Дитя трёх стихий. Замуж за чудовище (СИ)
– Что вы, принцесса, всего-то парочку ощипают, – невозмутимо ответил он и неожиданно расхохотался. А я открыла рот и захлопнула снова. Да он просто куражится надо мной.
Попытка сохранить строгое лицо у меня сорвалась. Я почувствовала, как дрогнули уголки моих губ, и поспешно отвернулась, чтобы не показать, что у него получилось меня поддеть.
– Поехали, Лисса, – голос Алексы был напряжённым. Но она нашла в себе силы соблюсти этикет и выдавить: – Всего наилучшего, господа.
– Буду рад новой встрече, моя фея, – в голосе Токелы звучало превосходство хищника, ненадолго выпускающего жертву из когтей. Пусть побегает, никуда не денется.
Я развернула ящера вслед за сестрой, но сильная рука ухватила Наю за уздечку. Моя девочка терпеть не может такого обращения, он что с ума сошёл? Ная резко повернула свою чешуйчатую морду к наглецу, и из пасти вытекла струйка дыма. Ой, сейчас она этого высокого гостя поджарит. Но чамп, продолжая придерживать упряжь одной рукой, второй прихватил её ноздри и легонько сжал. Ная удивлённо пискнула. Я не успела возмутиться, а темноволосый уже успокаивающе погладил её по морде и развернулся ко мне.
Мои ноздри защекотал запах хвойного леса, которого здесь было в избытке. Но кроме того я явственно почувствовала и запах раскалённых камней. А Роутег бесцеремонно положил руку мне на бедро и посмотрел в глаза. Я словно провалилась. Странное ощущение, я сижу верхом на ящере, а он стоит на земле. И почему мне кажется, что это он смотрит на меня сверху вниз? Это какая-то магия подчинения?
– Увидимся, Лисса, – в его голосе появляется бархат, и по моему позвоночнику поднимается тёплая волна.
Этого просто не может быть. Я закусываю нижнюю губу и даю Нае мысленную команду: «Вперёд!». Моя ящерка тут же трогается с места, но рука чампа успевает погладить меня по внутренней стороне бедра. Тугая пружина сжимается внизу живота, и я с трудом удерживаюсь от стона.
– Видела я, как ты кокетничаешь с этим чампом, – сердито говорит Алекса, едва мы остаёмся наедине. Гвардейцы увели наших ящерок в загон, а мы поднимаемся по парадной лестнице. На ступенях на этот раз никто не толпится, только слуга, который открывает перед нами тяжёлую дверь.
– Что ты имеешь в виду?
– Да в общем-то ничего.
Алекса надолго замолкает, а я не решаюсь пускаться в объяснения. Что я могу ей сказать? Мы всегда делились всем, что на душе. Но сейчас Мира сидит в одиночестве, а я… как я могу рассказать сестрёнке, что произошло со мной в сумраке лестницы? При одном воспоминании о тех ощущениях меня бросает в жар. Может ли это быть тот самый человек? Если да, то как может моё тело так реагировать на одного из тех, кого я должна ненавидеть всей душой?
Меня охватывает смятение.
Мне больно от слов Алексы. И я не кокетничала с ним. Обидно настолько, что перехватывает дыхание, поэтому, когда мы оказываемся наверху, я отворачиваюсь и молча ухожу к себе.
Были у нас детские ссоры, как же без них. Но когда случались неприятности, мы всегда поддерживали друг друга. Что же происходит сейчас? Мне никогда не было настолько тяжело, и страшно представить, что сейчас ощущает Мира.
А Алекса? Ей единственной ничего не угрожает, а она безжалостно укоряет меня. И за что? За то, что я в растерянности? За то, что из-под моих ног исчезла опора, и я не понимаю, что происходит. А ещё я не понимаю, почему этот чамп считает, что имеет право прикасаться ко мне, словно я его вещь. Ещё вопрос, не использует ли он магию, потому что никогда ни на кого из людей у меня не было такой реакции. Значит, и на него не должно быть.
– Госпожа, прибыла портниха, – я не заметила, как вошла Алита. – Вы пройдёте в покои к её высочеству Мире?
В первый миг я чуть было не рявкнула, что никого не желаю видеть, и пусть портниха придёт сюда, но поднимающаяся волна раздражения испугала меня саму.
Уже не первый раз за этот день меня бросает из стороны в сторону. Да я за всю жизнь не испытывала такого количества отвратительных эмоций. Ярость, злость, негодование, отчаяние, обида на самых близких и ужасное чувство вины непонятно за что, и всё это вразнобой, вместе и поочереди. Моя Стихия к такому не привыкла. Того и гляди вырвется, и я кого-нибудь покалечу. И хорошо, если это будет чамп, кровожадно подумалось мне, а не кто-нибудь из ни в чём не повинных людей.
– Да, Алита, но я не могу идти в том, в чём была на тренировке, – сказала я, пытаясь приглушить рычащие нотки в своём голосе.
Не удалось мне полностью справиться с раздражением, мои слова прозвучали жёстче, чем обычно, но, что ещё хуже, стоявшая на столе чаша с настоем из асаи, слетела со стола так, словно я её швырнула.
В принципе, так и было, вырвавшуюся из растревоженного Хранилища воздушную плеть мне удалось перенаправить в последний момент. Алита не маг, увидеть стихию она не могла, но скорее всего догадалась при виде последствий. Не привыкшая к такому тону девушка приняла мой гнев на свой счет и, кажется, по-настоящему перепугалась.
– Простите, ваше высочество, я сейчас, я быстро, – её голос задрожал, она метнулась за водой, губкой и ароматными средствами, чтобы стереть пот с моего тела, а я начала раздеваться, чувствуя себя ещё хуже, чем прежде. Вот за что я с ней так?
Став чище снаружи, я попыталась исправить ситуацию.
– Алита, я не хотела тебя обидеть, – пытаясь говорить мягко, я почувствовала, как фальшиво звучит мой голос, внутренняя стихия всё ещё не успокоилась.
– Что вы, ваше высочество, как я смею обижаться, я должна была сразу позаботиться о том, чтобы вы переоделись, – Алита расправляла складки на моей тунике, опустив глаза в пол.
– Ханг побери, – в сердцах выругалась я, повернувшись к ней. – Неужели ты не понимаешь, что это всё никакого отношения к тому, что со мной происходит не имеет. Какая ерунда – это переодевание. Не смей обижаться на меня и не смей меня бояться.
Алита подняла на меня глаза:
– Но вы так страшно рыкнули на меня, ваше высочество. И эта чашка…
– Ах чашка, – я взяла со стола уцелевшее блюдце с красивыми вензелями, повертела в руках. – Знаешь, мне говорили, что бить посуду не только к счастью, но и к хорошему настроению. Попробовать что ли?
И я с размаху грохнула блюдце об пол. Осколки разлетелись веером.
Алита неожиданно фыркнула.
– Вы прямо как моя мама... Ой, простите, – она в ужасе прижала ладошки ко рту, – я глупость сказала.
– Ай брось, – поморщилась я. А потом прислушалась к себе. – А ведь правда легче. Ещё посуда есть?
В глазах девушки появился озорной огонёк:
– Могу на кухню сбегать.
– Ладно, не стоит, я успокоилась.
Моя Алита наконец-то вернулась, руки перестали дрожать, и она принялась укладывать мои волосы в простую домашнюю причёску.
– Ты ведь дружишь с Маритой? Что она говорит? Как Мира?
Руки Алиты дрогнули:
– Мы не должны вас обсуждать, – она колебалась.
– А если честно? – я вывернулась и посмотрела ей прямо в глаза. – Мне надо знать.
– Ваша сестра после того, как вернулась, так и сидела, словно статуя до прихода портнихи. Марита не болтлива, вы не подумайте, но, когда мы с ней столкнулись у кухни, я увидела, что у неё глаза красные. Ну и пристала. Она очень переживает за свою госпожу.
– А ты?
– Ваш не такой страшный, у нас все горничные… Ой, я опять не то говорю, простите…
– Очень даже то, – задумчиво протянула я. Собственно говоря, этого и можно было ожидать. Я, конечно, не знала, что любитель горничных, с которым я столкнулась на лестнице, это и есть тот самый чамп, но, что он из себя представляет, поняла сразу. Ещё первая ночь не опустилась на дворец, а он уже присматривает себе девчонку для утех.
– Вы опять сердитесь, ваше высочество? – робко спросила Алита. – Я всего лишь хотела сказать, что все говорят, что он красавчик.
– С чего бы мне сердиться? Нет, я просто думаю, что пора идти к Мире. Алекса уже там?
– Наверное, за ней послали в то же время, что и меня к вам.