Только когда мы вдвоем (ЛП)

— О, нет. Спасибо, мам.
Она улыбается и, похоже, вот-вот прослезится.
— Я никак не наслушаюсь твоим голосом, — промокнув глаза, она ставит кувшинчик и поворачивается к свежеиспеченному хлебу, который она нарезала. — Он звучит ниже, чем мне помнилось.
— Это потому, что у него наконец-то выросли яйца, — Акс пихает меня, плюхнувшись на соседний стул.
— Аксель! — мама награждает его суровым взглядом, но всё равно подвигает в его сторону чашку кофе.
— Прости, мам. Так вот, твоя подружка, — Акс понижает голос и потягивает кофе, его глаза (точная копия моих) косятся на меня поверх кружки. — Она горяча.
Я стискиваю зубы.
— Она не для тебя. А ещё она, типа... на десять лет тебя моложе.
Акс фыркает.
— На шесть, если она твоя ровесница, и женщинам нравятся мужчины постарше. Им нравится зрелость. Выстроенная карьера.
— И это объясняет, почему ты до сих пор холостой, Аксельрод, — Рен садится по другую сторону от меня и тянется к разделочной доске, схватив ломтик хлеба с изюмом прежде, чем мама успевает шлёпнуть его по руке.
— Иди нахрен, Сорен, — ворчит Акс в свой кофе.
Щёки Рена темнеют от сердитого румянца, пока он целиком запихивает в рот кусок хлеба. Он, похоже, вот-вот слетит с катушек. Рен ненавидит своё полное имя.
— Мальчики, — мама приподнимает брови. Что-то в её хмурой гримасе странным образом напоминает мне Уиллу. Мой кофе скисает в желудке. — Я намеренно использую обращение «мальчики». Вы видите, чтобы ваши младшие братья так себя вели? Почему я читаю нотации старшим?
— Потому что они ещё спят, — бурчит Рен с набитым ртом. — Дай Вигго и Олли время проснуться, а потом спроси, что они сделали с задним двором.
Мама встревоженно выпучивает глаза, затем закрывает их и делает успокаивающий вдох. Эти двое спровоцировали первые признаки старения на её лбу и вокруг глаз.
— С этим разберусь попозже. Суть в том, что сегодня Julafton. Сочельник перед Рождеством. Я бы хотела, чтобы вы на один день притворились, будто у вас нет привычки сквернословить, и вы хоть немножко любите друг друга, förstått?
Это шведская версия «Я ясно выразилась?» с выразительным ожиданием, что тебя прекрасно поймут без единого чёртова возражения.
— Да, мама, — мямлим все мы.
— А теперь я хочу обсудить Уиллу и Джой, — мама нарезает остатки хлеба и начинает аккуратно складывать ломтики в корзинку перед собой. — Я думаю, нам стоит сегодня вечером пригласить их на рождественский ужин.
Я закашливаюсь, поперхнувшись кофе. Акс пользуется этой возможностью, чтобы похлопать меня по спине сильнее необходимого.
— Отвянь, — я отталкиваю его с такой силой, что он едва не падает со стула.
— Райдер? — мама наблюдает за мной, склонив голову набок.
— Это твой дом, мам. Твоё решение. Но я бы не ожидал, что они согласятся. Уилла сердится на меня.
Мама потягивает кофе и подтаскивает стул к своей стороне стола, затем со вздохом присаживается.
— Почему?
— Она говорит, что я не был честен, многое от неё скрывал, но и она тоже скрывала. Мы оба вели одну и ту же игру...
Рен смеётся.
— Где вы притворялись, будто ненавидите друг друга, но на деле вам только и хотелось, что...
Я зажимаю его рот ладонью и приподнимаю брови, указывая на маму. Мама улыбается и отпивает кофе. Когда я убедился, что Рен не продолжит свою мысль, я опускаю руку.
— Мы какое-то время играли с огнём. Думаю, что Уилле не нравится ощущение, будто она обожглась, а я нет.
Мама кивает и опускает свою чашку.
— Но ты тоже обжёгся, так? Может, ты даже обжёгся сильнее всех?
Её глаза понимающе удерживают мой взгляд. Сложно думать и совершенно невозможно сказать о том, как незаметно изменились мои чувства к Уилле.
— Она этого не знает.
— Узнает, если ты ей скажешь, — мягко говорит мама.
Я тереблю салфетку.
— Я не уверен, что она хочет это слышать.
Глаза моих братьев сверлят меня с обеих сторон, когда они понимают, о чём мы говорим. Мама тянется к моей руке и сжимает ладонь.
— Будь храбрым, älskling, и дай ей шанс. Думаю, если ты этого не сделаешь, то долго будешь жалеть.
 
Кивнув, я выдавливаю улыбку. Мамина идея хороша в теории. Но она не знает Уиллу. Она не знает всё, чему я противостою.
— Спасибо, мам. Я подумаю об этом.
Мой телефон вибрирует. Пусть её зрение действительно ухудшилось, Джой познала искусство голосового набора сообщений. Разблокировав экран, я читаю:
«Сегодня визит Дарси в Лонгборн. Тащи сюда свою задницу и прочитай мне моё "и жили они долго и счастливо".»
Из моей груди вырывается смешок, который я не в силах сдержать.
«К вашим услугам, миледи».
«Не то столетие, оруженосец».
— Как с вами непросто, — бормочу я.
— Что? — переспрашивает мама.
Встав, я убираю телефон в карман пижамных штанов.
— Прости, ничего, — обойдя стол, я целую маму в щёку. — Спасибо за завтрак. Я скоро вернусь.
— Не задерживайся долго! — кричит мама мне вслед. — Мне нужна помощь с julskinka.
— Не буду, обещаю.
Взбежав в свою комнату, я переодеваюсь в джинсы и фланелевую рубашку. Шутки Уиллы про это эхом отдаются в моей голове, пока я застёгиваю свою рубашку. Она может дразниться сколько угодно, но ношение фланелевых рубашек — это как ношение общественно приемлемого одеялка. Осуждайте сколько хотите, но мне нравится чувствовать себя в комфорте и успокоении.
Спустившись вниз, я огибаю перила и иду по коридору к комнате Джой. Дважды постучав, я жду её голоса.
— Входите, — драматично отзывается она.
Входя, я улыбаюсь, потому что не могу сдержаться. Мне нравится Джой. Она острячка, как и Уилла, её остроты весёлые и лишь немного подкалывающие. В отличие от Уиллы, она невероятно прямолинейна, но и я сам такой, так что всё отлично складывается. А ещё у неё очень острый ум. Каждый раз, когда я читаю для неё, Джой объясняет культурный контекст «Гордости и Предубеждения», о котором я вообще не знал, и рассказывает забавные байки, когда что-то в истории вызывает у неё воспоминания. Я вижу, почему Уилла так сильно её любит... не то чтобы она не любила её за сам тот факт, что Джой её мать. Но с Джой Саттер здорово проводить время.
— Ты опять смотришь на меня этим взглядом, — она слегка ёрзает на кровати и тяжело вздыхает.
— Неправда, — садясь, я беру «Гордость и Предубеждение». Открыв книгу, я хмурюсь. — Мы тут и остановились два дня назад.
— Вчера Уилла слишком устала, чтобы читать. Она просто свернулась калачиком на моей постели и вырубилась.
Устала, как же. Уилла была в раздрае, как всегда. Чувство вины ударяет по мне как пинок в живот.
— Это не твоя вина, Лесоруб. Уилла — это минное поле эмоций, и надо отдать ей должное, на то есть хорошая причина, — Джой вздыхает и приподнимает кровать. — У Уиллы никогда не было папы. Она росла, мотаясь по всей стране из-за моей карьеры в армии. Единственными константами в её жизни был футбольный мяч у её ног да её мать, свистящая с трибун.
Джой втягивает прерывистый вдох, выдавая редкие эмоции.
— И одну из этих вещей она вот-вот потеряет.
Я рефлекторно сжимаю её ладонь. Между нами воцаряется молчание, пока я изучаю её глаза.
— Она это знает?
Она качает головой.
— Я не могу.
— Мисс Саттер, вы должны ей сказать.
Ладонь Джой крепко стискивает мою, пока она моргает, глядя в потолок.
— Я не знаю, как. Я не знаю, как разбить сердце моей дочери. Я всегда давала Уилле одно обещание — что я никогда её не брошу, что она всегда может рассчитывать на свою маму, которая будет рядом.
Я нежно поглаживаю её кожу большим пальцем.
— При всём уважении, вы дали обещание, которое никогда не сумели бы сдержать. Родители всегда оставляют их детей, если только по ужасному стечению обстоятельств дети не уходят первыми. Уилла это знает. Она будет горевать, и ей придётся непросто, но не потому, что вы её подвели. Вы не сделали ничего плохого, заболев...