Только не|мы (СИ)
Я, я, я вынудила его уйти. Как глупо, как бессмысленно…
Первым моим порывом было кинуться на закрывшуюся дверь с криком: «Не уходи!», но я стояла, будто памятник безжалостной гордыне, молчала, и даже слезинки не пролилось из моих глаз.
«Вот и иди к своей Кате!» — подала язвительный голос во мне женская ревность.
Она вслепую колотила словами дряблую пустоту, проклиная прожитые вместе с Тони месяцы — месяцы счастливой эйфории, воздушных замков, заживо сгоревших надежд. И чтобы вскрыть мне вены, чтобы разом отторгнуть из меня всё то, что значил в моей жизни Тони, воображение стало рисовать мне жуткие картины: как Тони сейчас напивается в баре, как клеит какую-то дешёвую девку, похожую на высохшую мумию, как после ползёт к Кате и клянётся ей в вечной любви, а после трогает её, целует в надменный рот, запуская туда язык, бросает на кровать и срывает одежду — с неё и с себя.
Я представила их вместе голыми: они валялись в грязи и исступлённо захлёбывались ею же…
Не выдержав, я повалилась на пол. Рыдала, рыдала, рыдала…
Клаус воровато подобрался ко мне и замер, не решаясь подойти близко. Он был напуган, а я убита.
Внезапно из прихожей раздался щелчок.
Я оторвала голову от пола и увидела, как Тони входит в комнату с неимоверно огромным букетом ромашковых хризантем, таких пушистых, славных, белоснежных, трогательных, словно первая невинная любовь. Тони сел на корточки рядом со мной, протянул цветы. Я всхлипнула в последний раз и уставилась на его спокойные, жилистые кисти рук, мирно обнимающие пышное соцветие.
— Я так соскучилась, — простонала я.
— И я соскучился по тебе, родная, — ответил Тони.
Я села на полу. Мы обнялись.
Клаус, быстро оправившийся от шока, запрыгнул на колени к Тони и сунул нос в ромашковую россыпь. Он чихнул, нанюхавшись пыльцы, а мы с Тони одновременно рассмеялись.
— Прости, что так себя повела, — извинилась я.
— Ничего. Бывает.
— Я думала, ты сейчас пойдёшь к Кате…
— Ко кому?.. К Кате? — Тони нахмурился. Он взял меня за подбородок и вынудил посмотреть ему в глаза. — К какой Кате, Лиз? Откуда такие мысли?
— Она… Катя… она приходила сюда вчера.
— Что?! — судя по всему, в этот момент Тони едва удержался на корточках. — Катя была здесь?! Здесь?! Прямо здесь?!
— Да… — робко ответила я.
Тони вскочил на ноги, Клаус с испугу пулей рванул на выход из комнаты, а я осталась сидеть на полу в обнимку с цветами. Я тоже испугалась не на шутку, потому что Тони начал метаться по квартире как дикий зверь, способный порвать на клочки в любую секунду любого, кто попадётся на пути.
— Зачем ты впустила её?! Господи боже! Зачем?! — орал Тони с кровавыми глазами, и я отползла подальше от центра комнаты, чтобы он не снёс меня ненароком. — Господи, Лиз! Как она вообще нашла тебя?! Как она вообще?!. Господи!
Внезапно Тони выхватил из кармана мобильный телефон. Я подумала, он сейчас начнёт звонить Кате и орать уже на неё. Однако Тони делал что-то другое.
— Чёрт… чёрт… чёрт… — бормотал он себе под нос, падая на диван и хватаясь за волосы, почти выдирая их. — Чёрт… Мать твою!.. Стерва!..
— Что случилось, Тони?.. — тихо пропищала я из своего угла, закрываясь цветами.
— Сволочь… — Тони накрыл лицо ладонями и, казалось, ни на что больше не реагировал.
— Тони?.. — снова позвала я еле слышно.
Тони не отвечал и не смотрел больше в телефон. Я приблизилась к нему, села рядом на диван и мягко опустила руку на плечо — он весь вибрировал он злости.
— Тони?..
Единственной реакцией стало слабое мотание головой. Потом Тони глубоко вдохнул и всё-таки совладал с эмоциями, но смотреть на него было по-прежнему тяжело: полностью бледный — ни кровинки в лице, взмокший от ярости, и белки глаз залило красным. Таким Тони я ещё не видела.
— Она поставила мне программу отслеживания, — глухо сказал Тони.
— Кто?..
— Катя. Я ставил такую же программу на телефон Грише, чтобы Катя могла следить за ним. У нас троих одинаковые телефоны. Купили по акции, потому что Гриша клянчил айфон на день рождения. Я подумал, хорошая мысль всем обновить аппараты. Не только же этому мелкому пиздюку ходить с навороченным гаджетом. К тому же по акции чуть ли не в два раза дешевле вышло. Показал Кате, как сделать так, чтобы Гришу всегда можно было найти по геолокации. Там надо подключить одну штуку. Ну, неважно… Короче, на мой аппарат она тоже подключила. Без моего ведома. Вот и учи на свою голову полезным примочкам…
— Получается, — рассуждала я вслух, — Катя всегда была в курсе, где ты?
— Да. Получается так. Чёрт…
— Но как она узнала номер квартиры и?..
— Не знаю, следила, наверное. Кто знает, до чего ещё она могла додуматься из ревности…
— Тони, — после долгой молчаливой паузы сказала я, — Катя говорила мне, что у тебя были другие разные любовницы. Это правда?
— Правда, — ответил Тони, закрывая глаза. Его голос стал совсем тих, будто потерял всю возможную силу. — Катя знала. Ну, как знала… Мы договорились, что раз у нас с ней ничего нет, то и нечего притворяться, будто мы храним друг другу верность. Она попросила только без подробностей — когда, с кем… По сути, у нас были уже свободные отношения. Вроде как семья, а вроде как и не мешаем друг другу, без упрёков. Никто из нас не хотел оставаться в одиночестве. И, честно, я не верил, что когда-нибудь найду кого-то, кто станет настолько значимым для меня, чтобы насовсем уйти из семьи.
— А почему ушёл?..
Тони повернулся ко мне и глянул то ли шутливо, то ли угрожающе исподлобья.
— Потому что встретил тебя, Лиз. Неужели непонятно?
Я растерялась. Мне было и лестно, и отчего-то тоскливо. Последнее чувство я понимала меньше всего, но оно, тем не менее, преобладало.
— Ты скучаешь по ним? — спросила я, кое-как справившись с гнетущим чувством.
— Иногда. Привычка — очень сильная штука, Лиз. Но я решил твёрдо и окончательно — что бы ни случилось, я уже не вернусь.
Ещё немного помолчав, я отложила цветы в сторону и обняла Тони. Он целовал мне руки. В ту секунду я поняла, что никого и никогда не любила больше, чем его. Может, и раньше у меня мелькала такая мысль, но принять её окончательно я смогла лишь в этот трагический и бесконечно счастливый день.
— Тони, я люблю тебя…
— И я люблю тебя, Лиз, как никого и никогда прежде…
Я пообещала себе, что больше не стану измываться над собственной душой, взвинчивая до предела и без того болезненные вещи. А Тони я пообещала, что постараюсь меньше плакать и не замалчивать гнетущие мысли.
В ответ он обещал мне пересмотреть график своих командировок и больше времени проводить со мной. Что пообещала он для самого себя, я не знаю.
Однако все три наших обещания исполнялись довольно скверно.
Меня часто накрывали слёзы, даже по пустякам. Тони не мог подолгу задерживаться дома, потому что его ждали дела. Он был поглощён расширением бизнеса и постоянно желал большего. Я радовалась его успехам, горевала вместе с ним из-за поражений, которые были неизбежны там, где есть какое-то движение. Я это понимала.
Каждый день Тони следил за курсами валют, за падением и взлётами цен на нефть, штудировал горы информации о заграничных поставках, о конкурентах, о рынках сбыта. Всё это составляло его мир.
Мой же мир существовал подле него, огорожено и неприметно. Я не могла похвастаться бурными успехами в карьере, но могла создавать уют в доме, куда Тони спешил, зная, что его там ждут верная Лиз и раздобревший Клаус.
Какое-то время мне вспоминался Катин визит. Я не спрашивала у Тони, а сам он молчал, но думаю, Катя после ещё как-нибудь пробовала вернуть утраченную связь. Как обстояли дела с бракоразводным процессом, я тоже боялась узнавать. Но хотя бы к нам домой Катя больше заявлялась.
Однажды я увидела неподалёку от подъезда какую-то девушку, ростом и фигурой напоминающую её. Это было в начале мая. Девушка мелькнула и исчезла за стеной здания, а я решила, что пора мне попить ромашку или пустырник на ночь, и, возможно, тогда всем станет намного спокойнее.