Я буду первым (СИ)
Также молча распахивает передо мной очередную дверь. Я вижу их сразу. Кира и ту, другую девушку. Они расположились на диване напротив входа. И их не волнует не распахнувшаяся дверь, ни шум клуба. Да кажется, ничего в мире их не волнует, так самозабвенно они целуются. И вряд ли по тому, что я вижу, можно потом утверждать, что ничего не было. У девушки платье болтается на талии, нет ни лифчика, ни трусов. Кир с обнаженным торсом. Вроде бы только штаны на месте.
Боль разрастается постепенно, накрывая все мое существо. В эту самую секунду какая-то часть меня, самая лучшая, самая светлая, самая чистая - умирает, загибается от этой боли.
Все врут. В памяти всплывают строки 115 псалма - " Всяк человек ложь".
Но зачем Гордееву нужна была я? Не понимаю.
Наверное, можно было бы задать этот вопрос. Момент как нельзя более подходящий. Вместо этого я тихо закрываю дверь. Чтобы он мне не ответил, это ничего не изменит.
Волны горечи омывают меня. Но слез нет. Я не умею плакать.
-Лен! - доносится голос Хромова.
Этот еще ко мне привязался. Резко разворачиваюсь к нему.
Ирина права, мне нужно стать взрослой и в этом вопросе. Какая разница с кем?
Может, после этого они оставят меня в покое?
Платон поднимает руку словно хочет дотронуться, но замирает. Я знаю, что его останавливает. Мой взгляд. В нем сейчас всё, что я чувствую.
-Хочешь меня трахнуть?
Он не ожидает такого предложения. Да еще так прямо. Застывает каменной статуей. Живыми остаются только глаза. Взгляд мечется по моему лицу, высчитывая серьезность моих намерений.
О, зря он волнуется. Я сегодня настроена решительно как никогда. Почему-то мне кажется, что если не станет дурацкой девственности, то и этой боли тоже не станет. Прекратится перетягивание меня как каната.
Платон не отмирает. Чтобы не передумать и не скатиться в обычную женскую истерику с причитаниями: "Как он мог!", беру его за руку и веду за собой.
О чем он думает, я не знаю, да мне и все равно. Получив свое, он испарится как туман под лучами солнца.
Мной сейчас движет боль от предательства человека, которому доверилась. И если так поступил тот, кому я считала возможным доверять, то как со мной будет обращаться тот же Хромов?
На этот вопрос у меня только один ответ - у нас будет только эта ночь.
И больше ничего.
Я сажусь на водительское место. Платон - на пассажирское. Он слишком напряжен. Не пытается заигрывать, молчит, словно боится спугнуть.
Каково это впустить его в себя?
Машину веду на автомате, паркуюсь возле дома.
Выхожу из машины первой, Платон замешкался.
-Передумал? - мой голос звучит ехидно.
Но плевать. На его мысли, на его желания, на его чувства. Я буду поступать также, как мужчины.
-Не дождешься! - его севший голос еле слышен.
Теперь уже он берет меня за руку и ведет меня за собой. Мы поднимаемся на лифте. Я открываю квартиру, и уже в прихожей он до меня дотрагивается. Обнимает мое лицо ладонями и прикасается губами к моему рту. Слишком нежно для такого, как он. Я кладу свои руки на его запястья и приоткрываю губы, встречаюсь с его языком. Это порождает целый вихрь ощущений, которые меня озадачивают. Мне хочется прижаться к нему теснее, вернуть ему его нежность. Но это неправильно. Между нами ничего такого нет. Как он там говорил - " только физиология".
Тогда зачем мне еще одна разбитая иллюзия? Будто той, что есть, мало.
-Подожди! - останавливаю его.
Начинаю стягивать одежду. Мне ничего от него не надо. Ни нежности, ни любви. Тем более, ее все равно нет.
Раздеваюсь быстро, скидывая вещи на ходу. Сама иду в спальню. Знаю, Платон идет за мной. И смотрит, смотрит.
По обнаженной коже скользит россыпь мурашек. То ли от холода, то ли от нервов.
Оборачиваюсь. Он меня рассматривает ошалелым, пьяным взглядом. Причем сам тоже не терял времени даром. На нем остались только штаны. Шагает ко мне, его руки скользят по моим плечам, потом одной ладонью он накрывает мою грудь, слегка сдавливает ее, трогает большим пальцем сосок. Поднимает меня и укладывает спиной на кровать.
Сам нависает сверху.
Тишину в квартире нарушает наше тяжелое дыхание и его вопрос:
-Ты уверена?
Еленка
Странный вопрос. И у меня нет ни малейшего желания над ним задумываться.
Вместо ответа веду ногтями по его обнаженной спине. Он выдыхает сквозь стиснутые зубы. Я голая. Совсем. С бесстыже разведенными ногами. Платон придавил меня к матрасу, но тяжесть его тела мне нравится. Как и запах. Я дышу глубоко. И он заполняет мои легкие вместо воздуха.
Его губы покрывают поцелуями мою шею. От этого я расслабляюсь. Мое тело окутывает тепло.
Внизу живота и в промежности рождается потребность чего-то ранее неизведанного.
Того расстояния, что сейчас между нами, чересчур много. Хочется быть еще ближе к нему. Стать с ним одним целым.
Я подставляю под жадные мужские губы свои, выгибаю шею под его поцелуями, вздрагиваю, когда он прикусывает мне сосок. Из моего рта вовсю раздаются поощрительные стоны. А тело льнет к его рукам, требуя еще больше ласки.
Я вообще ощущаю себя непонятно. То ли тело слишком тяжелое, что нет сил сделать лишнее движение. То ли наоборот, оно слишком легкое и парит в состоянии эйфории.
В какой-то момент я тоже начинаю изучать мужское тело, ощупывать и гладить. Оно на меня реагирует, мускулы напрягаются. Кожа горячая и шелковистая. Я его не рассматриваю, веки закрыты. Я полностью сосредоточена на тактильных ощущениях.
Глаза открываю только тогда, когда понимаю, что Платон избавился от одежды полностью.
И я промежностью ощущаю его член. Последние остатки разума вопят о том, что нужно воспользоваться средствами защиты.
-Презерватив, - говорю ему.
Он ругается, но я не разобрала, что именно он сказал. Слезает с меня, роется в карманах брюк, потом шуршит фольгой, ложится на спину и натягивает резинку. Я получаю возможность разглядеть его. У него толстый и длинный член с вздувшимися венами, мошонка побрита. Кожа члена и мошонки темно-коричневая. А головка розовая. Я рассматриваю его жадно, сама поражаюсь своему интересу. Но потрогать не решаюсь. Платон натягивает презерватив, и в голове проносится, наверное, неуместное сравнение с упаковкой колбасы.
Сладкая истома охватила все мое тело. Низ живота требовательно ноет.
И когда Платон вновь оказывается сверху, я лишь шире развожу ноги. Он упирается руками в постель, стараясь уменьшить свой вес, потом одной рукой направляет член в меня и двигается вовнутрь. Сначала я чувствую натяжение своей плоти. Становится неприятно.
А потом, почувствовав преграду, мужчина совершает резкий толчок бедрами, разрывая девственную плеву.
Больно-то как! Вскрикиваю, хоть и привыкла терпеть боль. Внутри все натянуто до предела, горит и саднит. Зажмуриваюсь, чувствую, как по щекам стекают слезы. Желание испаряется. Хорошо хоть Платон больше не двигается.
Только тяжело дышит, как загнанный конь. Открываю глаза. И ясно осознаю. Никакого продолжения сейчас не будет.
Он сдерживается. По вискам течет пот, зрачки почти закрыли радужку, стук его сердца я слышу также отчетливо, как стук своего собственного.
-Лен? - со звуком моего имени он отстраняется.
Но явно не для того, чтобы прекратить.
-Хватит! - голос звучит слабо, но он не мог не услышать.
Однако ничего не происходит. Он всё еще во мне.
-Слышишь?! Всё! Хватит! - повторяю я громче.
На этот раз он точно меня слышит, потому что стискивает челюсти. Его глаза загораются ненормальным блеском. Платон явно не собирается останавливаться. Он чуть движется вперед. А я не могу терпеть.
-Маленькая, сейчас пройдет, - успокаивающе шепчет он мне на ухо.
Не знаю, что там и у кого пройдет, но резь внутри усиливается, становясь непереносимой.
На фиг этот секс мне вообще сдался!
Выхожу из себя за считанные доли секунды. Мои пальцы с идеальным маникюром впиваются в мужские плечи. Это больно. Но взгляд Платона проясняется.