Комбинация (СИ)
— У солдата с собой вряд ли больше трех-четырех десятков патронов [5], в патронной сумке, — заметил Михаил Головин. — Ежели так палить, как ты удумал — никаких припасов не хватит. Даже пять выстрелов в минуту — это весьма и весьма прожорливо. Ежели кто будет наступать фронтом, а по нему открыть огонь с трехсот шагов, то как бы не лишиться огненного припаса в отражении такой атаки? Если не всего, то почти всего. Вдруг тем же днем новая атака? Чем стрелять то? А если на утро новый бой? Откуда патроны брать?
— Крутить в полковых мастерских. — на голубом глазу ответил царевич.
— Пусть полк всего в полторы тысячи человек. Ты полагаешь, что за вечер можно накрутить сорок пять тысяч патронов? Если по тридцать на брата? — улыбнулся Шереметьев.
— Значит их надо готовить загодя и возить в зарядных ящиках. Пропитанных воском от сырости и запечатанных им же. И при надобности вскрывать оные и раздавать бойцам.
— Это ты все накрутил… — покачал головой царь.
— Накрутил, — кивнул царевич. — Но введение единого укороченного мушкета семидесятого калибра у солдат и драгун позволит сильно сэкономить. Как при изготовлении оружия, так и на войне. Получив огневое преимущество над неприятелем. То есть, выйдет все дешевле и лучше. А ежели нет резона стрелять на триста шагов, то и ладно. Можно как все — на сто бить.
— Резонно, — кивнул Ромодановский, присутствующий тут же.
Он до того молчал. Поэтому подав голос удивил Петра Алексеевича. До того, что тот даже вздрогнул и скосился на него.
— Это все? — после затянувшейся паузы спросил царь.
— Я хотел бы просить разрешение на создание еще одной мануфактуры. Селитряной.
— Невместно царевичу такими делами заниматься, — нахмурился Петр Алексеевич.
В те годы производство селитры в России было тесно связано с селитряницами, представляющими собой по сути компостные кучи, в которых и вызревала селитра. Как правило поганая и мало пригодная в порох. Из-за чего почти всю годную селитру покупали из-за границы. Так или иначе — производство селитры ассоциировалось у многих в России с копанием в навозе. И было в любом случае делом далеким от того, каким должно заниматься не то, что царевичам или родовой аристократии, но и даже дворянам.
— А царю вместно лично топором махать на строительстве корабля?
— Я учился!
— Так и я для дела. Селитру хочу производить. Много. Чтобы от иноземцев в ней отвязаться.
Царь хотел было уже гаркнуть на сына, но осекся на полуслове. Прищурился и переспросил:
— Что, прости?
— Селитру делать хочу, говорю. Много. Очень много. С ней же вечная беда. А я, проводя опыты в химической мастерской, наткнулся на кое-какие решения. И хочу их опробовать.
— Какие же?
Алексей промолчал, глазами показав присутствие лишних людей.
— Говори. Здесь все свои. И болтать не станут. Ведь так?
— Так, — закивали окружающие царя люди.
Парню это не понравилось, но все же он произнес:
— При разложении одного субстрата, доступного в наших местах в достатке, я сумел получить особую воду, которая ускоряет вызревание селитряных куч. Должна ускорять. Сильно. Возможно очень сильно. И я хочу попробовать — выйдет али нет. Руководить этим делом я только поначалу стану. А как все наладится — доверю верному человеку и прекращу мараться.
— Насколько сильно это должно ускорить ее вызревание?
— В разы. И улучшить ее качество, подняв до доброй или даже отменной. В случае успеха Россия будет просто освобождена от необходимости покупать селитру у иноземцев…
Петр скосился на Меншикова.
Тот лишь пожал плечами.
— Что молчишь?
— А что сказать? — развел тот руками. — Тут пробовать надобно. Если все сладится, то казне с того великий прибыток. Иноземцы за селитру то дерут большую цену. И везут далеко не всегда хорошую.
Царь обвел взглядом остальных.
Никто не возражал. В первую очередь потому, что не им этим полезным для державы делом заниматься. Ну хочет царевич в говне валятся? Пущай. Его дело. Не им сгорать от стыда.
Вечером же того дня, уже в сумерках, Алексей прогуливался во дворе подворья своего двоюродного деда и главы рода Лопухиных — Петром Аврамовичем Большим.
— И зачем ты меня сюда вывел? Внутри поговорить не могли?
— И у стен бывают уши, — тихо ответил царевич. — Говори тише и посматривай по сторонам.
— Опять заговор какой? — напрягся Петр Аврамович.
— Нет. Но я тебе сейчас скажу кое-что, чего не нужно всем знать. А слуги любят послушать да поболтать. Была бы моя воля — я бы вообще тебя на конную прогулку по полю пригласил, но не хочу тревожить твою старость. Знаю — тяжело дается.
— Заботливый выискался, — процедил дед.
— Лопухины, заняв правильную позицию в минувшем бунте, укрепились. Но того мало. Сам видишь — брата твоего и моего деда все еще в деревне держат. И я предлагаю сие поправить.
— Слушаю, — перейдя на шепот, как и царевич, ответил старик, подавшись к нему ближе.
— Отец дозволил мне подле Москвы поставить мануфактуру по выделке селитры. И я хочу, чтобы кто из Лопухиных ей заведовал. Дело я поставлю и знаний особых от заведующего не потребуется. Просто поддерживать в порядке то, что уже будет работать.
— Селитряная мануфактура? Ты хочешь, чтобы Лопухины в навозе копались? — нахмурился Петр Аврамович.
— Селитра — это не навоз, а деньги. Много селитры — много денег. А я тебя уверяю — ее будет много. Причем хорошей, ибо я знаю, как из куч выделанную ее улучшать. Кроме того, много селитры есть великое влияние на моего отца. Ибо позволит освободить державу от иноземной зависимости хотя бы в этом важном товаре. Ну и главное — никто поначалу палки в колеса вставлять не станет. Многие ведь как ты мыслят. Дескать — селитра — это ковыряние в навозе. А значит унизительное дело. Потом же, когда поймут, уже будет поздно…
— Верится с трудом.
— Ты знаешь — я изобрел несколько вещей славных. Это еще одно мое открытие. Ставя опыты в лаборатории химической, я открыл и быстрый способ получения селитры, и то, как ее улучшать до доброй.
— И как же?
— Пиролиз торфа позволяет собирать в водяном затворе аммиачную воду, проливая которой селитряные кучи можно многократно ускорить их вызревание. До считанных недель. Размещение таких куч в длинных, отапливаемых землянках, позволит не останавливать процесс и зимой. Благо, что при пиролизе много тепла выделяется. Но с таких куч селитра идет поганая. Ее улучшить можно карбонатом калия и, в крайнем случае, натрия.
— Чего? — выпучился глазами на царевича дед.
— Побочно будет получается хороший древесный и торфяной [6] уголь, которые нужен на Каширских заводах, что Нарышкины держат. Оттого, через дела, дружбу укрепите. Деготь сам по себе добрый товар. Денежный. Ну и прочее.
Старший Лопухин задумался.
Он ровным счетом ничего не понял в словах внука, но звучало умно и как-то заумно даже. Так нередко любят выражаться врачи и ученые мужи. Царевич же, дав ему немного поразмышлять, продолжил:
— Я уже получил разрешение отца и в любом случае займусь этим делом. К тебе обращаюсь, так как вижу через сие предприятие способ вызволить деда моего и укрепить влияние Лопухиных при дворе. Потому как если тут дела пойдут — и дальше можно двинутся. Мысли имеются. Каждого пристрою к важному и нужному делу так, чтобы и денежно, и на хорошем счету у царя. Ведь деньги те честно пойдут в руки, а дело державу крепить станет.
— Мне нужно подумать.
— Подумай. Крепко подумай. Но не затягивай. Ибо время утекает и нужно спешить. Ежели что мне иного человека придется искать. Или я ранее что дурное советовал? Маме вернул отца в семью. Укрепил стремительно таявшее влияние Лопухиных, отвратив отца от презрения к ним и раздражения. Исправляя ранее совершенные ошибки рода. Мало?
— Мне нужно подумать, — повторил с нажимом Петр Аврамович.