Дорога домой (СИ)
В последние годы мама была излишне заботливая, смотрела на Леду по-особенному: задумчиво и печально. Леда понимала её — взрослеющая дочь. Все мамы волнуются за будущее своих детей.
Но также, ещё в детстве замечала, что мама живёт с оглядкой, как будто бы боится чего-то невидимого; как будто бы какая-то опасность подстерегает их. На все её расспросы мама и отчим лишь переглядывались и толком ничего не объясняли. Леда сделала вывод: состояние мамы — это стресс, связанный с загадочной гибелью отца.
Про отца знала немного: работал геологом; был высокий и с мощным телосложением, но это семейное достояние. Леду тоже «хлюпиком» не назовёшь. В детстве, по этому поводу, переживала, легко ли быть выше даже самых высоких одноклассников. Ровесники конечно были «добры», на прозвища не скупились, да и имя странное… не Лида, Люда, Лада, а именно Леда добавляло поводов для шуток. Почему имя ей такое дали, родители так же не объясняли. Она решила, что причуды предков понятны только им.
Ровесники, как только не называли её: и Ледянкой, и Снежной королевой, замороженной каланчой. Леда не обращала внимания на буйное проявление фантазии у одноклассников, но держалась подальше и уж точно не считала себя красавицей.
Тайны, секреты окружали семью. Леда нутром чувствовала, что страхи мамины возникли не из пустоты, что-то скрывается за всем этим. А вот что? Постепенно мамины страхи передались и ей. Нет, она не стала нервной и замкнутой девочкой, но с людьми знакомилась осторожно, была сдержанной, редко высказывалась и предпочитала оставаться в тени.
Исключение делала только на уроках: смело выходила к доске; не боялась отстаивать свою точку зрения и, знания, знания! Вот уж где отрывалась по полной — в учёбе.
Семейные тайны, недомолвки разожгли в Леде жажду к знаниям. Училась не ради оценок а, чтобы заполнить образовавшеюся в душе пустоту. Как результат — стала отличницей, но это её не волновало. Вне учёбы Леда оставалась немногословной, к общению не стремилась.
Она много читала, увлеклась историей и заметила, что и там полно загадок. Также это повлияло на её характер: Леда верила только неоспоримым фактам и фантазировать не любила. Стремление получить ясность привело её на исторический факультет и в дальнейшем планировала стать археологом. Вот уж где можно душу отвести. Романтика! Вот уж где можно покопать.
О своём решении сообщила маме и дяде Саше, и мама сказала: «нет!» …то самое, бескомпромиссное, с которым даже дядя Саша не спорил. Леда долго, прибегая неоднократно к помощи отчима, убеждала маму, что это именно та профессия, которая ей нравится; именно то, что сделает её жизнь счастливой.
Мама настаивала на своём и не отпускала дочь одну в большой город, а переезжать всем семейством по какой-то причине не желала. И уже когда Леда совсем отчаялась, вдруг что-то повлияло на мамино решение, и она неожиданно передумала.
Встреча с Элей
Всё изменилось, когда Леда поступила в университет. У неё появилась подруга. Ещё на вступительных экзаменах она познакомилась с замечательной девушкой Элей, у которой была забавная фамилия — Лисица.
На экзамен в помещение запускали по одному человеку. Очередь двигалась медленно. Перед аудиторией толпились абитуриенты. Стоял гул. То и дело, кто-то из помощников преподавателей выглядывал из кабинета призывая к тишине.
Тишина устанавливалась, но ненадолго… через некоторое время, охваченные волнением абитуриенты вновь начинали шуметь.
Леда отошла от очереди. Нравилось ей наблюдать со стороны. Люди особенно хорошо раскрываются, когда волнуются или переживают яркое событие, многое можно увидеть. Кто-то нервным полушёпотом скороговоркой проговаривал выученные наизусть даты, но споткнувшись, с наполненными ужасом глазами, начинал всё заново. Были ребята, что держались группами, они успокаивали и подбадривали друг друга;
Но больше всех удивляли Леду абитуриенты, которые почти совсем не реагировали на окружающих. Таких было несколько человек. Они выделялись своим внешним видом: бледные, как будто бы вся кровь отхлынула от их лица разом, глубоко погружённые в себя да к тому же они ещё и покачивались.
«Если верить в приведения, выглядят они именно так. Удивительно, ведь им ещё на экзамене отвечать, а они уже в таком крутом коматозе. Однако…» — искренне удивлялась Леда.
Особенно Ледино внимание привлекла девушка, которая должна была следующей входить в кабинет. Цвет её лица не просто был обескровленным, а даже каким-то зеленоватым; глаза, наоборот, чёрные из-за расширенных зрачков. Девушка нервно поглядывала на дверь и со стороны казалось, что идёт она не на экзамен по истории, а на смертную казнь.
«Вот это накрутила себя. Сильные эмоции, даже позеленела!» — поразилась увиденному Леда. Слегка оттянув затемнённые очки, она внимательнее оглядела абитуриентку. Цвет лица у девушки оказался ещё интереснее — зеленовато-серым, — Х-м…», — водрузив очки обратно, Леда продолжила наблюдать дальше.
Очки Леда носила неспроста, были на то веские причины. В четырнадцать лет у неё обострилось зрение. Леда заметила, что стала видеть отдалённые предметы более чётко. В книгах прочитала, что подобным зрением обладают белки летяги: прыгая по деревьям, эти зверьки в полёте зрительно приближают предметы и могут разглядеть даже самые мелкие детали, поэтому никогда не промахиваются и ловко убегают от хищников. Изменились и Ледины глаза, стали ярко-зелёными, и появились небольшие, пока ещё едва заметные, золотистые искорки, такие же как у мамы.
Надежда Петровна тут же среагировала и вручила дочке аккуратные очки, сделанные на заказ. С тех пор Леда снимала их только в исключительных случаях, когда находилась одна или дома у родителей.
Очки были удобные, плотно прилегали, не ёрзали на носу, крепко закреплялись за уши и даже при резких движениях оставались на месте. Стёкла затемнялись желтовато-коричневым цветом и золотистое свечение в них растворялось, глаза при этом хорошо проглядывались. Но Леда заметила, что большинство людей внимание обращают лишь на линзы, и только редкие индивиды смотрят в сами глаза сквозь стёкла. Поэтому за очками легко прятать взгляд и Леду это обстоятельство вполне устраивало.
К шестнадцати годам обострился и слух. То, что она слышала, как перебирает лапками паучок в своей паутинке в углу школьного кабинета или как звенят, соприкасаясь с землёй и разбиваясь на мельчайшие брызги капельки росы за окном, это её не удивляло — просто мир стал более глубоким и насыщенным.
Но вот то, что она стала различать в голосах людей мельчайшие детали и расшифровывать тональности, а затем понимать мысли и скрытые намерения — по началу её просто шокировало.
Леду поражала способность некоторых людей говорить одно, думать другое и желать — в это же самое время — третье. Какой смысл так себя расщеплять? Полная разбалансировка. Никакой концентрации. Со временем она научилась контролировать и сдерживать эмоции.
К семнадцати годам усилилось обоняние и как оказалось, пахнут не только материальные предметы, но и каждая эмоция имеет свой уникальный аромат. Даже через пищу она распознавала в каком настроении прибывал повар во время работы, и поняла почему мама готовит только в хорошем настроении и под приятную музыку. Леда стала придирчивой к еде, не каждую энергию хотелось кушать.
К восемнадцати годам мысли окружающих людей перестали быть для неё секретом. Порою, замечала, как какой-нибудь человек внутри себя спорит сам с собою… в такие моменты ей казалось, что в одном и том же теле уживается несколько личностей и выглядит это весьма забавно.
Способности не нахлынули разом, а раскрывались постепенно, гармонично и воспринимались ею абсолютно обычными. Она не знала, что большинство людей видят мир иначе и это у неё — особенный дар, доставшийся по наследству.
Мама всё прояснила и предупредила, что необходимо скрывать данные возможности и никому, никогда не рассказывать о своих способностях: «— Если люди узнают, то в лучшем из вариантов будут бояться; в худшем — объявят сумасшедшей и закроют в психушку, ещё и изучать начнут, опыты ставить.»