Научи меня плохому (СИ)

Марьян завис на секунду, снова краснея до кончиков ушей, а потом послушно лег на пол.
— Вот, не расставляй локти в стороны и в пояснице не прогибайся, — он мог бы, конечно, объяснять на расстоянии, но ноги сами понесли его к мальчишке, а руки сами, — честное слово! — потянулись к стройному телу. Он невесомо коснулся его поясницы, почувствовав жар кожи даже через ткань футболки.
Мальчишка едва слышно застонал, будто от усилия и, сделав несколько отжиманий, обессиленно лег на пол. А потом рывком сел, прижимая колени к груди и уставился в одну точку, испуганно и загнанно дыша.
Вик, стараясь всерьез не задумываться о его поведении, прошелся к окну, распахнул шторы и как бы невзначай поинтересовался:
— Антон еще спит?
— Угу, — отозвался Марьян, продолжая сидеть посреди комнаты. — Я давно проснулся. Слышал, как вы уходили на пробежку.
— Мог бы присоединиться, — пожал плечами Вик. Он оперся бедрами о подоконник и скользнул взглядом по мальчишеской спине, плечам, ямочке на затылке, макушке с уже заметно отросшими волосами, а потом по покрасневшим ушкам…
— Присоединиться? — хрипло отозвался мальчишка и провел обеими руками по голове, сплетя пальцы вместе. Корочки на костяшках только-только успели сойти, оставив после себя новую розовую кожицу. — Будем бегать вместе по утрам? Как отец с сыном?
Вик снова услышал в его голосе металл и вздохнул. После своего шестнадцатилетия в парне кто-то будто перемкнул рубильник с «терпимого» на «невыносимый». Он теперь будто специально выводил все разговоры на эту неудобную тему, заставляя Вика выкручиваться. Вот и теперь. Что ответить? Любой ответ заведомо окажется неправильным.
— Да, как отец с сыном, — хмуро отозвался он, продолжая разговаривать с его спиной.
Марьяну, видимо, так, не глядя глаза в глаза, было легче переступать через себя. Каким бы наглым он не был, он до безумия стеснялся.
— Мне… — он чуть повернул голову, и Вик залип на его дрожащие ресницы, обрамляющие широко открытые глаза, устремленные в пустоту. — Мне недостаточно этого.
Вик искренне хотел промолчать. Он всегда молчал, и в этот раз тоже мог бы. Но так открыто… так открыто Марьян еще не говорил.
— Нет, — резко ответил мужчина, и его голос показался еще громче и грубее по сравнению с надтреснутым, срывающимся голосом мальчишки. — Что бы ты там себе ни придумал — нет. Ты меня понял?
— Нет, — повторил за ним Марьян. — Нет. Не понял.
Он, кажется, даже всхлипнул, а потом вскочил на ноги и быстро вышел. Через минуту Вик услышал, как хлопнула дверь в ванную комнату.
Тяжелое чувство предстоящей утраты, преследующее Вика последние несколько недель, усиливалось с каждой секундой, и он, чтобы не давать этим эмоциям ходу, достал из шкафа припрятанную на особый случай бутылку коллекционного киршвассера и, наскоро распечатав ее дрожащими пальцами, сделал глоток, не ощущая вкуса.
Ему было паршиво. Чувства разрывали на части. С одной стороны он понимал, что обидел мальчика, с другой осознавал, что так будет правильно.
Вздохнув, он направился на кухню. Нужно было приготовить ребятам завтрак, а еще перехватить чего-нибудь самому. Вряд ли на работе удастся вытащить из графика хотя бы пятнадцать минут на обед. Проходя мимо ванной комнаты, он бездумно коснулся пальцами двери, но прошел мимо не задерживаясь. Нет. Нет. Нет. Старым извращенцам вход воспрещен.
Глотнув еще немного крепкого пойла с явным терпким миндальным ароматом, Вик занялся приготовлением легкого завтрака. Нарезал овощи, ссыпал в сковороду…
— Прости…
Вик вздрогнул от неожиданности, когда к нему со спины прижалось горячее дрожащее тело, а тонкие руки осторожно, почти боязливо обвились вокруг.
— Марьян? — тихо позвал мужчина, опуская ладонь на сцепленные в замок руки у себя на животе. Погладил пальцами, ненавязчиво пытаясь разжать.
— Я все понимаю. Я же не дурак. Но я не могу так, понимаешь? Я не могу. Я спать не могу, есть не могу, я… я схожу с ума! — отчаянно прошептал мальчик, прижимаясь щекой к спине Вика. — Скажи, что мне сделать? Как мне быть? Я сделаю все, что скажешь, только ты скажи…
 
Что делать? Хороший вопрос. Если бы еще знать ответ…
— Марьян, — снова мягко позвал Вик, пытаясь высвободиться.
— Не уйду! — категорично ответил мальчик, пряча покрасневшее от смущения лицо.
— Хорошо, просто посмотри на меня.
Замерев еще на пару секунд, Марьян разжал пальцы, позволяя развернуться к себе, и даже не стал сопротивляться, когда Вик поднял его голову, взглянул в лицо, в испуганные тревожные глаза. А потом мальчишка потянулся вперед, привставая на носочки, прижимаясь грудью к груди…
Вик почувствовал обжигающее неровное дыхание на своих губах и мягко отстранился, покачал головой и, не позволяя мальчику вновь сбежать в расстроенных чувствах из-за такого явного отказа, схватил его за талию, разворачивая к плите.
— Сейчас все сгорит, — почти резко пояснил он, одной рукой крепко удерживая дернувшегося парня, а другой хватая деревянную лопатку и принимаясь помешивать овощи на сковороде.
Марьян замер внезапно, и так же внезапно Вик осознал, что прижимается к его бедрам своими, почти силой вжимает парня спиной в свою грудь. Он даже уже хотел отпустить, но мальчик сам вдруг подался назад, прижимаясь еще плотнее, и откинув голову ему на плечо, прикрывая глаза.
На губах его сияла такая робкая недоверчивая улыбка, а на ресницах дрожали слезы.
Внутренне содрогаясь от осознания запретности момента, Вик бросил лопатку в сковородку и кончиками пальцев погладил его по щеке, и Марьян тут же накрыл его руку своею и прижал еще крепче к своему лицу, касаясь нежным поцелуем запястья.
— Извини меня, — трепетно прошептал Вик, — я тоже не знаю, что делать.
***
— Па, Валек на даче сегодня тусу устраивает. Я с ними поеду.
— Нет.
— Па, но Марьян тоже едет!
— Нет не едет.
— Что «нет не едет»? — проворчал Антон. — Ты ему что, указ?.. Мы уже не маленькие, па…
— И кто же там будет?
— Ну так Бодя, Валёк, Тимур, Пашка, может, Святик.
— То есть пацаны, которые вас задевают, и вы с Марьяном, да? Ты совсем что ли не можешь сложить два плюс два? Думаешь, они подружиться с вами хотят?
— Да ничего они нас не задевают! Ну да, Бодя цепляется к Марьяну, прикалывается с него иногда, так ведь глупости все это! Шутки, понимаешь?
Вик скрипнул зубами сжимая телефон в руке. Хорошие шутки, ага! Обхохочешься!
Нет, он жопой чуял неприятности.
На следующий же день после дня рождения Марьяна он нарыл всю возможную информацию об этом Цаплине и его шайке-лейке, прошерстил их соцсети и даже через знакомых переговорил с учителем в художке. Картина получалась не радужная. Богдан Цаплин был скользкий тип. Хитрый, жестокий, непонятно что вообще забывший среди творческих детей.
Ему бы в какой нибудь бокс или ММА. Он был на голову выше своих сверстников и гораздо шире в плечах. Такой себе детина переросток с мозгами, как у канарейки. Заподозрить его в гействе было сложно, фотки все сплошь типично подростковые, бунтарские, с бухлом и сигаретами на заброшках. Только вот Вика обмануть было сложно.
Он видел, какими глазами этот Цаплин смотрел на Марьяна, и слишком хорошо понимал это желание. Он и сам наверняка пялился так же — голодно, зло. Как замученная собака, перед носом которой положили здоровенный стейк, а с цепи так и не спустили. И не дотянуться.
Только если Вик был на цепи своих моральных принципов, то Цаплина держала трусость.
Его свита — такие же отморозки. На страничке одного из парней Вик обнаружил фотку с вечеринки и явно рассмотрел на заднем плане стол с белыми дорожками и свернутой в трубочку купюрой.
Отпустить туда сына и Марьяна? Туда?..
— Нет, — еще раз повторил Вик. — Ты никуда не поедешь, и он тоже. И точка.
— Я ему не нянька! — заорал в трубку Антон. — Он куда хочет, туда и едет!
— Нет…
Олег уже нервничал, показывал на запястье, призывая поторопиться. Вик кивнул, отмахнулся. Дела завода сейчас его вообще мало интересовали.