Нам нельзя. Петля судьбы (СИ)

Помимо меня здесь проходят реабилитацию еще мои ровесники — два парня — и сдавать мы будем вместе. Они хорошо общаются между собой, а у меня не получилось даже познакомиться, потому что и я не искала такой возможности.
— Я думаю о выпускном, — выпаливаю, сообразив, что родные мужчины ждут ответ.
— Выпускном? Ты сама знаешь, Жек, что громкая музыка, — осторожно начинает брат, — тебе противопоказана. А шумные компании неизбежны, плюс, не лимонад вчерашние школьники распивают на празднике.
— Я знаю, знаю. Но думала только про вручение. Просто сегодня, — поясняю, — скинули в чате варианты платьев. Помните голубое, в котором мы танцевали? Вот в них наши девчонки собираются. Ну, и я подумала, что тоже могла бы…
— Мы посмотрим, Жек, по твоему состоянию, ладно? Я тебе обещаю, что если меня всё устроит, ты пойдешь на своё вручение.
Счастливую и окрыленную, меня отправляют в палату. Если Илья обещал, точно слово сдержит!
Сами же мужчины направляются к папиной машине, чтобы обсудить «взрослые вопросы». Можно подумать, я ребенок? Зря они меня считают маленькой, я многое понимаю и уже давно научилась читать настроение близких по мимике, жестам. Илья нервничает. Очень нервничает.
Это может быть и из-за мамы, но интуиция подсказывает, что не в ней дело. Или не только в ней.
***
POV Илья Светлов
— Так что в итоге у вас с мамой приключилось? — первый же вопрос от отца, стоит нам устроиться в салоне его авто.
Водитель «дышит воздухом», потому что посвящать третьих лиц в разборки мне не хочется. Достаточно и Каминского-младшего, ставшего свидетелем очередной истерики.
— С ней надо что-то делать. В хорошем смысле, — усмешка выходит невеселой. — Сегодня она закатила концерт, обвинив Жеку в невнимании из-за молчания. А то, что у девчонки мог бы час отдыха, капельница? Ты понимаешь, она не думает, выливая без разбора то сплетни, то обидки.
Отец удрученно молчит, покручивая между пальцев зажигалку.
— Мы сами просили не заострять внимания, — продолжаю, — но берега надо видеть. Я запретил ей звонить Женьке без моего присутствия или твоего контроля. Она тебе, наверное, донесла уже, что её унизили?
— Не такими словами, но да. Жалоба поступила.
— Как обычно. Жеке поддержка нужна, спокойствие, а она из-за экзаменов нервничает, из-за матери теперь тоже. Может, отправим её отдыхать?
— А выборы? Сейчас время такое, Илюх. Можно было бы, но у нас съемки, приемы. Да сам знаешь.
Я-то да, знаю и категорически не принимаю устроенный фарс. Сферы влияния, власть, деньги… Оно важнее или нет, чем здоровье ребенка?
— Если только здесь в пансионат какой устроить? Скажем, набраться сил перед рывком, а?
Фух. Не всё потеряно, хоть и в разрезе выгоды, но прислушался.
Про Женькину любовь пока даже не рискну заговорить, а вот о полученных данных сказать стоит.
Собираюсь с духом, потому что до сих пор цифры видятся не чем иным, как чудом, и выдаю всё: заключение, опасения, прогнозы и свои эмоции.
Отец выслушивает, покидает салон машины.
Не понял? Выхожу следом, а он стоит, запрокинув голову к нему, и в уголках глаз блестит влага…
  
33
 
POV Евгений 
— Немного? — гремит за спиной голос отца. — А следовало бы лучше выбирать себе… девушек… Поговорим?
— Слава, — мама испуганно прижимает к груди руки, но я останавливаю её жестом.
— Всё нормально, мам. Нам действительно надо поговорить. Здесь? — уточняю, глядя на красное лицо отца.
— В кабинете, — цедит сквозь зубы.
Иду за ним, приготовившись озвучить всё то, что собирался донести ещё днём.
— Ты знаешь, кто это? — стоит двери с грохотом захлопнуться, папа поворачивается и тычет в меня экраном смартфона.
Ясно, откуда ноги растут: улыбающаяся Женечка рядом со мной. Фотография сделана через стекло, это видно по бликам. Значит, Виолетта не просто так случайно зашла, она ждала подходящего момента?
Стерва, блин.
— А ведь я должен был догадаться раньше… Должен… Когда ты сломя голову убежал, стоило заикнуться про сестру Светлова.
 
Хмыкаю, но даю возможность выговориться. Сейчас приводить аргументы бесполезно: отец из тех людей, которым необходимо выплеснуть пар, высказаться и только потом он готов будет выслушать.
— Дочь этого урода! Женя, как?!
Папа листает фотографии, удивляя меня тем самым. Не одна? Ну что ж…
— Светлова, твою мать. Мой сын связался… Ты хоть понимаешь, что это значит? Понимаешь, что накануне выборов ты меня не просто подставляешь?! Ты и эта…
— Её зовут Женя, — прерываю, давая понять, что оскорблений в сторону своей девушки я не потерплю.
— Да знаю я. Думаешь, не изучил досье на неё? Ошибаешься, сынок! Сильно ошибаешься! Я про неё знаю даже то, чего не помнят родные родители.
— Прекрасно! Значит, в ближайшее время можно не задумываться о личном знакомстве.
— Язвишь? Зря! Она больна! Про это подумал?
— Я тоже был болен, и? Ты отвернулся от меня? Мои друзья? Твоя любимая Виолочка первой убежала в закат, все остальные принимали и поддерживали.
— Про это позже… — отец грузно садится в кресло, будто из него разом выпустили весь воздух. — Хорошо, ты её пожалел. Решил проявить благородство. Ладно, да. Я сам этому тебя учил. Но, сын, она инвалид! Понимаешь? Инвалид! Даже если ей повезет, и она сможет вылечиться, никто не даст гарантии, что не рванет снова!
— Понимаю, пап. Только снова напомню, что и я до недавнего времени был практически инвалидом. Не попади к Светлову, меня так бы и «лечили» в пафосной клинике, а ты бы так и пополнял счета псевдо-профессоров, — показываю кавычки пальцами и продолжаю: — И я не пожалел, нет… Я люблю её, пап. Нравится тебе это или нет, люблю!
Срываюсь на крик, потому что меня разрывает от бешенства и непонимания. О чём он говорит?! Всё, что произносит отец, похоже на бред!
— Любишь? Инвалида?
— Она в первую очередь девушка, пап. Моя. Любимая. Девушка. С каких пор болезнь делит людей на первый и второй сорт? Ну, скажи мне, депутат, который служит народу? С какого, черт побери, времени?!
— Успокойся, Женя! Успокойся, тебе нельзя…
— Мне нельзя? Мне можно, па. Мне можно, — опускаюсь на стул и поднимаю на него глаза.
Он часто дышит, стоя рядом. Испугался, что улечу, как раньше, когда меня пичкали тоннами препаратов? Это в прошлом.
— Я люблю её, пап. И женюсь на ней, когда она получит аттестат.
— Женишься?
— Женюсь! Ты сам сказал, что воспитывал меня мужиком. Твой сын вырос, отец. Вырос и, надеюсь, стал достойным человеком. От Жени не отступлюсь, даже если ты будешь против. Надо будет, уйду из дома, но останусь с ней.
— Мужик… В девятнадцать всем кажется, что море по колено и горы по плечу. Что ты знаешь о жизни?
— Ничего, ты прав, — выдохнув, отвечаю спокойно. — Я ничего не знаю о жизни, но я уверен в своих чувствах и чувствах Жени. Чтобы ты понимал, правильные эмоции тоже обладают лечебными свойствами.
— Обладают, — повторяет папа, не сводя с меня напряженного взгляда. — Ты ни хрена не понимаешь, что тебя ждет с ней. Какое будущее? Ты хоть представляешь, каково будет тебе, представителю фамилии, с такой женой? А дети?
— Стой, пап. Не надо. Никто из нас не знает, что будет дальше. Просто скажи, ты любишь маму? По-настоящему любишь?
Знаю, что сейчас ударю по больному, но иначе свою правду не донести.
— Люблю. Сам знаешь, что люблю.
— Хорошо, — соглашаюсь. — А если мамы не будет рядом? Если она уйдет, что будет с тобой? Сможешь дальше учить меня жизни и правильному поведению?
Мы оба понимаем, к чему я веду. Когда мама была беременна Настей, они с отцом очень сильно поругались. Так сильно, что мама взяла меня, сумку с вещами, и уехала в другой город, где жили её родители.
Отец нашел нас спустя неделю. И таким страшным я его не видел ни до, ни после: весь почерневший, заросший и похудевший. Он стоял в тесной бабушкиной прихожей на коленях и обнимал маму за ноги. Я не был мелким, чтобы не понимать ничего. Эта сцена и то, как он просил прощения, въелась в память.