Избранные эссе
Весь мир у Хомякова во всём своём идеале, от самого простого, бесхитростного и будничного, (будь это ручная работа или вершины богословской мысли), — должны строиться на соборном начале. Что приведёт к полному искоренению ложного интеллектуализма и рационализма, а, следовательно, откроет огромные возможности к познанию целостности Духа.
Отсюда вытекает и самое основное учение Хомякова — Учение о Церкви. Но прежде чем говорить о нём, нужно познакомить читателя с его мнением о других вероисповеданиях, искажающих и отрицающих идею целостности Духа.
VI
Какова история раскола?
Что же произошло между Патриархом Фотием и папой Николаем? Что раскололо дотоле единую объединённую любовью Церковь?
Хомяков считает, что не догматические расхождения лежали в основе событий, определивших откол Запада от единой Вселенской Церкви. Он считает, что не какие‑либо исторические факты сыграли роковую роль в дальнейшем общении Запада и Востока. Нет, он считает, что центром всего и определяющим началом событий стала измена Христовой любви, случившаяся на Западе. Единение любви было нарушено, — и этим определилось всё последующее.
Ещё задолго, до раскола поместная испанская церковь внесла в чтение Символа Веры слово «филиок», т. е. (утвердила исхождение святого Духа не только от Отца, но и от Сына, — «иже от Отца и Сына, — «филиок», — исходящего).
Поместная церковь в Испании приняло это разночтение как должное, и оно постепенно распространилось за пределы страны. Это было началом и залогом больших и существенных расхождений. По существу, Церковь имела верное средство не допустить последствий, возникших в одной из провинциальных церквей Испании. Достаточно было бы поставить вопрос о «филиоке» на рассмотрение Вселенского Собора. Он смог бы вполне авторитетно и в полной мере разрешить его, сославшись на тексты священное Писания, и подкрепить своё постановление священным Преданием.
Вместо этого папа Николай, не считаясь мнением всей вселенской Церкви (всего Тела Христова), присвоил возникшему казусу «филиоке» право на самостоятельность.
Хомяков пишет: «Действием своим, т. е. самовольным изменением символа, Римский мир заявил, что в его глазах весь Восток есть — «илот», в делах веры. Право решения вопросов догм присвоилось церкви областной».
И этот акт Запада, нарушивший единство любви, не только отторг его от Вселенской Церкви, но и предопределил дальнейшее углубление раскола: «Подлинная вера не может сохраняться там, где оскудела любовь».
Закон любви подменился утилитарным рационализмом и, как ни странно, узаконивал протестантизм: «В католицизме зрело зерно реформации, западная церковь обратила человека в раба и вследствие этого нажила в нём судью».
Отказавшись от единой соборной жизни со всей Вселенской Церковью, католицизм отказался от правильного понимания мистической сущности церковного тела. Он принял случайный критерий человеческого разума в делах веры и тем самым определил относительность этого критерия.
В результате католицизму понадобился догмат о непогрешимости Папы, чтобы как‑либо заполнить место понятием непогрешимости Церкви в её совокупности и целостности.
И у католиков и у протестантов с одинаковой силой действует принцип крайнего рационализма, утрата целостного духа. Разница в том, что:
а) В протестантизме рационализм идеалистичен, а у католиков материалистичен.
в) Католицизм начал отрицать догмат и заменил его преданием поместной церкви.
с) Протестантизм пошёл дальше и в своём отрицании догмата, как живого предания, утвердил предание внецерковное и случайное.
Так что этот, казалось бы, мизерный шаг «филиоки», привёдший к расколу, предопределил внецерковное одиночество западного человека, сделал его молитву схоластически рациональной.
Отвернувшись от общей базы любви и расколовшись на два враждующих лагеря внутри себя, Запад, увлечённый внутренней полемикой, всё время ходит на поверхности и не касается корней религиозной жизни. Споры о значении сверхдолжных заслуг, о силе и смысле молитвы, о взаимоотношении веры и добрых дел — объясняются коренной неправильностью в постановке вопросов.
Большинство этих вопросов для Церкви просто не существует, а если и существует, то легко разрешается на основе закона Любви, которой пронизана Церковь.
Католицизм связан неразрывными узами с грехами протестантизма, следовательно, у них грехи общие, и ущербность любви и единства тоже.
Отчего вытекает, что православие, не болевшее всеми этими заболеваниями «рационализма», после раскола Церкви идёт своим путём и совершенно другим.
Характеристика взглядов Востока и Запада
Перед тем, как перейти к определению настоящего вселенского смысла православной Церкви (по Хомякову), интересно посмотреть на ту характеристику, которую он даёт Востоку и Западу, в некоторых вопросах:
«Мудрость Запада учит закону любви, а юродство Востока — о силе и даре любви.
Мы знаем, что Церковь не ищет Христа (как ищут его протестанты), Церковь обладает Им, и обладает и принимает Его постоянно, внутренним действием любви, не испрашивая себе внешнего признака Христа, созданного верованием Римлян».
«Малая песчинка не получает нового бытия от массы, от груды, в которую её забросил случай. Таков и человек в пространстве.
Кирпич, заложенный в стене, нисколько не изменится и не улучшится от места, в которое его заложила рука каменщика. Именно таков, человек в романизме.
Но частица вещества, усвоенная живым телом, сращивается и делается неотъемлемой частью его организма, и сама получает от него новый смысл и новый импульс жизни.
Таков человек в Православии».
«Три голоса громче других слышаться в Европе:
Рим провозглашает — «Повинуйтесь и веруйте моим декретам».
Протестанты говорят — «Будьте свободны и постарайтесь создать себе хоть какое‑нибудь верование».
А Церковь взывает — «Возлюбите друг друга да единомыслием исповемы, — Отца и Сына и святого Духа». Вот в чём, считает Хомяков, и разница между православием и западным христианством.
Он её наглядно на этих примерах показывает и добавляет, что «разница в самой сути понимания духовной жизни, в самом мистическом отношении к Церкви и к пребывании в ней».
Постановка вопроса, ответы, сопоставления и анализ Церкви после раскола позволили Самарину назвать Хомякова первым русским православным богословом.
VII
Соборность
Полемизируя с Западом, Хомяков основывает своё учение об истинной соборности, на том как её исповедует православная Церковь.
Отправным моментом ему служит окружное послание Восточных Патриархов 1848 года, написанное в качестве ответа Папе Пию IX, на первые попытки Рима провозгласить догмат о непогрешимости Папы.
В послании написано:
«Непогрешимость почиет единственно во вселенскости Церкви, объединённой взаимной любовью. И неизменяемость догмата, равно как и чистота обряда, вверена охране не одной иерархии, но и всего народа церковного, который есть Тело Христово».
Хомяков понял, какое решающее значение имеет эта формулировка в посланиях Патриархов. Именно в ней, после многовекового перерыва, чуть ли ни со времени Вселенских Соборов, Восточная Церковь ясно определила свою мистическую сущность.
А в глубине церковной жизни этот голос православия имел такую же силу и значение, столь же огромное, как для католиков провозглашение непогрешимости.
Вчитываясь в патриаршее послание, поражаешься его надвременностью: написано оно было в 1848 году, на «злободневную тему» и полностью отвечало ему, и? вместе с тем, оно могло быть написано давно, в какие‑нибудь V‑VI века. Ведь церковная тема и основная истина, по сути, оставались надвременными. А отсюда выходит, что в истинной Церкви нет, церкви учащей и поучаемой. Истина лежит в полноте и только в полноте Христова Тела, а отдельные её члены — миряне, иерархи и пр. — неизбежно могут ошибаться и грешить против истины.
Постижение сущности Церкви невозможно одним разумом.