Сжигая запреты (СИ)

– Не дам!
– Че это? – возмущаюсь я. – Сам возьму!
– Не возьмешь! Не позорься!
Шумно выдыхаю и выдергиваю ее из-за стола. Донеся до кровати, опрокидываю на спину.
– Ты на пары не собираешься, что ли? – бубню на выдохе. – И что это за пошлая дрянь? – выдираю из ее кисти пеструю ручку. – На щекоталку похожа. Выброси.
– Какую щекоталку, Дань? – удивляется искренне.
У меня это отчего-то вызывает ухмылку.
– Долго объяснять. Дай покажу, – выдаю я, прежде чем стащить с нее халат.
Едва мету перьями по соску, дергается и пронзительно взвизгивает.
Не позволяя Маринке подняться, со смехом съезжаю ниже. Закидываю ее ноги себе на плечи и веду «щекоталкой» по писюхе.
– Даня… – не вопит, а задыхается теперь.
Пока касаюсь нежных губок языком, перьями скольжу вверх – с клитора на лобок и дальше на живот. Чаруша ерзает и со стоном раскрывает бедра шире. Я тотчас отрываюсь и вскидываю на нее взгляд.
– Хочешь, чтобы я тебе отлизал?
– Хочу…
– Я отлижу, Марин. Потом трахну тебя. А ты мне на финалочке отсосешь? Дашь кончить тебе в рот?
– Конечно…
Я задерживаю дыхание, пока смотрю на нее. Потом опускаю взгляд и резко выдыхаю ей на киску. Воздух, перья, язык – на повторе в течение пары минут. И ее клитор начинает пульсировать, а все остальное тело дрожать. Она становится очень влажной и очень пахучей. Я вдыхаю чаще и громче, пожираю интенсивнее. Ловлю каждую каплю, пока от обильной мокроты не лоснится вся ее плоть. Вставляю в нее пальцы. Осторожно растягиваю. Всасываю клитор сильнее, заставляя ее биться в конвульсиях безумной похоти. Снова вылизываю. Затем всю писюху жестковато покусываю.
Маринка с приглушенным стоном откидывает голову на подушки, взрывает воздух бурным дыханием и, впиваясь ногтями мне в плечи, пытается заставить меня подняться.
– Хватит… Хватит… Трахни уже, Дань… – огненная потребность.
У меня тоже.
Сердце вмиг новую высоту берет. Бешено наваливает.
В ту же секунду, как я скольжу по ее телу вверх, чтобы загнать в горячие и влажные глубины член, Маринка обхватывает меня руками и ногами.
Глаза в глаза. Самые яркие искры.
И сталкиваемся ртами. Сплетаясь языками, кусаемся, и друг в друга изо всех сил вцепляемся. Пока я не совершаю первый выпад. Тогда на инстинктах распахиваем губы. Со стонами втягиваем кислород и с шумом выталкиваем его обратно. Слетая с катушек, обратно друг в друга впиваемся. До следующего толчка. С ним в унисон мычим и хрипим.
Маринка закидывает ноги выше – едва ли не на лопатках ее колени ощущаю.
Мои пальцы жадно мнут ее плоть – елозят по хлюпающей соками писюхе, мнут бедра и ягодицы, добираются до тугого колечка ануса. Вдавливаю, чувствую пульсацию.
– Хочу пробку, Дань… – тарабанит моя кобра задушенно.
– Нет… Здесь должен быть мой член… – хриплю так же рвано.
В ее глазах мелькает беспокойство. Но сразу за ним разгорается пожар.
– Трахнешь меня?
– Выебу, Марин…
Она кивает и выгибается. По телу такая тугая волна дрожи проносится, что меня вместе с ней перетряхивает.
– Да… Да… Данечка… – частит, пока я вколачиваюсь в нее с двух сторон – членом и пальцем.
Жестко. Резко. Мощно.
Сходя с ума, попросту забываем о какой-либо осторожности. Мы просто ебемся так, как нам обоим хочется.
Ловим кайф. Держим высоту. Не боимся разбиться.
Маринка стонет, мычит и хнычет. Сжимает меня все чаще, все сильнее, все продолжительнее. А потом, накрывая меня криком блаженства, затискивает так, что я теряю способность в ее плотных дырочках шевелиться. Я сгораю. Сгораю с ней так ярко, что, не сдержавшись, кончаю. С утробным рыком заполняю ее пульсирующую писюху спермой, пока она не затихает. После выдергиваю и, передвигаясь, приставляю член к ее губам. Толкаюсь раньше, чем она соображает, что делать. Едва головка проходит, стону и содрогаюсь. Маринка тут же принимается кружить язычком и посасывать. Вылизывает до блеска, как я люблю.
Минут двадцать спустя, когда направляясь завтракать, вливаемся в лоно семьи, только красноречиво переглядываемся. Благо Чарушины умные люди, предусмотрительные. Звукоизоляция у них в доме – полный фарш. Я раньше удивлялся: на хрена эта защита по всем помещениям? Теперь, когда есть мы, и Чара с Лизкой заезжают – вопрос снимаю.
 
– Ты как? Нормально? – ловлю Маринку, когда уже из дома выходим.
– В смысле? – теряется она.
– Не слишком жестко было? Ничего не болит?
– Дань, – выдыхает и краснеет. – Ты проснулся, что ли? – прыскает смехом.
Мне сразу охота скрутить ее, усадить на капот и задрать юбку. Но прямо напротив окна кухни, а настолько шокировать маму Таню я не готов.
Насупившись, просто дергаю свою кобру за косу.
– Я серьезно, Марин.
Она не внимает. Не перестает хихикать.
Приходится шлепнуть ее по заднице. Ладно, вру. Не приходится, конечно. Смачно это делаю. Облизываю губы, застываю на ней взглядом.
– Даня, уймись, – шумит Чаруша, пока не ловлю-таки и не затискиваю у двери Гелика. Незаметно скольжу ладонью под юбку. Вжимаюсь стояком. – Даня… Что у тебя за бог?
– Неважно, – отмахиваюсь, кусая ее за подбородок. – Отвечай на вопрос.
– Ах… Хм-м-м… М-м-м…
– Марина…
– Когда будет «слишком», я скажу, Дань…
– Обещаешь?
– Ну, конечно.
Стискиваю ладонью ее затылок и впиваюсь в рот. Ненадолго, но до одури пошло. Маринке даже приходится выступить трезвой стороной и отпихнуть, что бывает крайне редко.
– Дань… Ну, мама же… – красная, аж горит.
Бросаю на окна кухни быстрый взгляд. Обмякаю.
– Прости… – выдыхаю Чарушиной в губы.
– Потом… – обещает она, сжимая мою ладонь.
И меня качает таким обыкновенным счастьем – после пар она будет в полном моем распоряжении. Весь вечер, всю ночь… Моя.
– Я тебя одну, Марин.
– И я тебя одного, Дань.
Беру себя в руки, но по дороге в академию голод снова выходит из-под контроля. Особенно когда мы с Чарушиной покидаем парковку, и я ловлю на ней чертовы липкие взгляды всяких мудаков. Знаю, что это дикость, однако нутро подрывает сию секунду закрепить свое право на нее.
– Марина, – цепляю ее за руку и без слов тащу в сторону спортивных раздевалок.
С утра там никого. Физру первыми парами не ставят, а тренировок сегодня нет. Зато у меня, как у члена баскетбольной команды, имеется пропуск. Беспрепятственно попадаем в душевые.
– И зачем мы здесь? – умудряется спросить моя кобра, когда я уже штаны сдергиваю и вываливаю вздыбленный член.
– Дай мне сейчас, Марин, – сиплю, припирая ее к стенке.
– Даня… – стонет и закидывает ноги мне на бедра.
Мое сердце от натуги буквально разрывается. Припадаю к Чарушиному рту, чтобы иметь возможность дышать. Она встречает и дает все, что мне нужно. Во всех смыслах. Ведь только Маринка способна закрыть все мои потребности.
Расходимся уже после звонка, зато счастливые.
– Я тебе напишу… – обещает моя кобра.
– Что напишешь? – уже хочу и жду.
– Что-нибудь… – улыбается. – Хочешь, весь день писать буду?
– Хочу.
– Договорились!
И она не обманывает. Едва отхожу, прилетает первая эсэмэска.
Мариша Чарушина: Даня Шатохин, я тебя люблю! Ты самый лучший!
Блядь… Я все это знаю, конечно. Однако сердце все равно буксует и затягивает с новыми ударами.
Оглядываясь, ловлю еще одну улыбку своей чарующей ведьмы, прежде чем она скрывается в аудитории.
Отвечать ей не обещал, но отвечаю. Просто потому что хочу.
Big Big Man: Я тебя тоже люблю, Маринка Чарушина. Ты моя. Самая главная. Самая важная. Самая крутая. Одна моя.
Так первая половина дня и пролетает.
А после обеда мне на мыло приходит письмо: фотки, имена, адреса, все персональные данные. Идентифицированы.
46 
Причина простая – ты у меня одна. 
© Даниил Шатохин