Удиви меня (СИ)
— Не надо меня мысленно препарировать, Полина Сергеевна. Видела бы ты сейчас свое лицо.
— А ты не помнишь Леопольд был кастрированным котом?
— Понятия не имею, — усмехаясь, произносит Алмазов, заворачивая меня в огромное махровое полотенце.
Приподнимает за талию и словно маленького ребенка несет… в спальню. Укладывает на кровать, бегло вытирая с меня воду, и откидывает полотенце в сторону. Так, стоп, он что… собрался меня трахнуть?
— Расслабься, просто в душе неудобно, — бегло целует меня в уголок рта, напрочь выбивая из меня все мысли. Что вообще сейчас происходит?
— Неудобно для чего? — мямлю как идиотка, когда Алмазов укладывает меня спиной на кровать. Мало того — нависает надо мной. — Я не буду заниматься сек…
Договорить мне он не дал, тупо закрыл рот поцелуем. И вот сейчас я в полной мере осознала, что что-то пошло не так. Вот это все не сон. Сережа по-прежнему возбужден, о чем очень красочно говорит то, чем он активно меня касается. Разве мужчина может вот так все оставить и остановиться? Наверное, во мне все же есть что-то от девочки, которую так хочет видеть мама, потому что сейчас мне все же страшно.
— Я не хочу заниматься сексом, не надо, не сейчас, — даже удивительно, но эти слова я произношу вполне четко, несмотря на то что Алмазов не дает мне толком сосредоточиться из-за того, что целует мою шею.
— Я не буду тебя трахать, Полина, успокойся. Вернись мыслями на пару минут назад, в душ. Расслабься, глупышка.
Шумно сглатываю, когда ощущаю его губы на моей груди. Может я идиотка, но почему-то я и вправду верю в то, что он сдержит свои слова. Хотя то, с каким упоением Сережа продолжает ласкать руками мою грудь, прикусывая при этом соски — говорит об обратном. Черт, черт, черт! Его губы скользят вниз и самое дурацкое, что сейчас я ничего не могу с собой поделать. Твою мать, ну говорила же не трогать мой пупок, и ведь нет же, обводит его языком! А я тоже хороша, какого черта мои руки оказались в его волосах?! Наверняка, выглядит это так, как будто я прижимаю Алмазова к себе. А может я и вправду это делаю? Вроде бы надо остановить это все, но не получается, просто потому что так или иначе мне это нравится. И низ живот уже болезненно ноет от скопившегося напряжения.
— Ты обещал, — бормочу себе под нос.
— Я свои обещания выполняю. Не бойся, — снова аккуратно касается пальцами моей плоти. — Ты же мокренькая, Полинка, чего так сопротивляешься? — риторический вопрос. Ну и спасибо, что напомнил мне о постыдной в данный момент физиологии. Убила бы на фиг!
Хочу что-то сказать вслух, но застываю, когда Сережа чуть разводит мои ноги в стороны, осторожно проникая в меня одним пальцем. Мне не больно, но это очень странно и непривычно.
— Расслабься. Чего ты сжимаешься? Больно?
— Нет, — мотаю головой из стороны в сторону как заведенная кукла, пытаясь сконцентрироваться на ощущениях внизу живота. Закрываю глаза и сразу чувствую, как его палец начинает двигаться вперед-назад, задевая клитор. А чего я и вправду загоняюсь, когда сама села в поезд, который уже отправился в путь? Дура какая-то, ей-Богу.
Откидываю голову назад и сжимаю руки в кулак, пытаясь удержать в себе всхлипы. Сердце стучит как ненормальное, в висках грохочет, сжимаю до боли пальцы на ступнях, пытаясь не сорваться в скулеж и тут происходит то, чего я никак не ожидала. Я резко прихожу в себя, когда перестаю ощущать его пальцы, а вместо этого чувствую крепкий захват на щиколотках и то, как мое тело спускают к низу кровати.
— Зачем? — бессвязно бормочу я, приподняв голову. Ой, лучше бы я этого не делала.
Потому что в следующий момент Алмазов сгибает мои ноги в коленях и разводит их в стороны.
— Ты чокнулся что ли? Пусти! — пытаюсь сжать ноги, но у меня это тупо не получается. — Не надо! Ну, пожалуйста.
— Не бойся, доставлю тебя домой девочкой. Не трону я тебя так глубоко. Просто сделаю нам хорошо, я же тебе вчера это обещал, — хрипло шепчет Алмазов.
Идиот! Хотелось бы мне сказать, что плевать мне на эту «девочку». Куда больше меня уже волнует то, что я лежу с разведенными ногами во всей красе перед… перед НИМ. Это, блин, не гинеколог! Ну да, вчера чуть не помочилась при нем, сегодня он меня…
— Ой, мамочки! — вскрикиваю от неожиданности, когда ощущаю не только палец, но и его язык на своей плоти. Как я могла так встрять?! Как?! Лежу с разведенными ногами, настолько открытой, что, кажется, еще немного и мои щеки загорятся. Это все слишком. Очень-очень… мамочка… слишком. «Так нельзя» — вопит разум. А вот давно ждущая не пойми какая часть меня очень одобряет, судя по тому, что я не тороплюсь дать сидящему на коленях Алмазову пяткой в лоб.
Я закусила до боли губу, когда в полной мере ощутила, как его губы посасывают клитор, целуют, язык двигается быстрее, доводя меня до предела. И я понимаю, что вот тут мне очень трудно совладать с собой. Я, в конце концов, не железная. Я стону. Или скулю. Не знаю, как это назвать. Еще немного и я сорвусь. Это что-то запредельное. Ну что он делает с моим кккк…
— Ты что-то хочешь мне сказать, Полина? — хрипло шепчет он, на секунды отрываясь от моей плоти. — Ккк это что такое? — приподнимаю голову, краснея еще больше. Вот черт, я это воспроизводила вслух!
Не могу больше. Просто не могу. Снова его губы и язык посасывают чувствительную точку, меня самым настоящим образом накрывает. Так накрывает, что я совершенно не контролирую звуки, вылетающие их моего рта.
— Кккк…, — может у меня галлюцинации, но в ушах очередной вопрос от Алмазова «что такое «ккк»? Секунда и из меня вырывается. — Клииинтон.
Брякнула вслух какую-то фигню и все — меня окончательно накрыло, да так, словно я взорвалась на тысячи осколков. Я скулю или хриплю — не знаю. Ничего уже не вижу, просто потому что от бессилия закрыла глаза и опрокинула голову на кровать. Я и ног своих не чувствую. Хотя сейчас они точно не разведены в стороны. А вообще я мало, что соображаю. Еле-еле дышу, и улыбаюсь как идиотка, краем сознания понимая, что Алмазов где-то очень рядом, судя по его хриплому дыханию. Улыбаюсь до тех пор, пока мне на живот, а может и не только на него попадает… что-то теплое. И надо быть полнейшей дурой, чтобы не понимать, даже находясь под эйфорией, что Алмазов… кончил на меня.
Открывать глаза — стыдно и страшно. Лежу как дура с зажмуренными глазами, сжимая руки в кулак, и почти сразу после осознания того, что произошло, я ощутила, как слева от меня просел матрас. Молодец. Кончил и рядом прилег. Ну а что — хозяин барин.
— Полинка, ты жива, моя старушка? — шепчет мне в ухо, тяжело дыша. А я молчу, не зная, что сказать. — Полин? — прикусывает мне мочку уха, на что я резко открываю глаза. — Жива, — радостно добавляет он, подпирая рукой голову. Демонстративно кривлю губы, на что Алмазов усмехается, чмокая меня в них.
Сколько же хитрожопости в этом мужчине? Он меня пометил. Тупо пометил. И в ванной ему очень было даже удобно. Просто он захотел сделать так, чтобы… приподнимаю голову, рассматривая свой живот и грудь… Он просто захотел сделать так, чтобы я не смогла смыть с себя по быстрому его сперму. Не знаю, что я сейчас испытываю. Брезгливость? Не сказала бы. Куда больше меня волнует, что он сделал это специально. Алмазова забавляет моя реакция. Буду злиться — он только порадуется. А вот шиш тебе. В конце концов, это не щелочь. Не отравлюсь и кожу не прожгу. Полежу несколько минут для приличия в чем мать родила и быстро в душ. Ну это при условии, если встану. Тяжело осознавать, но у меня стойкое ощущение, что меня не слушаются ни ноги, ни голова. А ведь можно стереть с себя его сперму простыней.
— Забыл тебе сказать, у меня воду отключают с двенадцати дня до восьми вечера.
— Да неужели?!
— Да, ты представляешь, негодяи. В двадцать первом веке и такие подлянки делают.
— Что, прям и холодную тоже?
— И холодную, и горячую, и вообще всякую. А я с тобой так закрутился, что даже стаканчика воды не оставил.