Украду твое счастье (СИ)

Облизывает тонкие красивые пальчики, а у меня темнеет в глазах, и становится как-то неуютно и тяжело внизу, там, где американские джинсы застегиваются на модные болты.
Мне хочется взять ее руку, и самому слизать с них творог и сливки, в которых она испачкалась.
Я бы ее всю измазал сливками…испачкал. Потом бы вылизал досуха и… снова испачкал, только уже по-другому.
Капец! О чем ты думаешь, Стена?
Она что-то напевает, даже немного вертит попой. Я замечаю телефон, лежащий на столе, и крохотные палочки беспроводных наушников в ушах.
Вспоминаю, что Витаминка всегда любила музыку, любила танцевать, все время что-то напевала, когда делала домашние дела.
Это всегда было так…Так трогательно и мило. И сейчас это кажется таким родным.
Она резко поворачивается и вскрикивает, увидев меня.
И я снова вижу ту девчонку, которой всего девятнадцать, для которой я был первым. Которая так искренне признавалась мне в любви…
Я люблю ее. До сих пор люблю.
В эту минуту понимаю это настолько отчетливо, словно из головы моей исчезает все прошлое, все обиды, даже сознание того, что она оказалась не такой, какой я себе ее представлял.
Мне плевать на все это. Я хочу вернуть ее.
Не для имиджа.
Не для дочери.
Не для сына.
Для себя.
  
Глава 23.
 
Егор делает шаг ко мне, а у меня словно дежа вю.
Мы с ним так же стояли на моей кухне всего несколько часов назад. Сколько прошло, сутки? Больше? И он поцеловал меня. И я... Нет, не хочу думать о том, что я...Нет.
Выставляю руку вперед, чтобы не дать ему приблизиться, но разве можно остановить Стену?
- Егор, не надо! - понимаю, что это жалко звучит, слишком жалко, мне нужно было придумать что-то более жёсткое.
Но я словно загипнотизированная стою и смотрю на него. А он…
Он берет мою руку, подносит пальцы к своим губам и облизывает.
Я дергаюсь, подаваясь назад, упираюсь в кухонный гарнитур, и смотрю на человека, который когда-то был для меня просто центром вселенной.
 Смотрю и думаю о том, что я ненавижу его, что он предатель, подлец, ничтожество! Что он просто никто! И я плевать хотела на него и на то, что его губы такие горячие!
И при этом я не могу отнять у него руку. И двинуться с места не могу.
Как будто он зачаровал меня.
Понимаю, что это глупо! Глупо! Понимаю, и…
- Очень вкусно… - он говорит это таким низким, чувственным голосом, а у меня шум стоит в ушах, сердце скачет как на ковбой на мустанге.
И хочется плакать оттого, что не могу совладать с собой!
Почему все вот так? Почему он второй раз врывается в мою жизнь как ураган? Все рушит? Все портит!
Он ведь потом опять оставит меня одну, на руинах моей жизни, растерзанной этим эмоциональным торнадо!
Закрываю глаза, сглатываю, набираясь сил оттолкнуть его, сказать, что бы не смел меня трогать, но не успеваю, потому что его теплые ладони уже лежат на моих щеках.
И губы прижимаются к моим.
А мне хочется кричать! Кричать, броситься на него, лупить кулаками обвиняя в том, что он сделал с нами! Что ОН с нами сделал!
Но я все еще парализована его близостью. Он атакует мой рот как жаждущий путник в пустыне атакует мифический колодец с живительной влагой.
Словно машина времени откидывает меня назад.
Как я любила его поцелуи! Как не могла уснуть, если он не целовал меня! Как первым делом бросалась целовать его, когда он приезжал с очередного матча!
Как кидалась к нему на стадионе, если была на игре, как он обнимал меня, кружил, а потом целовал. И мне было плевать что вокруг полно народу!
Со мной была моя Стена, мой самый лучший защитник, хотя и вратарь…
Защитник, который меня проиграл. Нас проиграл!
В какую-то глупую игру проиграл…
Вспоминаю его злые слова, тогда, когда он уступил меня Ванечке. Ярость поднимается!
Понимаю, что еще немного и она вырвется на свободу и я все ему выскажу! Все!
Он отрывается от моих губ неожиданно, фиксирует мое лицо так, чтобы мы смотрели друг другу в глаза.
- Я люблю тебя, Витаминка.
Что?
 
Серьезно?
Вот так вот просто?
Сама от себя не ожидаю того, что делаю!
Резко поднимаю коленку и… попадаю туда, куда попадаю!
Знаю, что не стоит бить туда мужчин, можно не попасть, зато разозлить. Так обычно предупреждают женщин, на которых нападает маньяк или просто любитель острых ощущений.
Но я сейчас не думаю о последствиях.
Я зла.
Егор стонет, отодвинувшись, согнувшись пополам.
- Не смей меня трогать! И не смей говорить мне о любви! Я любила тебя, правда, но именно ты мою любовь убил. Понял? Не прикасайся ко мне!  Я сегодня пустила тебя только потому, что с тобой твой ребенок! Но в дальнейшем я бы ограничила контакты и с тобой, и с ней! Подумай, каково мне смотреть на нее? Смотреть и знать, что этого ребенка ты забирал из роддома! А моего – нет! Этому ребенку ты менял памперсы – а моему нет! Эту ты учил ходить, говорить – а моего нет!
Он пытается что-то сказать, но меня несет. Меня не остановить! Я все ему выскажу!
- И не смей мне говорить, что это я скрыла ребенка! Я пыталась тебе сообщить! Но твоя любимая девушка сказала, что у вас свадьба, и чтобы я шла лесом. Понял? Навязываться я не собиралась! И потом, лучший твой друг знал, что я беременна от тебя! Иван знал! Неужели он ничего тебе не сказал, а? Или тебе было по фигу? Сейчас ты ворвался в мою жизнь, пытаешься поставить все с ног на голову! Не выйдет! Я люблю другого мужчину! Я выйду за него! И ты мне не помешаешь! И с ребенком будешь видеться, когда я захочу, а не когда тебе в голову придет притащиться! Понял?
Пока я говорю все это, тыча в него указательным пальцем, он разгибается. Смотрит пристально.
- Откуда Иван знал, что это мой ребенок?
- Что? Ты серьезно? Откуда? Я ему сказала! Или ты считаешь, что я не знала о кого беременна? У меня что, по-твоему, были варианты?
- А что, не было?
- Урод ты, Стенин! Моральный урод! Ты знал, что я была девственницей! У меня никого не было ни до тебя, ни после!
- Не было? Скажешь, и с Иваном ничего не было? Думала, я не узнаю? Яхта, парус… как там в песне поется?
- Не знаю! Я такие песни не слушаю! А Яхта-парус – это была работа, съемки в рекламе! Зарабатывала на то, что бы купить приданое ребенку, понял? И жила потом полгода на эти деньги, высчитывая на сколько дней мне пачки памперсов хватит!
- Ты могла бы мне сообщить!
- Ты мог бы спросить! Мы с тобой месяц не предохранялись! Ты мог бы поинтересоваться, не забеременела ли я! Но тебя больше всего волновала беременность твоей драгоценной Снежаны! Она, небось, памперсы не считала!
- Вита…
- Хватит, Егор, хватит! Все…
- Нет. Не все… Я…я хочу…
- Я, я, я… Я – последняя буква в алфавите, понял? Хватит! Мне плевать что ты хочешь! Ты не заслуживаешь ни капли моего уважения! И сына своего не заслуживаешь! И вообще…Если бы я могла что-то изменить, я бы сделала все, чтобы мы не встретились, чтобы ты никогда не узнал о том, что Матвей…
Я резко закрываю рот рукой, потому что вижу две золотые головки в дверном проеме. И две пары одинаковых синих глаз, смотрящих на нас с любопытством.
- Вы что, ссоритесь? – это Матвей спрашивает. У него аллергия не только на шоколад, но и на скандалы.
- Нет, мы с твоей мамой просто блинчики не поделили. Они очень сладкие.
- А вы уже и блинчики без нас едите? – это Ярослава, нарочито обиженно дует губы, а потом смеется. Она кого-то очень сильно напоминает мне в этот момент. Я только не могу понять кого. Не Егора точно. И не Снежану, к счастью. Хотя, Снежану я почти не знала…
- Садитесь за стол. Блины с творогом и сливками вас ждут. Еще будут блины с курицей, и просто блины.
- «Без никто», да мам?
- Да, милый «без никто», - отвечаю сыну и вижу, как Егор усмехается. Это он когда-то так говорил – блины «без никто», просто золотистый круг из теста, без начинки…