Голод

Талые воды смыли остатки сомнений и пробудили в нас обоих яростную решимость. Зимние почки ивы смотрели на нас с голых ветвей. Она зацвела раньше всех, гора почек устремилась к солнцу.
Разбуди другие деревья, ива!
Поскорее собрать ее пушистые семечки. Я делала фитили для свечей, сохраняя их на потом. Из прутьев я сплела большую корзину для картофеля, который мы вырастим за лето на самой большой грядке. Еще до того, как мерзлота ушла их земли, Армуд начал остервенело выкапывать камни из картофельных гряд – каменная кладка росла и росла как монумент его любви к нам. От огромных камней, уходящих под землю, у него так разболелась спина, что он несколько недель не мог спать. Он трудился ради нас. Ибо без земли и еды мы бы умерли. В самые трудные вечера я кипятила воду, клала в нее пучок ивовой коры и оставляла настояться. Он выпивал, это облегчало боль, приходил сон. Что-то властное, зовущее повисло в воздухе, когда деревья наполнились соками, и Армуд построил вокруг дома забор, призванный защищать нас от голода. Словно голод можно удержать за забором. Забивал гвозди, не отдыхая ни минуты. В дальнем углу он оставил прореху в заборе для домового и кошки, которой мы обзавелись только двадцать лет спустя. Туда тоже полагалась доска, но в тот момент у него осталась всего одна, а она нужна была ему для более важного дела.
– А у вас, дети, будут свои качели, висящие на яблоне!
Так он и сказал, а ты громко рассмеялся от счастья.
– Я научусь летать, отец!
– Ты обязательно научишься летать. Руар, обещаю тебе. Мы все полетим.
Качели уже были готовы. Армуд долго сидел на камнях, шлифуя доску песком, но повесить ее он собирался только следующей весной, когда Туне Амалия вырастет большой и не упадет с качелей. На этих качелях вы будете раскачиваться все детство, ощущая, как ветер треплет волосы и одежду. На них вы будете взлетать к небу, когда вас раскачает отец, чтобы увидеть, как высок лес, почти дотронуться до верхушек деревьев и снова улететь. Вы не привязаны к земле. Что значит недостающая доска в заборе в сравнении с такой свободой? Через эту прореху мои мысли порой ускользали прочь.
Майский ветер. Наконец-то потеплело. Дом изменился. Стал пахнуть сухими досками и разогретой на солнце смолой. Вы, дети, ели сосновые побеги, пока не заболит живот. Однако мы радовались этим побегам: они означали, что вскоре самое плохое останется позади. В гнездах пищали птенцы певчих птиц, а у нас была одна мысль: съесть их, как мы съели их отца. Я шла на их писк, пока не нашла гнездо. Прости, воробышек. Твои детки спасли моих. Когда весна вступила в свои права, я принялась собирать все живое, что могла найти вокруг: мы ели побеги и личинок, я делала кашу на березовом соке, хлеб на березовом соке, пиво на березовом соке. Вы, дети, пили его, словно это был волшебный напиток. Плечи Армуда были по-прежнему напряжены, когда он поднимал вас к веткам, по которым вы потом будете лазить, и давал вам по трубочке, вырезанной из свежих побегов ивы, росшей у нашего дома. Ты играл на своей случайные звуки, а Туне Амалия просто сосала свою трубочку.
Вы, дети, забыли о голоде, словно его никогда не существовало, да и Армуд тоже. Из старой наволочки, двух планок и веревки он сделал вам воздушного змея – как вы полюбили эту забаву! Благодаря синей монограмме на наволочке змей выглядел по-королевски. Армуд научил вас, как поднимать его в воздух. Ты, Руар, бегал босиком вместе с ним по дороге, ведущей в деревню, а змей парил над вашими головами почти под самыми облаками. И вот наконец настало лето. Да еще какое! Стало тепло, все вокруг зацвело и стало стремительно расти. Как радостно было видеть детей, ползающих по нагретому солнцем дощатому полу. Наши лица снова порозовели. Даже ольха могла себе позволить не жалеть воды и ронять ее с кончиков листьев. Поначалу мы ставили на стол кислицу и еловые побеги, потом капусту и лук с салатом из свежесобранных одуванчиков. Армуд нашел дополнительную работу, позволившую ему частично оплатить долг торговцу, мы снова могли пополнять нашу корзину в лавке, и однажды вечером вы, дети, не допили молоко, оставив чуть-чуть на дне своих чашек. У вас были солнечные улыбки, загорелые летние ноги. В первые недели все мы мечтали о яблонях в цвету и солнечном свете, поднимали лица к солнцу, не желая пропустить ни секунды из того, что происходило вокруг нас. Но солнце возвращалось, день за днем, и скоро мы привыкли, что светлое и доброе с нами надолго. Казалось, Армуд стряхнул с плеч все, что тяготило его. Солнце танцевало на острие его бритвы, отбрасывая золотые блики на деревянные стены с дырочками от сучков и на его щеки.
 
Запах готовящейся еды в доме, закопченные жиром окна. Я позвала вас в дом, оторвав от бабочек и мелких птиц, вы уже успели наесться жареной рыбы и малины, когда Армуд принес двух полевок, пойманных на картофельном поле. Мы смеялись и качали головами. Туне Амалия достала пальчик изо рта и улыбнулась. Вы запели детскую песенку, и мои юбки покачивались в такт мелодии, пока я пыталась выветрить чад и убирала со стола.
Жара нарастала. Оплата торпа требовала каждодневной работы, и каждый день я приносила Армуду обед, видя, как, женщины, потея на солнце, собирали лен на бескрайнем голубом поле. На нашей поляне солнце осторожно пробивалось сквозь ветки деревьев, как через сито, но на полях жара водопадом обрушивалась на потные тела. Ярко-голубые цветы льна торопили людей, напоминая о долгом пути от льняного зернышка до тканой простыни. Мне довелось слышать о женщине, которая после того лета не выносила голубой цвет.
Армуд ставил силки на голубя и белку, но добычу приносил редко. Зато мы вдоволь наедались жареной рыбой, лакомились лесными ягодами и дикими яблоками. Армуд был опытным рыболовом, но соль стоила дорого, и сохранить рыбу надолго не удавалось. В глубине души я надеялась, что прольются дожди и разбудят к жизни грибы, о которых рассказывала мне женщина из деревни по имени Юханна.
Палящее солнце. Трава выцвела, стала коричневой, овощи пришлось снять и съесть до того, как они выросли. Рыба спряталась от жары на дне озера, и вскоре даже ночная рыбалка не приносила удачи. Все медленнее текла вода в ручейке, подпитывающем наше маленькое лесное озерцо – силы изменяли ему. Еда за дверьми торпа иссохла. Как раз в тот момент, когда наша кладовка должна была наполниться заново, она внезапно опустела.
Мы доели последнюю луковку.
Последний кочан капусты.
Питались пустым супом из плотвы и съедобных листьев.
Лето сжалось: бесконечная засуха, гнетущая тревога. Мы замедлились, выжидая – новости, которая как удар кулаком в живот. Но вместо этого на меня, словно снежинки, мягко спускались отчаяние и покорность судьбе. В этом году урожая не будет. Прижавшись головой к плечу Армуда, я почувствовала, как он обнял меня. Наблюдая, как вы, смеясь, играете на солнышке, мы, взрослые, посчитавшие наши запасы в кладовке, расплакались. Смех отзвенел, вы снова начали худеть, хотя только что отъелись. Ты стал таким худеньким, Руар. Личико у Туне Амалии стало серым – голод украл все краски. В ее глазах читалась безысходность взрослого человека. Я надолго уходила из дома, ища дрова, ягоды и грибы, а когда возвращалась с дровами, но чаще всего без ягод и всегда без грибов, вы поворачивали ко мне свои головки с открытыми ротиками, словно клювики у голодных птенцов.
Проникнув сквозь оконные стекла, солнце согревало локоны Туне Амалии. Но от этого нежного прикосновения солнечных лучей сыт не будешь.
И вновь мы стоим с обрывками мха в руках перед глухой судьбой, которой нет дела до таких, как мы. Дом – это такое место, где постоянно гремят посудой. Когда еда кончается, предметы тоже замолкают. Дом – это такое место, где мы смотрим в глаза друг другу, сидя за столом, который построил Армуд. Но как сидеть вокруг пустого стола? Не так мы себе это представляли. Голод рвал нас изнутри. Птицы на полях. Птицы в кустах. Птицы, кружащиеся над крышами домов. Все они искали, чем бы поживиться – в точности как мы. Нам приходилось постоянно чем-то заниматься, чтобы не давать волю мыслям, но при этом беречь силы. Я собирала цветки сирени с коричневым кантом на кусте у дровяного сарая и вставляла Туне Амалии в волосы, но это ее не питало. Иногда я видела, как она вытаскивает крошечные цветочки и ест их.