Избранные эссе

На отдельном человеческом пути, например, личность воспринимает себе первоначально, как некое органическое единство. Человек утверждает себя, как сущее, но не как преображенное сущее.
Следующая ступень будет восприятиe себя, как некоего психического единства.
По отношению к первоначальному состоянию это уже степень преображения.
Но по отношению к последующему тут духовная тьма не преодолена, надо искать духовного ощущения себя, своего перевоплощения в следующую степень преображенности.
Можно найти другой пример в единстве многих.
Первоначальная степень, не просветленная преображением, — это единство в количестве, механическое сочетание коллектива. Тут могут быть такие утверждения:
— «Мы вместе идем на охоту, потому что только десять рук, а не одна и две руки, способны осилить силу дикого зверя».
И тут не важно индивидуальное лицо того, кто идет, потому что имеет значение только счет рук, кому бы они не принадлежали.
До известной степени коллектив, осуществляемый сейчас в России, основная сущность большевизма, — это тоже исчисление количества, — не Иван, Петр, Сидор и так далее… а один, два, три, сто, тысяча!!! Не органическое слияние свободных путей, а механическое их сочетание.
В путях преображения Иван, Петр, Сидор начинают существовать, как органически и свободно слитые воли. Тут «свободное волеизъявление не всего народа». Тут гармонически осуществленное народоправство. Количество не соединяется механически, а становится единым целым организмом, народом, имеющим свое единое лицо и включающим в себя отдельные индивидуальные лица. Это не горсть песка коллектива, а крепкое единство всех частей каменной глыбы.
В пределе преображения в полноте там, — «где двое или трое во Имя Мое там и Я посреди них».
Другими словами, двое или трое не слагаются, как отдельные механические единицы коллектива. Двое или трое не срастаются, как органическое единство творящего свою волю народа. А слагаясь, сращаясь, они не остаются равными себе, но приобретают от факта сложения, сращения еще нечто, что в них не заключено нечто, что по существу больше их, что преображает и вновь определяет их.
В этих линиях можно искать многих путей. Тут пути наши, пути демократии, пути социализма.
Три эти слова определяют большую и подлинную степень преображения первоначальной тьмы коллектива. Они возможны лишь при достижении значительного совершенства.
Но, конечно, они не завершение, они не окончательное преодоление, не окончательное преображение, не святость, не полнота последней реальности, не момент слияния с Богом.
И в этом отношении движение мыслится бесконечно долгим и трудно определимым в отрезке времени наших жизней.
Тут важно только утвердить подлинную реальность, подлинную сущность этих путей.
Кто имеет к ним «талант», тот должен и вправе идти по ним, потому что в пределе они ведут к последней полноте Божества.
От камня до духа, — все суще и все неизбежно в последней полноте.
О материнстве.
Слепая земля несла в своих недрах слепое семя. Не она выбирала судьбу свою и не семя волей своей избрало себе недра земли, а так было назначено им.
И в отдаче своего плода миpy земля принесла не своей волей избранную слепую жертву.
Дальнейшая степень преображения этого пути, — опознавшее себя материнство.
Часть себя становится иной жизнью и остается кровно слитой с начальной жизнью.
В материнстве есть воплощенное существование в себе и в другом, — в другом, отдельном от себя. Мать, оставаясь в сыне, отдает его всем дорогам земным, всем полям земным, всем страданьям, и соблазнам. Мать уже не вольна в судьбе сына, и вместе с тем неразрывно связана во всех его путях с ним.
В материнстве предельное ощущение гибели, потому что нет никаких сил вмешаться в сыновний путь.
В материнстве самая великая любовь, потому что оно издали и без возможности что‑либо изменить влечется за сыновним путем и как бы соживет в своей раздельности с этим сыновним путем.
Материнство не имеет крыльев, потому что оно не может решать. Оно только разделяет чужое решение. Оно страдает чужим, вольно избранным страданием, и для него это страдание не вольно избранно, а только неизбежно принято.
 
Материнство не виновато, но ответственно. И вместе с тем даже в ответственности оно не может выбирать своих решений.
Материнский путь в степенях преображения может иногда стоять неизмеримо ниже сыновнего пути, но даже и это не избавляет его от ответственности и боли за более преображенную степень.
Тут все не волею избрано, а до конца неизбежно.
Тут в гибели нет сознания преодоления, в страдании нет ощущения достиженья, тут земля молчит, а звери воют, а люди исходят мукой от не завершаемой жалости.
Но ничего, ничего изменить нельзя.
Потому что можно не вести и выводить, а только сопутствовать.
О сыновстве.
Сопутствовать, — другому.
Земной путь, материнский путь сопряжен с существованием сыновнего.
Для матери нужен сын.
Для воплощения материнства воплощение сыновства.
Важно знать, — есть ли и обратная необходимость и обратная зависимость.
Или вышло семя из недр земли, принесла земля миpy свой плод, — и дальше, — пути не встретятся.
Или, — в другой степени, — отдала мать сына всем дорогам жизни и больше к ней сын не вернется.
Еще точнее, — нужно ли и неизбежно ли для сына сопутствие матери.
Все люди сыновья.
Но есть сыновья, не причастные сыновству. Это те, дорога которых иначе намечена, которые имеют крылья иных путей.
Много плодов земных идет в пищу птицам и зверям и не все вновь обращаются, как семя, в земные недра.
Но есть люди, причастные сыновству. Это те, кто знает и нуждается в вечном следовании за ними матерей, не могущей помочь и бессильной что‑либо изменить.
Причастны сыновству те, кто даже будучи вождями, всегда остаются ведомыми, те, кто идет не в одиночку, а всегда чувствует за собой идущих и ведомых им.
Это те, перед которыми впереди не прорубленная дорога, а заросшая лесная чаща.
И наконец, — главное, — причастные сыновству, идут не к победе в легкой борьбе, а могут побеждать, только принесением себя в жертву. Плоды же победы, — не для них.
Сыновство определяет их подвиг, как жертву, как защиту собою, — своей кровью и мукой, — тех, кто стоит за ними.
И вот тут ясно, что самый высокий подъем их в степенях преображенности, не исключает, а наоборот предрешает минуты бессилия, минуты звериного воя, минуты такие, когда они падают на землю и ничего не могут, и хотят только, чтобы чья‑то, тоже ничего не могущая изменить рука, прикоснулась к ним, чтобы путем прикосновения к матери они осознали, что они не до конца одиноки, что ничего не меняющая связь их с недрами дает передышку, наполняет новыми силами.
Путь сыновства неизменим, — это путь вольно выбранной жертвы. Но он осуществим только при наличии матери, в бессилии своем покрывающей силу сына.
Тут важно только знать, что в своей степенности они могут быть не равноценны. Сын может быть в предельных степенях преображения, в приближении к святости. А мать может быть в это время лишь темными земными недрами.
И несмотря на это их встреча неизбежна и необходима для обоих. Прикоснувшись к темным земным недрам, сын получает право на свой подвиг и силу для него.
Никакая «косая сажень в плечах» не может казаться матери чем‑то, чего она не может покрыть собой.
Богоматерь.
Не знаю, мог бы кто‑нибудь понять святость земли, и святость материнского пути, если бы мы не имели его перед глазами в полном его преображении.
Преображение и обожение земли, плоти, матери, — это Богоматерь.
Путь Богоматери, — не Голгофа. Она не могла даже молить, чтобы ее миновала горькая чаша ее пути. Она могла только принять его любовью, жалостью, неизбежностью, обреченностью.
Это не вольные страдания крестной смерти, а заранее предрешенный и неотвратимый обоюдоострый меч, проходящий в сердце.