Белые лилии

На столике жужжит ее телефон и нарушает нашу идиллию. Скайлар бросает на него быстрый взгляд – и я тоже. Я смотрю на экран. Джон Маккормак.
Чертов Мистер Еда.
На лице уСкайлар мелькает сочувствие.
–Извини,– произносит она, одной рукой беря телефон, а другой опираясь на диван, чтобы подняться.
Она уходит на кухню и садится на стул.
–Привет, Джон,– отвечает она.
Я иду следом под предлогом того, что хочу взять бутылку воды из холодильника. Скайлар слушает Джона и наблюдает за мной. Я и не собираюсь оставлять их наедине.
Она неуютно ерзает на стуле.
–Я уже не уверена, что это хорошая идея. Давай встретимся на месте,– говорит она. Потом бросает на меня быстрый взгляд.– Давай поговорим об этом попозже?.. Ладно. Убедил. Увидимся в семь… Пока!
Я допиваю воду и ставлю бутылку на стол с такой силой, что она сминается.
–Опять свидание сМистером Еда?
–Его зовут Джон, и он поставщик алкоголя,– поправляет меня Скайлар.
Я выбрасываю искореженную бутылку в мусорное ведро.
–А?
–Он не поставщик еды. Он поставщик алкоголя.– Она подходит к холодильнику и тоже достает себе бутылку воды.– И да. Он пригласил меня на свидание.
Она стоит ко мне спиной и делает большой глоток воды из бутылки, а я подхожу к ней сзади. Я ставлю руки по обеим сторонам от нее, поймав ее в ловушку. Я отвожу волосы с ее шеи и вижу, как у нее на коже появляются мурашки.
–Если только мне не удастся тебя отговорить,– шепчу я.
Мои губы почти прикасаются к ее уху. Моя грудь почти касается ее спины. Я вижу отражение ее лица в стеклянной дверце микроволновки – ее решимость почти поколеблена, но не до конца.
Она закрывает глаза. И приоткрывает губы. Потом медленно выдыхает. Она и понятия не имеет о том, что я вижу все оттенки эмоций на ее лице. Она думает, что скрывает от меня свои противоречивые чувства.
Когда Скайлар открывает глаза, в них горит огонь невысказанного желания. Она находит в отражении мой взгляд. Она хочет вырваться из ловушки моих рук, но я опускаю их ниже, на уровень ее талии, разворачиваю ее лицом к себе и обхватываю ее лицо ладонями.
–Останься сегодня со мной, Скайлар. Давай поговорим. Я так многого о тебе не знаю. Я хочу знать о тебе все. Я даже не знаю, когда у тебя день рождения.
С каждым словом я медленно приближаюсь к ней, пока мое дыхание не достигает ее губ. Я прижимаюсь пахом к ее животу. Интересно, она чувствует мою эрекцию? Она смотрит на мой рот. Проводит языком по губам. Дыхание у нее учащается в такт моему.
Она этого хочет. Она этого хочет так же сильно, как я.
–Скай…– Я сокращаю расстояние между нашими губами. Я слегка прикасаюсь к ней губами и чувствую мягкость ее полных губ. Сердце стучит у меня в груди так сильно, что она наверняка его слышит, его эхо громко раздается в кухне, где, кроме тихого гудения холодильника, больше нет никаких звуков.
Внезапно Скайлар отстраняется от меня, и мое бешено бьющееся сердце проваливается вниз.
–Нет,– говорит она, подныривает у меня под рукой и уходит.– Ты просто не понимаешь.
Я смотрю, как она медленно поднимается по ступенькам, и раздумываю, чем вызвана неуверенность ее походки: дополнительным весом Эрона или ее нерешительностью? Я размышляю о том, что она сказала. Чего же я, по ее мнению, не понимаю?
На следующие несколько часов я погружаюсь в работу в студии. Я включаю музыку в колонках на полную громкость, чтобы не слышать звонка в дверь, когда Мистер Еда придет и умыкнет мать моего ребенка на чертово свидание. Потом я лежу в постели, но не сплю, а жду и считаю минуты до того момента, когда она вернется домой. Потом начинается бессонная ночь, ведь я знаю, что она рядом, и я провожу много долгих мучительных часов, гадая, о ком она сейчас думает: обо мне или оДжоне-чертовом-Маккормаке.
 
Глава 27
Я не могу без смеха смотреть на то, что вижу через объектив. Как бы я хотел рассказать бильдредактору и модельному агентству, что настоящие беременные женщины выглядят совсем не так. Но я всего лишь фотограф. Их не интересует мое мнение. Им нужны только мои фотографии.
То, что я вижу перед собой, вызывает только жалость. Девушки на грани анорексии с искусственными животами, прицепленными под обтягивающими платьями. Их груди, увеличенные хирургическим путем, вываливаются из так называемой одежды для беременных, плотно облегающей их тощие тела.
Если настоящие беременные женщины решат, что они должны выглядеть так же, то мне жаль их детей, потому что они, наверное, умрут от голода, даже не успев родиться.
–Привет, Гриффин!– в унисон произносят три модели, проходя мимо.
Я киваю в знак приветствия:
–Добрый день, девушки!
Я слышу, как одна из них шепчет что-то про то, что у меня умерла жена, и они уходят, бросая на меня грустные взгляды.
Когда мы прерываемся на обед, Кэти Филдс – одна из многообещающих фотомоделей этого года – садится в режиссерское кресло рядом со мной. Она жует мини-морковку, виноград и кусочек какого-то неизвестного мне фрукта – все вместе они едва заполняют ее десертную тарелочку.
–Я слышала, что случилось с твоей женой. Мне очень жаль,– говорит она.
Я откусываю от своего сэндвича с индейкой и, даже не проглотив, бормочу с набитым ртом:
–Спасибо.
–Я рада, что ты вернулся к работе. Все эти остальные фотографы просто ужасны.
–И почему же?– спрашиваю я.
Она дотрагивается до моего колена.
–Ну, просто они – не ты, Гриффин. Вот почему.
Какой глубокомысленный ответ. Я снова откусываю сэндвич, чтобы не вступать с ней в беседу.
Она протягивает руку и накрывает мою ладонь. Потом тянет мою руку к своему фальшивому животу.
–Хочешь потрогать моего ребеночка?– хихикает она.
Я отдергиваю руку, прежде чем она успевает положить ее на подушку, спрятанную у нее под одеждой. Она скептически смотрит на меня. Готов поспорить, не многие мужчины откажутся от возможности потрогать красивую фотомодель. Может, я вообще первый. Я качаю головой:
–Нет, спасибо, Кэти. У меня дома то же самое, но по-настоящему.
Она хмурит свои идеально выщипанные брови:
–Э-э-э… Я думала, твоя жена умерла.
–Да,– говорю я.– Но у меня все равно будет ребенок. Это долгая история.
Кэти недоуменно смотрит на меня, но я не успеваю ей ничего объяснить, потому что девушек приглашают подправить макияж. Кэти передает мне тарелочку с остатками своего обеда – почти не тронутого.
–Мне пора. Ну что ж, удачи, Гриффин.