Северная Ведьма (СИ)
Через три часа вернулся Саня со спортивной сумкой, доверху забитой вещами Климова. Растаявшая куриная тушка лежала в несоразмерной ей, слишком маленькой тарелке, отчего на столе образовалась красная лужица, мелким ручейком стекавшая по дверце дорогого кухонного гарнитура на пол. Саня заглянул в кухню, увидел сотворенное Климовым безобразие, и обозлился.
– Эй, мистик хренов! – крикнул он в комнату. – Мы же договорились, что к моему приезду обед будет готов?
Климов вышел навстречу, виновато улыбаясь и приглаживая левой рукой всклокоченные волосы.
– Я заработался.
– Я тебя выгоню к чертовой матери, – зашвыривая сумку с климовским барахлом в угол, пригрозил Саня. – Марш на кухню, дармоед! И чтоб через полчаса обед был на столе!
Он со злобой содрал с себя пальто и ботинки, ушел в свою комнату и закрыл дверь, чего обычно не делал. «Плохой признак», – вдохнул про себя Климов и поплелся на кухню.
Долго дуться у Сани не получилось: ежеминутно Климов стучался к нему и виноватым голосом спрашивал у хозяина то соль, то приправы, то овощи, то посуду. В конце концов Саня не выдержал и тоже присоединился к приготовлению обеда, свирепо поглядывая на незадачливого друга, но злиться на друзей он не умел. Когда пришла пора садиться за стол, Саня окончательно отмяк и они помирились. Вместо ужина в тот день Саня нашел в холодильнике какие-то диковинные деликатесы из рыбы и морепродуктов в стеклянных банках, откупорил бутылку коньяка и вечер закончился неторопливой философской беседой о смысле жизни и прочих абстрактных понятиях; друзья разошлись спать далеко за полночь весьма довольные собой и друг другом.
Последующие несколько дней, пока Саня пропадал на работе, Климов искал информацию о Ковалевке. Чтобы не раздражать друга, он скидывал все, что находил, на свой электронный ящик, тщательно заметая следы. Для Сани он выполнял свою обычную дизайнерскую работу, параллельно готовя еду и изо всех сил стараясь не очень свинячить. Саня в целом был доволен, хотя и ворчал иногда из-за забрызганного маслом, чаем или соком кафеля у плиты и раковины. Один раз приезжал Вадик Толстый, которому о печальном состоянии Климова сообщил Саня. Чтобы отвлечь Андрея от фантазий, он нашел в своем архиве несколько альбомов со старыми фотографиями, и друзья за воспоминаниями славно провели целый вечер.
Через неделю Климов понял, что дольше задерживаться у Сани нет смысла. Сведений, мало-мальски проливающих свет на события в Ковалевке шестьдесят лет назад, в интернете не было, о том, чтобы обнаружить хоть какую-то нить, связывающую Ковалевку с Ведьмой, не шло и речи. Климов решил, что ему необходимо ехать в Ковалевку и на месте попытаться выяснить, что там произошло. Он намеревался проработать абсолютно все, что могло дать ему зацепки: и архив, и свидетельства очевидцев, если они остались,и даже местные легенды. От души поблагодарив друга за гостеприимство, он сказал, что нашел хорошего психотерапевта в Питере и уезжает на терапию приблизительно на две недели.
– Неужели в Москве нет ни одного хорошего специалиста? – удивился Саня.
– Я перерыл весь интернет, – стараясь быть максимально убедительным, врал Климов. – И понял, что смогу довериться только ему.
– Что же это за светило такое? – спросил Саня. – Имя у него есть?
– Профессор… Закошанский, кажется, – ответил Климов и с неестественным воодушевлением продолжил. – Он работает на кафедре психиатрии СпбГУ много лет и как раз по той проблеме, что и у меня. Поможет обязательно.
– Хорошо, – сказал Саня. – Как устроишься и начнешь лечение, не пропадай. Звони обязательно, понял?
– Лады, – подытожил Климов.
Поезд до Череповца уходил в девять вечера. Билет он приобрел заранее, через интернет, осталось только заехать домой собрать необходимые вещи в дорогу. События, заставившие Климова неделю не появляться дома, успели немного потерять свою остроту, но при приближении к квартире в животе снова неприятно защекотало, руки стали непослушно-мягкими, с липкими от пота ладонями, а ноги – ватными.Когда он вошел и закрыл за собой дверь, ему показалось, что в воздухе витает еле уловимый запах болота. На диване, где он спал последний раз и откуда так спешно убежал, постельное белье было скомкано, одеяло валялось на полу, а на обоях, рядом с ночником, Климов увидел еле заметные буро-черные кровавые отпечатки своих пальцев.
– Потом приберусь, – нарочито веселым голосом сказал себе Климов.
Оставаться в тишине было невыразимо жутко, и он начал комментировать вслух каждое свое действие. Как ни странно, способ этот помог ему немного справиться со страхом и через некоторое время он развеселился. Вещей Климов взял немного: теплый свитер и подштанники, смена белья, мобильный телефон и планшет с зарядными устройствами. Затем проверил состояние счета на кредитной карте и остался доволен. Денег было более чем достаточно.
До поезда оставалось больше четырех часов. Климов, уже одетый, присел по традиции на дорожку, попытался вспомнить, не забыл ли чего и еще раз обошел квартиру. Все было в порядке, только развороченная постель ему решительно не понравилась. Он аккуратно снял постельное белье, сложил в стиральную машину, собрал диван и аккуратно замыл, насколько было возможно, кровавые следы со стены.
– Вот теперь можно ехать, – удовлетворенно кивнул Климов, оглядывая комнату, закинул сумку на плечо и вышел из квартиры.
***
На Ярославском вокзале шел ремонт. Половина зала была перегорожена строительными лесами, откуда-то сверху свисали огромные куски грязного полиэтилена. Среди граждан сновали рабочие в перепачканных белой краской вылинявших робах. Скучающая публика толпилась около табло с номерами прибывающих и отъезжающих поездов, кто-то дремална жестких металлических стульях и дорожных сумках. У касс неровными колоннами, сгущаясь и ломаястройные шеренги очереди по мере приближения к кассиру, томились желающие приобрести билеты. В помещении вокзала разговоры, топот ног, шорох и грохот перевозимого багажа смешивались в равномерный, характерный для вокзалов громкий гул, который изредка прерывали стук молотков, протяжное, нудное, как зубная боль, сверление дрелей и другие строительные звуки. Ларьки со всякой всячиной, бульварным чтивом, всевозможными сканвордами и кроссвордами, анекдотами и другим ярким и бесполезным хламом, который почему-то должен скрашивать долгие скучные часы в поезде; дешевые забегаловки, откуда несло каким-то прогорклым маслом и еще чем-то несъедобным и вонючим. Климов не любил вокзалы. Особенно не нравились ему московские – неуютные, грязные, неприветливые. «Как можно влюбиться в город, если он встречает тебя таким отвратительным образом?» – думал он, вспоминая восторженные рассказы знакомых, не москвичей, о том, как они посещали столицу. Однако, несмотря на отвращение к вокзалам, путешествовать железной дорогой Климову нравилось. В неспешном, по сравнению с самолетами, перемещении было что-то для него притягательное. Можно было с чистой совестью предаться лени и праздным размышлениям, окружив себя максимальным комфортом, который он мог себе позволить.
Фирменный поезд «Шексна» дожидался пассажиров. Климов нашел нужный вагон, выкурил у входа сигарету, подал проводнице, немолодой, но приятной женщине, паспорт с вложенным билетом и вошел внутрь. Новенький вагон класса люкс, крашеный синей краской, встречал пассажиров свежими белоснежными занавесками на окнах, окаймленными плотными темно-зелеными с золотистыми цветами шторками, схваченными книзу красивыми шнурками с кистями. Ботинки мягко утопали в зеленом, в тон шторкам, пушистом ковре. В купе все тоже было аккуратно, чисто, ново, от скатерти на столике до мягкого покрывала на уже полностью застеленной, подготовленной для сна полке. Глаз приятно порадовала миниатюрная вазочка с тремя живыми цветками, названий которых Климов не знал. Он положил сумку в багажное отделение, устроился поудобнее на своем месте и с шипением отвернул крышку бутылки с минеральной водой. Вода была прохладной, чуть кисловатой от растворенного газа и очень вкусной. «Отлично!» – подумал Климов. – «Хорошо бы еще доехать до Череповца в одиночестве».