Грязная Гарди (СИ)
Аквилегии пришлось выкинуть по дороге. Хризелла предупредила, что Мона ненавидит цветы, потому что от них у нее аллергия, поэтому у Гойдонов не бывало клумб и рабаток. Хоть Гарди и выбросила букет, до последнего селянке не верила. Ей хватило того, что всю дорогу дамы критиковали ее за выбор платья, а когда присоединились к другим гуляющим на поляне, женщины стали во все горло расхваливать фасон, цвет и кружевную отделку ее одежды. Однако насчет цветов дамы не лукавили. Поляна была украшена лентами, фонариками, свечами, но ни одного цветка в декоре не присутствовало. И букеты имениннице никто не дарил.
Деньгам Мона обрадовалась так сильно, что Гарди невольно подумала о том, что Кир, вероятно, знал сестру Аса слишком хорошо. Корзину с пирогами, которые весь день пек ведьмин сын, Гарди благополучно забыла, но и конверта оказалось достаточно, чтобы Мона отвела ее к самому нарядному столу и лично положила ей на тарелку столько еды, что Гарди, весь день трескавшая пироги Кира и оттого чувствовавшая себя бочонком, невольно ужаснулась. Но было кое-что и хорошее. Во-первых, брата именинницы с верзилами не было. Мона зачем-то извинилась за то, что Ас задерживается, видимо, по-своему истолковав притворно удивленное выражение лица гостьи. А когда рядом со стулом Гарди приподнялся край нарядной скатерти, и ей в колени уперся мокрый собачий нос, она и вовсе повеселела. Псина была опытной, в человеческих пирушках участвовала не раз, мгновенно вычислив самую сытую. Гарди с радостью скормила ей за раз половину тарелки, вторую же отложила на потом. Компания псины была приятной, и девушка решила растянуть удовольствие на весь вечер.
— Альфонсы — они все такие, — со знанием дела говорила Хризелла, уплетавшая холодец с чесноком и хреном. Гарди в подробностях объяснили, как готовится этот деликатес, над которым тряслись все деревенские. Она тоже любила мясо, но вид серого желе с плавающими в нем кусочками сала и крупно рубленного чеснока не смог бы вызвать у нее аппетит даже после длительной голодовки. Оставалось нюхать пучки укропа, щедро разложенные рядом с тарелками, и думать о том, что ее тошнит от объедания пирогами, а вовсе не от запаха «деликатеса».
Всех по-прежнему интересовал Кир, поэтому уже час как селянки обсуждали все, что касалось ведьминого сына — от внешности до его недавней женитьбы. Гарди предпочитала отмалчиваться, уткнувшись в тарелку, поэтому ее вскоре вообще перестали замечать. Какое-то время она прислушивалась, пытаясь уловить что-нибудь новое о фиктивном муже, однако селянки перемалывали лишь старые слухи. Кир был изгоем, всех сторонился, местных женщин не любил, не замечал их знаки внимания, как и сам не ухаживал ни за одной, с местными мужчинами в лучшем случае пребывал в состоянии «холодной» войны, в худшем — дрался. Во всех несчастьях Голубого Ключа был виноват, конечно, сын ведьмы, который устраивал поджоги, насылал порчу на скот, вредителей на огороды и засуху на поля. Ну, а помимо всего прочего, он был оборотнем, таскал собак, грыз овец на дальних пастбищах и периодически разорял курятники. Слушая сплетни, Гарди невольно вспоминала совсем другой образ Кира — прекрасного повара, внимательно собеседника, заботливого садовника и, как недавно выяснилось — талантливого портного. А еще он был лжецом и, возможно, мошенником, желающим наживиться на невинной девушке. Последняя мысль развеселила Гарди настолько, что она расхохоталась и еще долго не могла успокоиться, хоть селянки и бросали на нее подозрительные взгляды. Однако смеяться на празднике никому не запретишь, поэтому ее вскоре оставили в покое, Гарди же еще долго то смеялась, то замирала и утирала слезы, выступившие, конечно, от смеха.
В конце концов ей наскучило сидеть за столом и, прихватив с собой пучок укропа, запах которого ей так приглянулся, она направилась к поляне, рядом с которой усаживались люди с барабанами, дудками и скрипками. Как объявила гордая Мона, музыкантов выписали из самого Альбигштайна. Директор школы все равно задерживался, поэтому Гарди решила, что пора размять кости и немного растрясти пироги, которыми так обильно накормил ее Кир. То ли общая атмосфера праздника начинала действовать, то ли мозг, наконец, отпустил заботы дня, а главное — мысли о Кире, который, как заноза, сидел в голове постоянно, но Гарди вдруг почувствовала себя столь легко беззаботно, что мысль о танцах вызвала дикое воодушевление. В ушах гремели барабаны, сердце вторило вслед, а ноги уже отбивали ведомые только им ритмы.
— Ты куда? — окликнула ее Хризелла. — Мы же только пить начинаем. Танцы потом!
Селянка указала на большой запотевший кувшин браги, который недавно принесли на стол. До этого дамы угощались пивом, но, очевидно, пиво предназначалось для утоления жажды, а не для веселья. Гарди воздержалось и от того, и от другого, так как пиво подозрительно пахло грибами, а сельским бражкам она не доверяла с тех пор, как давным-давно знакомая из деревни едва не отправила ее на тот свет, угостив «домашненьким». А когда Гарди стала работать по серьезному, о выпивке вообще пришлось забыть.
Но сейчас Гарди было хорошо и без всякой бражки с пивом. Ей было так весело, что пока она шла до музыкантов, пришлось пару раз остановиться, потому что смех буквально валил ее с ног.
— Держи! — Гарди опустила в ладонь человека, устраивающегося рядом с барабанами, солидную горсть монет золотом. В городе она успела не только ввязаться в неприятности с местной мафией, но и обналичить кое-что из наследства. — Знаешь Тоню Кучерячую? Сможете сыграть что-нибудь подобное? Заплачу еще столько же.
Тоня Кучерявая гремела с хитами не только в Старом Городе, но и за ее пределами, однако музыкант был явно удивлен, что в Голубом Ключе кто-то знаком с современной музыкой. Пошептавшись с группой, он повернулся к Гарди и в его голубых глазах вспыхнули азартные огоньки. Гарди уже знала ответ и выбежала в центр поляны, вспомнив о раненой руке лишь, когда она отозвалась болью в плече, воспротивившись резким движениям.
А я и без тебя могу танцевать, кивнула конечности Гарди и, как можно изящней прижав раненую руку к животу, принялась притоптывать, ожидая обещанные ритмы. Голубоглазый не подвел. Неизвестно, как они смогли выжать из своих инструментов такие звуки, но грохот, разнесшийся по поляне, ворвался в уши каждого. Гарди давно не приходилось бывать в центре внимания, и сейчас с неожиданным наслаждением она отдалась музыке полностью. Отправив в рот мешавший пучок укропа, она принялась выплясывать, тряся всем, что тряслось. Раненая рука, конечно, сопротивлялась и мешала, но через пару-тройку пируэтов поняла, что сопротивление бесполезно и перестала отзываться болью при каждом движении. Освободившись от неприятных ощущений, Гарди пошла вразнос. Поняв, что ей мешает длина юбки, она, недолго думая, оторвала подол, сбросила туфли и принялась скакать, как дикая лошадь, почуявшая свободу. Как же ей было хорошо! Укроп оставил во рту приятное послевкусие, от которого в голове взрывались пузырьки радости.
Краем глаза заметив, что на поляну выползла пара девиц, очевидно, тоже засидевшихся за столом, Гарди быстро к ним подкатилась и, схватив за руки, попыталась обоих покрутить в хороводе, но девушки почему-то испугались и стали вырываться. Отпустив их, Гарди послала зрителям воздушный поцелуй и направилась к еще одной фигуре, появившейся на ее танцполе. Силуэт окружали огни висевшей позади гирлянды, и Гарди не видела, кто именно решил составить ей компанию. Виляя бедрами и высоко подкидывая ноги, она протанцевала в ту сторону, решив напоследок кувыркнуться через голову. Однако человек, будто разгадав ее желание, бросился к ней и перехватил в тот момент, когда Гарди уже подняла вверх руки, чтобы сделать опорную стойку.
— Ты зачем это ела? — голос Кира сердито ворвался в какофонию звуков, гремящих в голове Гарди. Она хотела оттолкнуть его, ведь проклятый оборотень портил все веселье, но подняла не ту руку. Раненая конечность бессильно хлопнула его по груди, а в следующее мгновение он уже тащил ее куда-то по траве — подальше от огней, музыки и любопытных глаз. Едва грохот стал тише, а свет гирлянд тусклее, жизнь резко превратилась в ад. Голову скрутил спазм, который пронесся по всему телу и поселился в животе. В глазах потемнело, а в уши врезался грохот воды. У меня галлюцинации, подумала Гарди, но потом услышала слова Кира: