Юная жена
Эвелин коснулась его щеки и нахмурила брови.
Грэм вздохнул.
— Ничего не говори. Только слушай. Твой отец явился к крепости Монтгомери со всей своей армией. Должно быть, Йен послал ему известие, как раз когда я отправил твоему отцу мое собственное послание. Я не знаю, что написал Макхью — у нас с Тэвисом еще не было времени поговорить, — но это сообщение заставило Тэвиса опасаться за твою судьбу. Первое, что он потребовал, прибыв в мои земли, — сообщить, где ты находишься.
Эвелин невесело покачала головой.
— Еще до появления твоего отца Кирстен призналась в содеянном и сообщила, что она договорилась с Йеном Макхью и повела тебя вокруг замка, откуда он тебя похитил. Ему помогали трое из моих людей. Твой отец, его воины, я и мои люди отправились во владенья Макхью. Я перевернул его замок вверх дном и наконец отыскал тебя в потайной комнате подземной темницы. Когда мы тебя вытащили, я оставил тебя на руках отца и убил Йена Макхью за его преступления. Мне хотелось вернуться в наш замок, чтобы ты скорее пришла в себя, но твой отец уговорил меня ехать сюда, потому что крепость твоих родителей ближе. — Грэм помолчал, взял в руки ладони Эвелин и продолжил: — Я все рассказал твоему отцу. Ему теперь известно, что после того несчастного случая ты притворялась сумасшедшей и почему это делала. Он очень расстроился. Если мы погостим здесь несколько дней, пока будешь приходить в себя, у тебя будет время поговорить с родными и рассказать им все, что ты хотела бы рассказать.
У Эвелин опустились уголки губ. Лицо ее сделалось грустным. Она прикрыла глаза, но Грэм притронулся к ее щеке, чтобы она вновь на него посмотрела.
— Не тревожься, Эвелин. Я всегда буду с тобой. Мы вместе поговорим с твоими родителями. Я не позволю тебя расстраивать.
Она вздохнула и кивнула.
— Хорошо, что они все знают. Мне было тяжело их обманывать.
— Я знаю, милая, — мягко сказал Грэм и снова поцеловал ее.
Какое это счастье, а ведь совсем недавно он боялся, что больше никогда ее не увидит, никогда не обнимет, никогда не расскажет, что у него на сердце! Сейчас еще не время, но оно скоро придет. Ему надо сказать ей так много! Пока она прежде всего нуждается в заботе. Еда и сон — вот что необходимо Эвелин в первую очередь.
— Хочешь повидаться с матерью и отцом? Я пошлю за едой и горячей водой, чтобы ты вымылась по-настоящему. Можешь поговорить с ними сейчас или после того, как поешь и помоешься.
— После, — прохрипела Эвелин странным, натужным шепотом.
Грэм кивнул и отправился к хозяйке дома за всем необходимым.
Эвелин до самого подбородка погрузилась в деревянную лохань с горячей водой и прикрыла глаза. Тепло постепенно проникало в промерзшее тело, прогоняя озноб, боль, расслабляя одеревеневшие мышцы.
Грэм держал в руках ее волосы и разбирал спутанные пряди.
Эвелин наслаждалась его прикосновениями, тем, что он так близко. Когда Грэм был рядом, она ничего не боялась.
Грэм закончил расчесывать волосы, перебросил их ей через плечо и окунул в воду. Затем взял глиняный кувшин, набрал в него воды и попросил нагнуться, чтобы вымыть ей голову.
Что за странное, волнующее ощущение! Этот суровый воин так нежно и осторожно помогает ей вымыться, прогоняя все ее страхи и боль. Эвелин чувствовала себя любимой и желанной.
От мысли об этом она вдруг ощутила тоску. Эвелин отдала бы все на свете, только бы по-настоящему услышать, как он говорит эти слова. Все отдала бы, чтобы хоть на один день обрести слух и насладиться звуком его голоса, произносящего заветные слова.
Она прикрыла глаза и покорно сидела, пока Грэм намыливал и споласкивал ее волосы, а потом мыл всю ее до самых пальцев ног.
Когда чистые ступни снова скользнули в воду, Грэм наклонился и поцеловал ее в губы. На сей раз поцелуй был менее кротким, чем предыдущий. Эвелин ощущала в муже какой-то надрыв, словно он все еще не мог поверить, что она рядом и в безопасности. Его ладонь сжимала ее затылок, а язык проник ей в рот и с ласковой настойчивостью коснулся ее языка.
«Я люблю тебя». Эти три слова никак не хотели вылетать из груди, а умирали прямо в гортани. Сил на звук не осталось.
Грэм отстранился и, не отводя глаз от лица Эвелин, потянулся за полотенцем. Взял ее за руку, помог перебраться на пол, тотчас обернул простыней и отвел к пылающему камину, где на столике уже ждал бульон, исходящий паром тушеный кролик, хлеб и сыр.
— Ты должна съесть все до последнего кусочка, — распорядился Грэм.
Эвелин кивнула, с радостью подчиняясь его диктату.
Тепло от камина согревало ей кожу. Горячий бульон смягчал сухость во рту. Эвелин ела до тех пор, пока силы совсем ее не оставили и она больше не могла держать голову. С опозданием пришел страх, ее вдруг начало трясти.
Как глупо. Она же в безопасности, за много миль от Йена Макхью, да и в любом случае он мертв. Но дрожь не прекращалась. Эвелин никак не могла избавиться от ужасающей мысли, что она могла до сих пор томиться в подземелье, прикованная к стене.
Грэм подхватил жену на руки и отнес на кровать. Натянул на ее голову меховой капюшон накидки, которую принесла Робина. Затем быстро снял с себя башмаки, укрыл Эвелин меховым покрывалом и лег рядом, притянув ее к себе, чтобы согревать теплом своего тела.
Грэм гладил Эвелин по спине до тех пор, пока паника не отступила и жена не расслабилась. Поцеловал висок, влажные волосы, маленькое розовое ухо. Его дыхание согрело ей щеку, она глубже зарылась в его объятия и закрыла глаза.
С семьей она встретится, когда поспит. Может быть, к тому времени голос вернется и она сможет рассказать им, что натворила.
Глава 47
Грэм сидел, опираясь на спинку кровати. Эвелин приткнулась у него на коленях. Он обнимал ее за талию, как будто хотел поддержать в разговоре с родителями и братьями, ведь ей предстояло сообщить им то, что она долго от них скрывала, — правду. Сам он сидел спокойно и не вмешивался, а Эвелин, собрав все мужество, изложила им свою историю, закончив тем, как Йен Макхью похитил ее. Она описала ужас, который испытала, представив, что он выполнит все, чем пугал ее в ранней юности.
Лица Броуди и Эйдена исказились от гнева. В глазах Тэвиса заблестели слезы. У него не хватало смелости встретиться взглядом с дочерью. Стыд и боль у отца на лице вызвали в Эвелин острую жалость к нему. Робина тихонько плакала, но Эвелин видела, что в глазах матери светилась радость, и это ее утешало.
Нет, они не сердились. Их чувства словно раскачивались на весах горя и счастья. Гнев был направлен на Йена Макхью, а не на Эвелин.
Закончив, Эвелин привалилась к груди мужа, чтобы обрести покой в его объятиях. В нем одном черпала она силы для трудного разговора с родными.
— Почему ты не рассказала мне? — с грустью спросил Броуди, глядя на сестру. — Ты должна была знать, что я сумел бы тебя защитить.
— Ты не мог изменить решение папы, — возразила Эвелин.
— Вина за все, что ты вынуждена была сделать, лежит только на мне, — мрачным голосом произнес Тэвис Армстронг.
— Нет! — с жаром воскликнула Эвелин. — Пожалуйста, не вини себя. Я не могу видеть тебя в такой печали. Я признаю, что наделала глупостей, но мне трудно о них сожалеть, ведь иначе все могло не устроиться так, как теперь. Но все равно я поступила плохо, и в этом нет вашей вины. Я лгала, обманывала вас, потому что попала в паутину, из которой не могла выбраться, но хотела, чтобы вы знали правду, а еще то, что не виню вас. Я вас всех очень люблю.
Робина поднялась со своего места рядом с Тэвисом, подошла к дочери и протянула к ней руки. Эвелин бросилась ей навстречу и крепко обняла мать. Она так давно не чувствовала ее тепла, что сейчас просто купалась в материнской любви. Пусть она больше не маленькая девочка, но пока не настолько взрослая, чтобы не нуждаться в тепле материнского сердца. В мире нет ничего более ценного.
Робина отстранилась и взяла в ладони лицо дочери. По лицу матери струились слезы, но глаза сияли радостью и прощением.