И Боги порой бессильны (СИ)
Время летит быстро, вот и второй месяц желтого листопада пожаловал. Сари с подругами отправилась за солоновиками, а Мара осталась хозяйничать по дому.
Дверь резко распахнулась, в комнату влетел пятилетний сынишка Чаруши.
– Баб Мара! Баб Мара!..
– Ну, чего тебе, торопыга?
– Баб Мара, мамка за тобой послала. Там тетке Гриде плохо стало.
Травница нахмурилась.
– Что значит плохо? Путным языком объяснить можешь?
– Да почем я знаю. Шла по рынку и упала. Бабки и тетки окружили ее, а она лежит, лицо бледное, как у покойницы.
– Тьфу, на тебя, поскребыш! Ступай… я сейчас!
Подойдя к шкафу, Мара беглым взглядом прошлась по полкам, схватила пузырек с темно-коричневой жидкостью.
– И что с этой молодухой могло приключиться?
Торопливо пробежав по доскам пола, травница вышла из избы. Хмурясь, зашагала в сторону главной рыночной площади.
В каком месте лежит вдовушка, определить можно было сразу. Считай, все село сбежалось посмотреть на лежащую без чувств молодку. Растолкав толпу, Мара присела на корточки. Открыв флакон, поднесла его к носу девушки.
– Давай, вдыхай, а то лежишь тут перед всем селом.
Грида резко распахнула глаза, повернувшись на бок, закашлялась.
– Мара… чего ты мне под нос всякую дрянь пихаешь?
Бабы довольно загомонили.
Нахмурив брови, Грида резко повернулась, с недоумением осмотрела собравшуюся толпу селян.
– А вы чего глаза вытаращили?
Посмотрев вокруг себя, вдовушка поняла, что лежит на земле. Захлопав ресницами, в недоумении перевела взгляд на травницу.
– Чего это я?
– И я хотела б у тебя спросить, чего ты средь бела дня сознание теряешь? Лежи пока, не вставай, я тебя осмотрю.
Мара осторожно стала ощупывать тело девушки. Хмурясь, прощупала ее большую грудь, помяла живот, тихонько коснулась пальцами низа живота, замерла, хлопая черными ресницами. Резко одернув руки, стала в недоумении смотреть на бледное лицо Гриды.
Силу от своей матери Мара практически не взяла, а вот распознавать беременность по покалыванию ладоней, этот дар передался.
«Не может быть. Может, ошиблась? – травница вновь приложила руку к низу живота девушки. Почувствовав едва уловимые иголочки в пальчиках, вновь одёрнула руку. – Но как такое возможно?»
Улыбаясь, качая головой, Мара с прищуром окинула вдовушку ласковым взглядом.
– Уж не думала я, что ты, Грида, матерью будешь.
Притихшие бабы и молодухи, вмиг нахмурившись, стали переглядываться, обдумывая, от чьего муженька отяжелела вдовушка.?
Девушка дрожащими руками положила руки на низ живота, со слезами на глазах смотря на травницу.
– Мара… неужели это правда? – тяжело сглотнув, Грида с ожиданием ждала ответа.
– Правда, Грида. Быть тебе мамкой. Давай, поднимайся с земли, еще застудишься.
Не слушая травницу, девушка вцепилась в нее руками, уткнулась в грудь и разрыдалась.
Обняв Гриду, Мара стала гладить ее по спине, успокаивая.
– Поплачь, поплачь, глупенькая, а потом домой ступай, полежи, отдохни чуток, да подумай, как отцу ребенка признаваться будешь о своей беременности?
Рыдания мгновенно прекратились, вдовушка подняла заплаканное лицо, посмотрела на травницу.
– Так почем я знаю, где он живет? Уехал два месяца назад. Да и зачем ему вдовушка? Он парень молодой. Маг. Пусть живет своей жизнью. Подарил мне дитя, и на том спасибо.
Бабы вокруг мгновенно повеселели, сверкая счастьем в глазах, радостно переглянулись.
– И то верно, Грида, говоришь. А ребеночка не бойся рожать, всем селом тебе подсобим. Давай помогу тебе встать. – Деспа помогла девушке подняться, поддерживая ее за руку, повела домой, но не прошли они и пяти шагов, как на площадь подъехал дилижанс.
Всё внимание селян теперь переключилось на приехавшую в Орковку в незапланированное время дорожную карету.
Кучер ловко соскочил с козел, подбежав к экипажу, открыв дверь, помог пассажиру спуститься со ступенек кареты.
Селяне с любопытством рассматривали незнакомца. Они не обращали внимания на его высокий рост и крупное телосложение, весь их интерес был сосредоточен на лице прибывшего мужчины.
– Ой!.. Надо же… калека! – всплеснула руками Чаруша. – И к кому такой пожаловал?
Травницу мало интересовали приезжие. Отряхнув подол платья, она развернулась и пошла домой, посчитав свой долг выполненным. Но при последних словах жены Горана резко повернулась и застыла. Сердце учащённо забилось, глаза лихорадочно блуждали по телу мужчины, а разум уже кричал: – Вернулся!
Ноги Мары вдруг стали тяжёлыми и непослушными.
– Эди-он, – хрипло прошептала она, сглотнула тугой комок в горле, во все глаза смотря на дорогой сердцу силуэт, почему-то покрывшийся маревом.
С трудом переставив одну ногу, затем вторую, не видя ничего вокруг, травница направилась к карете.
Плечи боцмана напряглись. Его глаза по-прежнему ничего не видели, и чтобы не смущать людей, целитель посоветовал ему носить повязку. Перед глазами Эдиона была чернота, но он каждой частичкой своего тела ощущал присутствие рядом любимой женщины.
– Мара, – прошептал он едва слышно, боясь потерять точку опоры, прошелся дрожащей от волнения рукой по дверце кареты.
– Эди-и-он! – закричала травница. Лицо мгновенно исказилось в гримасе душевной муки. Мара бросилась на полусогнутых ногах к мужу, делая последние шаги, как во сне. Силы оставили ее. Ноги подкосились возле стоявшего дорогого сердцу мужчины. Непослушными руками она заскользила по одежде Эдиона и, упав к его ногам, разрыдалась.
Боцмана бросило в дрожь. Он опустился перед женой на колени. Заключив в обхвате рук ее тело, вздрагивающее от плача, прижал со всей силы к себе, шепча:
– Ма-а-ра… Марачка... любимая моя, – обхватив голову травницы руками, стал покрывать жадными горячими поцелуями соленое от слез лицо жены.
Повязки на глазах Эдиона все промокли от его слез счастья. Душа купалась в ответной любви дорогой сердцу женщины. Каждый день, да и ночь, морской вояка представлял себе встречу с любимой. Порой сердце лихорадочно стучало от мысли, что забыла его лада с глазами цвета морской пены. Вновь покрыв лицо Мары поцелуями, Эдион с нежностью прижал ее к себе.
– Будет плакать… вернулся я… теперь до конца своих дней с вами буду.
Мара потерлась щекой об рубашку мужа, вдыхая родной, пропитанный морскими водами и ветрами запах любимого…
Две самые красивые из дев мира Эйхарон с улыбками на лицах наблюдали за мужчиной, которого они спасли от неминуемой смерти.
Вздохнув, Ирида подхватила прядь своих светлых волос. Откинув их за спину, посмотрела на сестру.
– Архи, а ведь хорошо, что мы его спасли. От такой любви наши тела светом наполняются.
– Ты права, сестра. Любовь – очень светлое и чистое чувство. Награждай людей этим восхитительными, нежными душевными порывами, а я буду переплетать их судьбы, – с грустью в глазах, Архи посмотрела на искреннюю любовь двух людей и исчезла.
Ирида проводила добрым взглядом женщину, осторожно ведущую домой своего мужа, отсутствующего восемь долгих лет. Но все эти года ее сердце не переставало любить и верить, что он жив и вернется. Она с заботой поддерживала под руку слепого мужчину, продолжая ронять на землю горячие слезы счастья. Богиня видела свет душ этих людей, их обоюдные искренние чувства. Благословив пару на рождение деток и долгую счастливую жизнь, Ирида последовала за сестрой...
Путь до дома боцмана и травницы был долгим. Эдион останавливался, обхватывал сильными руками тело любимой женщины, прижимая её к себе, с наслаждением вдыхал запах разнотравья, шепча:
– Мара… Маро-чка моя любимая. Как долго я мечтал об этих мгновениях. До сих пор не могу поверить в то, что обнимаю тебя.
– Эдион, – шептала в ответ травница, украдкой прикасалась губами к рубашке мужа. – Мой любимый Эдион, как же долго ты не возвращался. Мара прильнула лицом к мужской груди, словно боялась, что он сейчас исчезнет и сладкий сон развеется, оставив её одну наедине с душевными терзаниями. Но ласковые, бережные прикосновения рук мужа заставляли сердце трепетать от счастья и радости.