хотел прожить всю жизнь, как верил ей, как им было хорошо вместе. Они понимали друг друга, берегли и любили. Да, любовь была. Так когда же, – думал он, – они прошли ту точку невозврата, когда уже ничего нельзя было исправить? Почему Татьяна из ангела превратилась в злобного демона, который не остановится ни перед чем, чтобы достичь своей цели? Чем он так сильно провинился перед ней, что теперь она даже не видит в нем человека? А ведь они прожили вместе больше десяти лет… И тут ему в голову пришла такая очевидная мысль, что он внутреннерассмеялся. Ну конечно! Татьяна так же, как когда-то его, любит своего Володю. Бывшая жена Климова была не из тех женщин, которые, разлюбив опостылевшего супруга, живут с ним из жалости или из других каких-то соображений. Прямолинейная, бескомпромиссная, с абсолютно негибким сознанием и раз и навсегда устоявшимися принципами, Татьяна иногда напоминала ему разогнавшийся железнодорожный состав, сметающий все, что стояло на пути. С ненужными людьми она рвала сразу и без сожалений. Климов знал об этой черте ее характера, но никогда не мог подумать, что и с ним она поступит точно так же. Татьяна бывала очень сентиментальной, могла заплакать, увидев на улице больную собаку или ребенка-инвалида. Впрочем, подумал Климов, сентиментальность свойственна жестоким людям. Прошлое не имело для нее большого значения. Она всегда жила исключительно в настоящем. И сейчас ей нужно было гнездышко, в котором она могла бы беспрепятственно ворковать со своим новым сожителем. Ради этого желания она без труда и угрызений совести переступила через бывшего мужа и точно так же, не задумываясь, оттяпает квартиру. Как человек он для Татьяны больше не существует. И надо было придумывать, как от нее теперь защититься.