Как влюбиться в герцога за 10 дней

Она бы предпочла, чтобы в помещении было прохладно. Тогда она могла бы оставить всю одежду на себе. Александра всегда чувствовала себя комфортнее, когда на ней было много одежды.
– Я хочу открыть окно. Здесь слишком жарко и душно, – сказала она Сесилии, которая умывалась в ванной.
– Отличная идея, старина, – ответила подруга. Судя по булькающим звукам, сопровождавшим ее слова, она как раз чистила зубы.
Александра улыбнулась, подошла к окну, откинула шпингалет и распахнула ставни.
Бедная Сесилия была безутешна из-за своего опоздания. Она всю дорогу извинялась, отчетливо понимая, что, прибудь она вовремя, Александра могла бы избежать встречи с буйным жеребцом. И с…
Александра разинула рот.
И с кучером.
Тем самым, который сейчас стоял у распахнутых дверей конюшни, явно о чем-то задумавшись.
Ужас Торклифа.
Она инстинктивно отпрянула от окна, чтобы он ее не заметил, но сразу поняла, что он смотрит не на замок, а на деревню у пристани или казавшуюся черной морскую гладь за ней.
Разумеется, он еще был в конюшне. Следовало устроить на ночь новых лошадей и обработать раны буйного жеребца, полученные им во время происшествия на железнодорожной станции.
Александра не видела черт лица мужчины из-за довольно большого расстояния, темноты и непогоды, но она не сомневалась: это он. Она последние годы много путешествовала, но ни разу не встречала мужчину таких размеров. Возможно, она видела подобные скульптуры из камня и мрамора, но не живых людей.
Когда они встретились на станции, его волосы промокли, с них на лицо, плечи и спину стекала дождевая вода. Теперь они торчали во все стороны, словно он пытался сушить их полотенцем, но потом забыл причесаться.
Что он там высматривает? Александра окинула взглядом маленькую живописную деревушку, пристань, городок, словно прильнувший к скале. Вид был прекрасный, но ее взгляд сразу вернулся к замершей на пороге конюшни фигуре мужчины. Пошевелился ли он? Видит ли он ее?
Скорее всего, нет. В комнатах Сесилии царил полумрак, и окна круглой башенки, в которую их поселили, выходили, скорее, на море, чем на двор и конюшню. Если бы она не высунулась из окна, навалившись на подоконник, она бы его не заметила.
Мужчина быстрыми и нетерпеливыми движениями снял рубашку и отшвырнул ее в сторону. Александра прижала ладонь ко рту. Потом к глазам. И снова ко рту. Даже на таком расстоянии она отчетливо видела его широкую спину и плечи, сильные упругие мышцы.
Завороженная зрелищем, Александра забыла, что надо моргать, и очнулась от жжения в глазах.
«Зачем он разделся? Может быть, чтобы обратиться в другое существо?»
Нелепая мысль разозлила ее. Александра моментально устыдилась. Что за глупость! Оборотней не существует! Ей приходилось много слышать о проклятиях, вселившихся демонах, дьяволах, предрассудках всякого рода, духах и божествах. Все их можно было объяснить с научной точки зрения. Или нельзя? Нет, разумеется, можно, а тем, кто этого не понимает, стоит посочувствовать.
Ей приходилось видеть немало обнаженных до пояса мужчин. Рабочие в Каире. Представители африканских племен, живших к югу от Сахары. Даже индейцы в Америке.
Только она никогда не уделяла им внимания. Не думала о них. На самом деле, она старалась не замечать мужскую плоть. Ее интересовали исключительно кости. Кости давно умерших людей.
Мертвые не могут причинить вред. У мертвых нет того, что делает мужчин опасными. Все то, чем они обладали при жизни, обратилось в прах. Сила, кровь, мышцы, плоть… половые органы. Все это давно распалось. Осталась только история.
Но мужчина, стоявший сейчас под фонарем в дверях конюшни, приковывал к себе ее внимание помимо воли. Несмотря на ее страх и здравый смысл.
Он был сложен так, словно бросал вызов богам. Казалось невероятным, что это великолепное тело когда-нибудь превратится в груду костей.
Кому нужны такие избыточные мускулы?
Человеку, который объезжает коней, весящих в пять раз больше, чем он сам, ответила Александра на собственный вопрос.
 
Охотнику.
Александра зажмурилась, постаравшись избавиться от ненужных мыслей. Возможно, этот идиот вступил в поединок с медведем, или сделал что-то иное столь же нелепое. Все мужчины испорчены и склонны к бессмысленным поступкам.
Лучшей уж ей на него не смотреть. Лучше не наслаждаться тем, что она видит. Потому что этот мужчина легко может украсть у нее то, что она всеми силами старалась обрести последние десять лет.
Ее достоинство. Ее рассудок. Ее тело.
– Чудесный вид, правда?
Оказалось, что Сесилия подошла и стоит рядом. Александра вздрогнула и мысленно призвала себя к порядку.
– Да, вид на море завораживает. Его нельзя сравнить ни с чем, – сказала она.
– Я, вообще-то, не о пейзаже говорила. – Сесилия протерла очки отворотом халата, вернула их на переносицу и мотнула головой в сторону конюшни. – Здесь, на пасторальном юге, похоже, выращивают другую породу мужчин. Ты со мной согласна?
– Я не заметила. – Александра отвернулась от окна.
Краем зрения она поймала жалостливый взгляд Сесилии и поспешила улыбнуться. Правда, улыбка получилась немного неестественной.
Сесилия с юности обладала статной величественной осанкой. Казалось, она не ходила, а плыла. Ее красивый халат из ярко-красного сияющего шелка чуть слышно шуршал при ходьбе.
– Как ты думаешь, что задержало Фрэнка? Я умираю от желания ее увидеть.
Александра взглянула на дверь.
– Понятия не имею. Возможно, ее жених.
– Жених… – Сесилия озабоченно нахмурилась. – Тебе не кажется странным, что она никогда не упоминала о своей помолвке с герцогом?
Александра тоже об этом думала.
– Трудно сказать. Появится – спросим.
– Возможно… – Сесилия опустилась на краешек стоящего у камина стула. Ее волосы были такого же цвета, как пляшущее в очаге пламя.
– Я не хочу думать о ней плохо, но… возможно, она просто не захотела нам говорить? Из-за той клятвы никогда не выходить замуж, которую мы когда-то дали?
Александра обдумала такую возможность и покачала головой.
– Это не похоже на Франческу. Она не склонна держать язык за зубами.
– Да, но за последние годы мы все научились хранить тайны.
«Моя вина». К грузу, с которым постоянно жила Александра, добавился еще один камень. У нее подогнулись колени, и она почти рухнула на стул напротив Сесилии.
Существовала реальная опасность того, что их тайна вскоре перестанет быть тайной, и ей придется рассказать об этом своим сообщницам. Десять долгих лет она старательно ограждала подруг от прошлого, но теперь…
Сесилия продолжила говорить, оставаясь в счастливом неведении о безрадостных мыслях Александры:
– Если Франческа не хочет выходить замуж за этого Редмейна, почему бы просто не разорвать помолвку? Зачем нужен маскарад? И что означает ее просьба о помощи? Она попала в ловушку. Я это чувствую.
Александра снова ощутила укол вины – в последнее время она была слишком занята собственными проблемами. Порывисто схватив Сесилию за руку, она заявила:
– Если она в опасности, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы ей помочь. – Она говорила с уверенностью, которой не чувствовала.
– Разумеется, – невозмутимо ответствовала Сесилия. – Мы справлялись и не с такими демонами, как этот герцог Редмейн.
Сесилия всегда отличалась проницательностью, вот и теперь устремила на подругу внимательный взгляд и спросила:
– Александра, ты уверена, что с тобой все в порядке?
Хороший вопрос для женщины, пережившей то, что она. Даже после стольких лет. «С тобой все в порядке?»
И ответ на него может быть только один: нет.
С ней не все в порядке уже больше десяти лет. Она пришла в себя. Обрела цель в жизни. Она удовлетворена, хотя и не счастлива. И многого достигла. Можно ли это назвать «все в порядке»?
На самом деле, годы смягчили боль. Она стала лучше спать, да и кошмары снились реже. Чувство стыда теперь беспокоило все меньше, и между моментами, когда воспоминания заставляли ее рыдать и яростно скрести свое тело в обжигающе горячей воде, стало проходить все больше дней. Приложив титанические усилия, Александра сумела построить свою жизнь, в которой были цель и страстное увлечение, – работой, конечно. Но она неизменно стремилась к одиночеству и сохраняла лишь горячую преданность двум необыкновенным женщинам, с которыми ее свела судьба в юности и которых она любила больше всех на свете. Она любила только их, и больше никого.