Мой сосед – оборотень

– Домой пришла, он был? – прошипела мать.
Я снова покачала головой. Страшно было лишний раз голос подать.
– Что ты как болванчик. Почти двадцать лет девке, а отрастила только зад: мозгов как не было, так и нет. Пошла мусор выносить. Бестолочь ленивая.
Проскочив мимо матери, я рванула на кухню. Сейчас мне лучше всего было бы скрыться с её глаз долой.
Мусорный пакет оказался перевёрнутым. Отец бутылки чистые искал. Развернув полиэтилен, принялась, не глядя, закидывать в него пустые пачки, обвёртки, картофельные очистки. Гневное сопение матери за спиной меня здорово мотивировало. В ярости она в прямом смысле теряла человеческое лицо. Я уж молчу о её самообладании.
А увидеть сейчас злобную козу во плоти мне не улыбалось.
Наш род причислялся к сатирам. Не самые мы благородные нелюди.
Отец мой так и вовсе чистокровный сатир. А по сути козёл-козлом. Всё, что делает, только пьёт да на баяне играет. Ни дня не отработал. В чём-то я маму понимала и оттого не перечила. Она тащила семью на себе.
Но всё же я чувствовала обиду.
– Поторапливайся давай, – раздалось надо мной. – Ручками работай. Это тебе не мазню разводить на бумаге.
Мне стало ещё обиднее. Вот зачем каждый раз подчёркивать, на кого я учусь. Что в этом плохого?!
Я всегда мечтала стать художником. Сколько себя помнила – рисовала. Это доставляло мне такое удовольствие. Мои работы раньше выставляли в школе как образцово-показательные. Частенько я подрабатывала написанием портретов, а все вырученные деньги несла маме. Стипендию тоже ей. Кроме того, каждый вечер я мыла полы в местном кафе, и всё до копейки шло матери в руки. Себе я не оставляла ничего.
Но вот беда, всё это пропивал отец, и мать снова начинала на меня кричать и требовать ещё больше денег.
Ну, где их взять больше-то?!
Увы, для нас сатиров это было нормой.
Женщины пашут до изнеможения. Мужики пьют и играют… да на чём угодно играют. Кто на гитаре, кто на баяне, а кто просто на нервах близких и родных.
Такая жизнь ждала и меня. Иного просто не существовало.
Для меня мамочка уже и жениха нашла, чтобы у него рога отвалились. Сынок её подруги детства тёти Милании. Несравненный модник и продвинутый мажор – Изебор, а в простонародье Изечка. Дрыщ белобрысый с водянистыми глазами. При виде него хочется остаться сорокалетней девственницей с пятью кошками. Меня буквально трясло при мысли, что «это» когда-нибудь, а если быть точнее, то через год, уложит меня под себя. Но это мне противно, а он спал и видел, как брёвнышком свалит меня на простынки белые.
Все нервы, гад рогатый, мне извёл.
А я вот грезила о другом. Нет, не о мужчине. Тут всё было ясно и понятно. Никто из серьёзных нелюдей на меня и не глянет: ни оборотни, ни демоны, ни берсеркеры. Кому интересна дочь сатира?!
Только другому сатиру.
Чтобы пахала на него всю жизнь и везла на себе навстречу беззаботной жизни. Наверное, со мной было что-то не так, но жених Изечка меня не вдохновил. Я бы предпочла простого человека. Прожила бы счастливо жизнь и не вспоминала о своей истинной крови.
Но, это было под запретом. Ведь мой сын от такого брака, скорее всего, родится тоже сатиром, и муж быстро поймёт, что со мной не всё ладно. Такое уже было в нашей истории и заканчивалось печально.
– Что ты зависла над этим пакетом, – крик матери вывел меня из раздумий. – Чтобы через минуту ты была уже на улице.
Схватив мусор, я вскочила.
 
Глава 2
 
Обувшись в коридоре в рваные давно полинявшие тапочки, побежала на улицу от гнева матери подальше. Может, пока мусор выношу, она остынет да займёт себя чем, позабыв про меня.
Тапок неудобно хлюпал.
Скинув его на лестнице, я и вовсе осталась босиком.
Но это меня не особо волновало.
Мы жили в типовой двухэтажке на четыре квартиры в небольшом городке в двадцати километрах от областного центра. Ничем не примечательный населённый пункт. Эдакое захолустье. Только вот жители почти все нелюди: вампиры, демоны, оборотни, сатиры, нимфы, берсеркеры, ведьмы и даже семья гномов. Жили среди нас и простые люди. Те, кто знал про существование иных. Но их было очень мало.
 
Так что вид босой сатирки никого не смутил.
Прошагав с пакетом мусора через двор, скинула его в бак и, обернувшись, увидела отца, заворачивающего за угол. Он, шатаясь, шёл к нашему крыльцу, а в руках чёрный пакет.
Всё ясно – будет продолжать пить. И у матери завтра выходной, наверняка присоединится к нему. Как меня это бесило.
Всё бесило.
Ну почему я не родилась нимфой, например?!
У них в семье творческая профессия считалась почётной. Хореограф, певица, художник, гончар. Да и у других рас искусство в почёте было.
Матери хвалились на улице друг другу, восхваляя достижения своих дочерей. Всё детство только и слышно было: «А моя танцует», «А моя стихи пишет»… Все матери всегда наперебой хвастались своими детьми.
Все, кроме моей.
Меня же только поносили.
Лентяйка, тунеядка и дурная коза.
Школу окончила с золотой медалью – бестолковая, надо было после девятого класса уходить, рабочую специальность получать.
В художественную академию поступила на бюджетное место – идиотка, мазюкалкой станешь.
Подрабатываю, деньги в дом приношу – мало, едва тебя прокормить хватает.
При этом я, как и в детстве, так и сейчас, носила вещи, отданные маме коллегами по работе. Что-то новое купить – это же такие потраты. Какая разница, чем зад прикрыть?! Мама трудилась медсестрой в городской больнице и постоянно жаловалась окружающим на сложную жизнь и дочь паразитку. Я представляю, что она там рассказывала, потому как в знак сопереживания ей приносили пакеты с вещами.
Мне было так унизительно брать это в руки, а родителям доставляло удовольствие.
Халява!
Такое мерзкое слово.
«Деньги, их лучше пропить, а шмотки содрать с богатеев» – вот она философия этого дома, от которой меня выворачивало наизнанку.
Сколько раз я порывалась собрать вещи и уйти от родителей, зажить отдельно. Купить себе хоть что-нибудь новое. Пожить, не видя пьянку и ругань. Немного тишины и покоя.
Но это было невозможно.
Законы нашего мира, что топор над головой. Оступишься хоть раз, и он обрушится на твою шею.
Девушка из семьи нелюдей могла уйти из родного дома только в дом мужа.
А к Изечке я не спешила.
Там та же песня, только ещё и пьянство муженька новоиспечённого терпеть. Нет уж.
Это из огня да в полымя. И неясно ещё, где мне лучше будет.
Медленно шагая через двор, я с тоской смотрела на наши окна. Там у холодильника уже маячила фигура матери. Готовят закуску. Мой живот предательски заурчал. Есть хотелось страшно, но явиться сейчас на кухню – это снова выслушать всё, что обо мне думают. В частности, что содержимое холодильника не про меня, и если мне приспичило поесть, то вперёд зарабатывать на еду.
Остановившись, развернулась и побежала в сторону маленького магазинчика, что ютился старца соседней двухэтажки. Взлетев по разбитым лесенкам, несмело вошла внутрь.
Над головой зазвенел колокольчик.
– Тётя Агафа, – позвала я продавщицу, которая возилась с товаром в задней комнате.
– Диана, ты? – донёсся до меня её вопрос.
– Да, я, – поджав губы, не смогла подобрать слова.
– Если за пузырём, или ещё за чем родители послали, то не дам. За вами ещё долг.
Мне стало совсем стыдно. Ниже падать уже просто некуда.
– Тётя Агафа, я для себя. Сессия закончится – всё отработаю. Полы за вас буду мыть, сколько скажете.
Грузная женщина, наконец, выглянула из-за шторки.
– Что мать опять вразнос пошла? – догадалась она.
Я только кивнула, поглядывая с тоской на свой любимый чёрный хлеб и майонез. Стоило всё это копейки, но у меня в кармане вечная дыра.
– Жениху опять отказала, или как? А я говорила, как физическое совершеннолетие преодолеешь, он на тебя насядет. Этот молодой козёл всегда на тебя засматривался. Ты бы покрутилась среди других парней, может, кого получше зацепила.