Юная жена

Глаза Эвелин блеснули, лицо выразило изумление.
— Удивительно, что ты искренне так считаешь. Очень многие не были бы так снисходительны к тем, кто слабее или не так умен. Даже в моем собственном клане были люди, считавшие, что лэрд должен избавиться от своей полоумной дочери. А многие не только не возражали против издевательств и насмешек, но даже сами принимали в них участие.
Грэм нахмурился, рассерженный тем, что в ее клане нашлись люди, способные так к ней относиться.
— Я не стану сильнее, если буду унижать тех, кто слабее меня.
— Муж, ты мне нравишься, — улыбнулась Эвелин.
От неожиданности Грэм моргнул — его удивили эти слова.
— Ты мне тоже нравишься, Эвелин.
Вдруг он заметил, что было слово, которого она еще не произнесла ни разу. Его охватило нетерпение — так хотелось услышать это из уст Эвелин.
— Назови меня по имени, — внезапно охрипнув, попросил он. — Я хочу услышать, как ты произнесешь мое имя.
— Грэ-э-эм, — медленно и старательно протянула она.
— Чуть громче, — подбодрил ее Грэм. — Ты сказала так тихо, что я почти не слышал тебя.
— Грэм, — увереннее и громче произнесла Эвелин имя мужа.
Эти звуки доставили ему настоящую радость. По спине побежали мурашки. Боль в сердце стала сильнее. Он поймал взгляд Эвелин, которая была так близко и все же пока бесконечно далеко.
Теперь ему не приходилось бояться, что жена может не сознавать смысла супружеских отношений. Но она невинна, он должен действовать с осторожностью, чтобы не напугать ее и не нанести душевную травму.
Трудность была в том, что вожделение становилось невыносимым. С каждой минутой, проведенной в обществе Эвелин, его желание нарастало и словно когтями впивалось в плоть. Грэм знал, что такое похоть, был хорошо знаком с тем, что страсть делает с мужчиной. Но на сей раз все было по-другому.
Его чувство выходило за пределы примитивного влечения к женщине, способной удовлетворить его потребности. Эвелин влекла его как-то иначе. Она словно бы напрямик разговаривала с его сердцем, будила в нем не только желание ее защищать, но и свирепое чувство собственника, которое, пожалуй, ему не очень-то нравилось.
Такое… сильное чувство к женщине опасно. Оно затуманивает разум мужчины. Заставляет забыть о долге. Забыть обо всем — кроме нее.
— Мне нравится, как ты произносишь мое имя, — прерывающимся голосом пробормотал Грэм, сожалея в этот момент о том, что Эвелин не слышит его и не может уловить новой интонации в его речи, слишком откровенно говорящей о его слабости, когда дело касается ее самой.
Она улыбнулась светлой улыбкой, в глазах вспыхнула радость.
— Мне тоже нравится мое имя у тебя на губах, — смущенно призналась она. — Пусть даже я его не слышу. Я воображаю, как оно должно звучать, чувствую вибрацию у себя в ушах, и это меня успокаивает.
Лицо Грэма омрачилось.
— Наверное, тебе было очень трудно привыкнуть к глухоте, жить в мире безмолвия?
— Трудно, — прошептала Эвелин. — Я много думала над этим. Считала, что я наказана за то, что пыталась не подчиниться отцу и даже Йену. Но я не могла поверить, что Бог желает, чтобы я вышла замуж за чудовище. Он ведь не так безжалостен, правда?
— Конечно, нет, — подтвердил Грэм и коснулся ее щеки. — Бог отдал тебя мне, чтобы я защищал тебя и чтобы ты никогда больше не боялась Йена Макхью.
Глаза Эвелин широко раскрылись.
— Я об этом не подумала.
Грэм улыбнулся.
— А ты подумай. Возможно, указ короля не так уж страшен, в конце концов. Я нахожу наш брак совсем не таким неприятным, как думал вначале.
Щеки Эвелин порозовели от смущения, но Грэм прочел в ее глазах удовольствие. Она на самом деле была очень красива, и с каждой минутой ее чары действовали на него все сильнее.
— Я перетяну братьев на свою сторону. Они помогут объяснить людям нашего клана твое положение. Я не стану делать официального сообщения, потому что не хочу ни в чем принизить тебя.
— Благодарю, — кивнула Эвелин.
Грэм пальцем приподнял ее подбородок и наклонился, чтобы поцеловать. Поцелуй был кратким, чтобы дело не зашло слишком далеко. Но, видит Бог, он был сладок.
— Мой приказ будет выполнен, — отстраняясь, сказал Грэм. — Кирстен и остальные женщины, которые тебя оскорбляли, больше не будут работать в замке. Более того, если у тебя снова возникнет конфликт с ними или еще с кем-то, ты должна тотчас сообщить мне. Их ждет суровое наказание.
Эвелин сглотнула, но кивнула в знак согласия.
Грэму не хотелось оставлять Эвелин. Он с неохотой поднялся с кровати и повернулся так, чтобы она видела его губы.
— Я иду поговорить с братьями. Скоро время ужина. Отдохни немного и приходи ко мне в главный зал.
  
Глава 23
 
— Мне надо с вами поговорить, — обратился Грэм к Боуэну и Тигу, разыскав их во внутреннем дворе замка.
Боуэн опустил меч и сунул в кожаные ножны. Тиг жестом отпустил группу молодых воинов, которые участвовали вместе с братьями в учебных боях, и они оба подошли к Грэму.
— В клане недовольны твоими решениями, — буркнул Тиг. — Очень немногие сочувствуют Армстронговой сучке.
Ноздри Грэма раздулись от гнева, он чуть не бросился на брата, но Боуэн успел встать между ними и, положив ладони ему на грудь, объяснил:
— Это не он так ее называет, Грэм. Он только повторил то, что говорили другие, когда ты выгнал женщин из замка.
— О ней не будут говорить таким тоном, хотя бы и повторяя чужие слова, — громко заявил Грэм.
Тиг успокаивающим жестом поднял руки.
— Я просто говорю, что многие недовольны. Им кажется, что, защищая девицу Армстронг, ты забываешь интересы своего клана.
— У нее есть имя! — проревел Грэм. — Она больше не Армстронг. Она Монтгомери!
Боуэн вздохнул.
— Да мы-то это понимаем. Мы на твоей стороне, Грэм. Но нельзя не обращать внимания на то, что говорят люди, только потому, что это тебя оскорбляет. Ты не можешь заставить клан принять Эвелин, как бы тебе этого ни хотелось. Ты можешь сказать им, как нужно себя вести, что нужно говорить, но не можешь заставить их принять твою жену, потому что не можешь изменить то, что живет в их сердцах. А в их сердцах ненависть.
Грэм вздохнул. Он знал, что брат говорит правду, и это его удручало.
— Если я могу принять ее, то почему не могут другие? Ее родственник виновен в смерти моего отца. Они убили многих из нашего клана. И все же я понимаю, что не могу обвинять девушку в грехах ее отца, как и Армстронги не могут винить Рори за убийства их родственников нашими людьми.
— Это так. Но ты заранее предполагаешь, что к Рори они стали бы относиться, как ты — к Эвелин, — мрачно возразил Тиг. — Не все такие, как ты, Грэм. Не все мыслят так логично. Это ты можешь заявить, что нельзя винить эту девушку и что мы не должны заставлять ее расплачиваться за грехи родственников. Все остальные видят в ней врага и жаждут мести.
— Она не помешанная, — заявил Грэм, недовольный направлением, которое принял их разговор.
Боуэн вопросительно приподнял бровь.
— Вот как? Я и сам сомневался. Тогда почему все в ее клане считают именно так и почему она никогда не пыталась изменить это мнение?
— Она глухая.
Тиг насторожился.
— Глухая? То есть не слышит? Тогда откуда она знает, что мы говорим? Она достаточно хорошо поняла оскорбления женщин, чтобы схватиться за меч.
Боуэн усмехнулся:
— Рассвирепевший котенок с мечом в руках. Ну и зрелище!
— Она читает слова по губам, — объяснил Грэм. — Просто поразительно, если подумать. Она потеряла слух после несчастного случая. Слух, но не разум.
— Все равно непонятно, зачем она поддерживала этот миф, — заявил Тиг.
Грэм пересказал братьям историю Эвелин, рассказал, как она искала защиты у отца, чтобы избежать брака с Йеном Макхью, а оказалась замужем за ним самим.
Боуэн и Тиг выслушали рассказ брата с хмурыми лицами.
— Очень неглупо с ее стороны, хотя, на мой взгляд, это уж чересчур, — покачал головой Тиг.