Право на эшафот
Глава 6
– Магия так воняет? – не удержалась я.
– Его – да. Эстефания, такое впечатление, что ты все забыла, – тетя подозрительно прищурилась, – задаешь странные детские вопросы.
«Потому что я – не она», – почти ответила я, но внезапно поняла, что рот раскрываю, а звуки из него не вылетают. А еще внезапно поняла то, о чем смогла сказать прямо:
– Мне кажется, у меня заблокировано почти все, касающееся магии.
Возможно, этого не следовало говорить, но тетя в любом случае потребует объяснений, почему я чего-то не знаю и не умею. Поняла ли она, что я другая Эстефания? Скорее всего. Но признаваться не стала. Возможно, это идет вразрез с ее планами? Смотрела она довольно странно, недовольно хмурилась, но посвящать меня в свои раздумья не торопилась.
Но если Эстефания смогла заблокировать перемещенной душе доступ к своим знаниям, то блок мог распространяться не только на магию. Не могло же у девушки в ее возрасте не быть каких-то влюбленностей, пусть и глубоко подавляемых? Если я чувствовала ее эмоции по отношению к королю, тете или Бласкесу, значит, и остальные должна была. Но та же Эсперанса воспринималась совершенно чужой. Нет, я знала, кто она, но ничего к ней не чувствовала. Значит, Эстефания закрыла что-то личное. А ведь я оставила свою память полностью беззащитной перед ней. Не такая уж она была наивная простушка, как оказалось. И не такая неумеха, как я решила, рассмотрев доставшийся набор заклинаний. Конечно, его вполне хватало дойти до эшафота, а на большее никто не рассчитывал. Но все изменилось, и мне этих знаний будет мало. И не только о магии. Хотелось бы быть уверенной, что король, говоря о запятнанной чести Эрилейских, был не прав. Или хотя бы очень преувеличивал.
– Думаешь, Бласкес приложил к этому руку? Впрочем, что это я? Конечно, Бласкес, больше некому, – забормотала тетя. – Блок должны были снять после оправдания, но почему-то этого не сделали. Наверняка Теодоро запретил.
– Его величество считает меня преступницей, – напомнила ей.
Вероятность того, что блок наложил Бласкес, существовала, но я не была в этом уверена так, как тетя, поскольку встреч с придворным магом в моей памяти нашлось мало. И он ничего со мной не делал. И даже если бы он заблокировал магию, при мне остались бы знания. Но знаний не было, то есть были, но какие-то жалкие разрозненные обрывки, словно Эстефания перед обменом торопливо сортировала: это уберем, а это оставим, оно укладывается в легенду и не позволит посчитать сделку обманом. Я и сейчас не была уверена, что она меня надула, поскольку, будь у меня возможность заблокировать ряд личных воспоминаний в том теле, я бы это тоже сделала. Эстефании они лишние, она своих наберет, а мне бы не хотелось, чтобы кто-то посторонний совал туда свой нос. Но что сделано, то сделано, будем надеяться, что бывшая герцогиня со всем уважением отнесется к моим тайнам и не будет в них заглядывать. Хотя я бы не отказалась знать ее тайны: иное незнание на ее уровне может стоить головы.
– Его величеству лишь бы кого-то обвинить, – отмахнулась тетя. – Ты вообще ничего не помнишь?
– Что-то помню, но странно, как если бы из детской головоломки вытащили и спрятали часть деталек. Большую часть.
И это касалось не только знаний по магии, но и воспоминаний. То, что не казалось странным при появлении в этом мире, поскольку странностей и без того хватало, сейчас вылезло на первый план.
– Плохо. – Тетя нахмурилась. – Нужно непременно снимать блок. Если он есть. Ну-ка.
С ее руки сорвалась голубая полупрозрачная лента и окутала мою голову.
– Действительно, блок. Не подумала бы, что Бласкес поставит такой некачественный и заметный. Выскажу «фи» его величеству при личной встрече. Не умеет он с достоинством проигрывать.
Словно в ответ на эти слова в дверь затарабанили, и тоненький голосок испуганно пропищал:
– Срочный посыльный от его величества Теодоро Второго.
Горничная толкнулась в дверь, но та была заперта. Тетя указала на снятый чепец, я торопливо натянула его, пряча лицо, после чего открыла дверь, стараясь выглядеть как можно незаметнее. Впрочем, для вошедшего незаметными были все, кроме него самого. Он был важен, толст и громогласен. Настолько громогласен, что, кажется, его услышали в самых дальних уголках монастыря, когда он сообщил:
– Его величество Теодоро Второй повелевает графине Хаго незамедлительно прибыть в Труадон.
В доказательство своих слов он протянул письмо, запечатанное чем-то похожим на сургуч, но, судя по облачку искорок вокруг, таковым не являющимся. Когда тетя сломала печать, та вспыхнула в воздухе и растаяла, словно дымок. Тетя вчиталась и чуть насмешливо протянула:
– Его величество так уверен, что я смогу решить эту проблему?
Письмо, словно только и ждало этого вопроса, истаяло, как только что это сделала печать.
– Вы сомневаетесь в распоряжениях нашего короля? – уточнил толстяк.
Уточнил с готовностью настрочить донос прямо сейчас, пока не забыл ни единого слова. Наверное, доносы хорошо оплачиваются, если посыльный хватается за любую возможность их написать. Конечно, нельзя исключить и того, что это ему просто нравится. Как говорится, сделал гадость – сердцу радость.
– Что вы, мой дорогой! Я сомневаюсь в себе, в собственных способностях. Его величество непогрешим, не зря же он именуется Блистательным.
Насмешка в ее словах почудилась не только мне, но и посыльному, очень уж ярко выраженное подозрение появилось на его лице, но формально придраться оказалось не к чему, поэтому он ограничился одними взглядами.
– Когда вы выезжаете?
– Разумеется, немедленно. Разве можно заставлять короля ждать? Могу вам выделить место в дорожном экипаже, сеньор.
– Спасибо, у меня свой, – оскорбленно вскинулся толстяк, наверняка рассчитывающий на обращение «дон». – И я хотел бы передохнуть пару часов, прежде чем возвращаться в Труадон.
Я бы тоже не отказалась передохнуть. После ночи, проведенной в дилижансе, чувствовала себя совершенно разбитой. Но что-то подсказывало, что собираться и ехать придется и мне. Точнее, только ехать, поскольку собирать мне было нечего. Жизнь по принципу «Все свое ношу с собой» временами очень удобна.
Впрочем, графиня сборами себя тоже не утруждала, поручив это дело прислуге. Сама же заперлась в кабинете, заявила, что король требует ее прибытия как раз по поводу моей пропажи, и сразу переключилась на Бласкеса, пытаясь выяснить, когда он мог поставить блок. Но воспоминания были чужими, а сама я ужасно хотела спать, поэтому ничего удовлетворяющего родственницу из памяти не вытащила. Возможно, способствовало этому и то, что я была почти уверена: если удастся снять блок и воспоминания вернутся в полном объеме, выяснится, что ставила его сама Эстефания.
– Ты очень рассеянна, Фани.
– Я не выспалась, хочу есть и принять ванну, – огрызнулась. – К тому же стало очевидным, что у меня в голове кто-то покопался, а я этого не помню. Так с чего мне быть собранной, тетя?
– С того, что это первейшая обязанность мага, – отрезала она. – А ты не просто маг, ты последняя представительница дома Эрилейских.
– А вы, тетя? – Вовремя вспомнила, что она была сестрой отца, не так давно овдовевшей. – Вы тоже представительница дома Эрилейских.
– Меня можно не брать в расчет, – отмахнулась она, – я сухая ветвь дерева. Тебе же суждено продолжить род.
Детей у четы Хаго не было, но почему, для меня было загадкой. В памяти объяснений опять не нашлось.
– Оттого, что я позеленею, род не продолжится. Даже магу нужно высыпаться и вовремя есть. И мыться тоже. Исключения в виде Бласкеса только подтверждают это правило.
Она рассмеялась.
– Такой ты мне нравишься куда больше, Фани, чем когда я тебя видела в последний раз. Если ты не забыла, у меня удобная карета, выспишься. И голодом я тебя морить не буду. А то и правда позеленеешь, какой с тебя тогда толк? Что касается мытья… – С ее руки сорвалась зеленая лента магии, и я почувствовала, как не только с тела уходят пот и грязь, но и платье расправляется, приобретая вид нового и аккуратно отглаженного. – Этого заклинания тоже не помнишь?