Сталинград
Секунду спустя танк крутанулся на месте и неотвратимо пополз прямо в мою сторону, ударила очередь спаренного пулемета, заставив пригнуться. Зрелище наползающей на меня двадцатитонной махины, к тому же объятой пламенем, показалось каким-то фантастическим и одновременно страшно жутким. Я осел на колени и буквально пополз вперед по окопу, встать уже просто не смог – тело начало бить настолько крупной дрожью, что оно перестало слушаться. Только с губ рвется бессвязная молитва:
– Господи, помоги… Господи, защити…
А за спиной уже совсем близко грохочут гусеницы бронированной «тройки», начавшей давить траншею…
Неожиданно сзади раздались какой-то грохот и дикий рев движка панцера. Упав на живот и развернувшись, я с трепетом и восторгом уставился на «тройку», одной гусеницей провалившуюся в траншею! Не иначе ошибся фактически ослепленный и подгоняемый командиром механ (скорее всего, я ранил офицера, и тот захотел поквитаться во что бы то ни стало). А такие ошибки на войне очень дорого стоят.
Открылся боковой люк башни, из нее высунулся танкист, с ходу давший вдоль траншеи неприцельную очередь из МП-40. Ему мешает целиться пламя, меня он, скорее всего, даже не разглядел, а вот третья пуля ТТ, торопливо выпущенная по противнику (руки ходуном ходят!), все же нашла свою цель, ударив танкиста в грудь!
Открыв огонь по врагу, я немного успокоился и сумел среагировать, когда из по-прежнему открытого люка, наполовину закупоренного телом кричащего раненого, вылетела похожая на гусиное яйцо граната М-39. Резко дернув вперед, я успел укрыться за изгибом хода сообщения до того, как в окопе рванула мелкая, не особо сильная граната. Заодно поменял обойму на запасную, оставив девятый патрон в стволе, и остро пожалел, что не сохранил в подсумках ни одной гранаты. Если уцелею, одну всегда буду держать при себе!
Экипаж неудачливого танка добили подоспевшие бойцы роты. В воздух взлетело три или четыре ручных «эргэдэшки», часто защелкали выстрелы мосинок – молодые, разгоряченные парни мстили врагу за момент собственной слабости перед мощной, хорошо защищенной техникой, несущей им неотвратимую смерть. Фрицы пробовали отстреливаться, даже ранили одного из бойцов, но близкий взрыв гранаты хлестнул осколками очередного танкиста, высунувшегося из люка. И когда тот пропал внутри панцера, рослый, крепкий старшина смело подбежал к танку и умело закинул поставленную на боевой взвод РГД-33 прямо в люк. Грохнувший внутри взрыв добил экипаж, зашипели поврежденные снаряды, и героический старшина бросился назад. Я также поспешил вновь спрятаться за спасительным изгибом хода сообщения.
Через несколько секунд вновь раздался взрыв, теперь уже гораздо более мощный и страшный. Куски человеческих тел и покореженные гильзы вылетели из открытого люка, а следом из него ударила тугая струя пламени. Загорелся щедро разлившийся по дну траншеи бензин, густая лужа которого медленно, но неотвратимо покатила в мою сторону. Плюнув на опасность, я выбрался из окопа, по-пластунски пополз обратно, в сторону пулеметного расчета Кости Малофеева: пока что меня надежно прикрывает черный густой дым горящей «тройки». Немецкие мотопехотинцы уже совсем близко, еще чуть-чуть, и ворвутся в окопы, а у меня из оружия только «тэтэшник» с одним запасным и еще одним, практически опустошенным магазином…
Из восьми танков, добравшихся до опорного пункта, поджечь пока сумели только две штуки. Один – я с бойцами, другой удалось остановить ротному политруку Ване Двуреченских. Он, в отличие от меня, умничать не пытался, пропустил танк фактически над головой и забросил бутылку с горючкой точно на жалюзи над двигателем, позади башни. Кто-то из бойцов бросил туда же вторую, а необычайно смелый политрук сколотил вокруг себя группу бойцов численностью до отделения и организовал на правом фланге узел обороны, опираясь на ручной «дегтярев» и собственный скорострельный ППШ, один из двух в роте. Остальные танки перемахнули первую линию траншей, поливая все ливневым огнем скорострельных пулеметов и давя людей прямо в ячейках…
Десантники германцев также должны были уже ворваться в окопы. Но сержант Малофеев выполнил мои указания в точности и открыл плотный огонь второго ротного «максима» в тот момент, когда танки уже прошли мимо, а пехота врага как раз пошла на рывок, в рост. Густые очереди станкача разом смели фланкирующим огнем с десяток фрицев, заставив залечь остальных, но тут же в ячейку пулеметчиков густо полетели удобные для броска «колотушки» с длинной деревянной ручкой.
Две или даже три гранаты практически разом залетели внутрь; второй и третий номера расчета успели выбежать из нее, а сержант, который уже не успевал спастись, зло сцепил зубы и дал последнюю очередь по залегшему врагу, прозвучавшую как прощальный салют по самому себе… Подорвались «колотушки», изрешетив осколками тело смелого парня, выросшего на берегах Волги и в последние мгновения жизни наверняка вспомнившего мать с отцом да обеих сестренок (с расчетом я успел познакомиться довольно близко, и Костя рассказывал о семье). Досталось и «максиму», словившему несколько крупных осколков, в том числе повредивших кожух, а я наконец-то добежал до вырытой в стенке окопа полки, на которой по-прежнему лежали гранаты…
– К бою, б…! Винтовку мою возьми, раз свою просрал!!!
Подносчик боеприпасов Тема Суханов, мелкий и щуплый парень, уставился на меня с широко раскрытыми от ужаса глазами – он оставил свою трехлинейку в ячейке, где ее наверняка повредило взрывом. А вот второй боец, помощник наводчика Женька Степанов, чуть полноватый светловолосый парень, мосинку в руках держит крепко и, кажется, готов включиться в бой.
– Огонь!!!
Бойцы высовываются наверх, хотя Суханов делает это неохотно: он откровенно боится. Не понимает, что сейчас наш единственный шанс уцелеть – это как раз драться с врагом, принять бой и заставить немцев попятиться, отступить… Хотя веры в то, что у нас получится это сделать, нет даже у меня. Однако без драки я сдаваться не намерен. Разжав усики и вырвав чеку, отпустил рычаг, после чего выждал целую секунду и только после метнул «лимонку» к фрицам. Рискованно, запал Ковешникова ненадежен, но вариантов нет… Следом полетела и вторая граната, взрыв которой прижал немцев к земле.
Схватив «эргэдэшки», я крикнул обоим бойцам:
– Уходим, сейчас «колотушки» в ответ полетят!
Мы побежали плотной группой вперед по извилистой траншее, спасаясь от действительно летящих в нашу сторону М-24. Немцы торопятся подавить спонтанно образовавшийся узел обороны русских… Сзади раздаются несколько негромких взрывов, уже не успевших нас достать. Но благополучно миновав один поворот хода сообщения, а следом и второй, мы буквально вылетаем на группу из пяти фрицев, уже занявших участок окопов.
– Граната!!!
Разгоряченный боем, я успеваю вовремя среагировать, метнув правой рукой одну из РГД-33 вперед, после чего бросился на землю. Ближний ко мне фриц, успев разглядеть летящую в его сторону «эргэдэшку», да еще и в оборонительной рубашке, бешено шарахнулся назад, сбив с ног кого-то из камрадов, и так же бешено, как и я, закричал:
– Granate!!!
Немцы дисциплинированно попадали на дно траншеи, а я в это время выхватил из кобуры верный «тэтэшник» и отрывисто скомандовал:
– Огонь!!!
Руки уже давно перестали дрожать, а расстояние, отделяющее нас от гансов, не превышает и пяти метров, так что в этот раз я практически не мажу. Две пули впиваются в спину ближнего противника, которого мне удалось так ловко провести, еще одна прошивает горло следующего за ним германца, попытавшегося было вскинуть карабин маузер. За спиной с разницей в пару секунд грохнули выстрелы обеих мосинок, а в ответ пророкотала короткая, расчетливая очередь немецкого унтера.
Над ухом раздался отчаянный вскрик, на щеку брызнуло что-то горячее, а оставшиеся шесть патронов я едва ли не залпом высадил по фельдфебелю. Первые две пули ушли в «молоко», так как бил быстро, навскидку, практически не целясь, но третья зацепила врага, а четвертая и пятая впились ему в грудь, отбросив на спину. Еще один раз я нажал на спуск машинально и остро пожалел об этом, увидев, как вскочил на ноги единственный уцелевший фриц, целящийся в меня. Но сзади вновь грохнула мосинка, и немец осел на стенку окопа, так и не выстрелив.