Проклятый или небеса в его глазах (СИ)
Утро встретило меня проливным дождем и хмурыми мужчинами в маленьком домике посреди леса. Дядя Сема что-то читал у окна при зажжённой свече и записывал большим красивым пером заметки на листик. Шеян же, сидел на полу в углу у шкафа и что-то вырезал из деревянной чурки ножом. Сосредоточенно так, остервенело. На столе меня традиционно ждал кувшин молока и остатки мужского завтрака. Сбегав по малой нужде в чисто деревенский нужник, я словно душ приняла. Славно, но все равно не то.
Заметив у печки знакомый мне мешок, сиротливо прислоненный к беленой стеночке, радостно взвизгнула и вывалила все содержимое прямо на стол. Все тут. Рубашки, штаны, сапоги, белье, средства гигиены, поясок ученика лекаря с маленькими сокровищами (честно боялась не увидеть их никогда), черный удлиненный камзол без вышивки, но с длинным рядом серебристых пуговиц без тиснений и плащ с капюшоном, подбитый мехом. Как все уместилось в такой с виду небольшой мешок ума не приложу.
— вместительный у тебя мешок, — хмыкнул дядя Сема, развернувшись в кресле.
— можно баню? — подняла на него счастливый взгляд, вспомнив о небольшом домике в двух шагах от избушки.
— что нужно для счастья барышень, шмотки и салоны…
— помыться будет достаточно, — с надеждой взглянула на него.
— если так подумать, действительно, выглядишь ты хуже чучела что на опушке стоит или мертвяка месячного. Шеян, организуем?
Мужчина в углу сделал витиеватый жест и где-то словно в далеке я услышала тихое «ладно». Мысли? Его?
Несколько часов ушло на подготовку бани. В которую решили отправиться все, двумя заходами. Мальчики отдельно, девочки отдельно. Мне выдали корзину травяных настоев для мытья и растирания, самое настоящее махровое полотенце и веник внешне похожий на березу.
— эльфийки обожают мои снадобья, но я редко радую этих мерзавок. Так что, пользуйся, барышня.
С огромным удовольствием я напарилась, потом посидела в бочке с теплой водой и травяными настоями. Вымыла волосы и совершенно счастливая начала обтираться мягким зеленым полотенцем, когда заметила кое-что. Кое-что, что заставило меня чуть ли не босиком в одном полотенце нестись в избушку, где уже намытые мужчины готовили ужин. Быстро одев свою одежду и подхватив мокрую, выстиранную прежнюю, понеслась в дом.
— что…. Что с ним????!!! — ворвалась я в комнату.
Мужчины застыли на месте. Дядя Сема с ножом над доской с овощами, а Шеян с мешком своих вещей у печки.
— с кем? — отмер агроном не сводя с меня взгляда.
— с ним? — уже шепотом повторила поворачиваясь спиной и приспуская рубашку с плеч.
Дело было в том, что ярко алый, рубиновый дракончик на моем теле изменился. Он стал меньше, теперь он робко обнимал мои плечи крыльями, закрыв одним из них морду, а в отражении запотевшего зеркала я видела, что все его тело скукожилось, став меньше. Но ладно еще размер и унылая поза. Он стал словно покрытым инеем. Рубиновая чешуя покрылась голубым налетом, а кончик хвоста вообще был белым.
— барышня, — строго отозвался дядя Сема в ответ на мой импровизированный стриптиз, — оденься. Ты забыла, мы мужчины и мы не каменные, и мы все в лесной глуши. А еще мы не самоубийцы. Вот Шеян вообще с тобой на печке спит….
— но…
Под ставший в миг суровым взглядом, натянула на плечи рубашку и затянула шнуровку широкой горловины.
Средневековье какое-то.
— довольны?
— вполне, садись за стол, — скомандовал агроном, сбрасывая в салатник нарезанные овощи.
Ели мы все трое в полной тишине. Я быстро покидала еду в себя и с нетерпением смотрела то на одного, то на второго. Мужчины же обстоятельно жевали, погруженные в свои мысли, которые я так и не могла слышать. С каждой минутой внутри все больше и больше натягивалась тонкая дребезжащая струна. Словно кто-то очень сильный и упорный наматывал мои нервы на огромную катушку.
— ну, — все таки не выдержала, навалилась на стол и емко так (надеюсь, что емко) взглянула в глаза дяде Семе.
— все то вы молодёжь, спешите куда-то, — нехотя отозвался он, продолжая жевать.
— рррррр….
Недолгая пикировка взглядами и тяжкий вздох обозначил его проигрыш.
— когда дракон теряет связь со своей мирайей он, я полагаю, начинает считать ее погибшей. А что еще может ему прийти в голову? Они чокнутые фаталисты. Или по ихнему или никак вообще. И дальнейшая его судьба зависит от его же решения. Мстить или уйти за ней. Если он решает мстить то становиться урогом — блуждающим по границе миров, весьма сильным и неприятным существом. А если решает уйти за ней, то до банального просто обращается в лед. Дает огню жизни потухнуть. Так, во всяком случае, пишут те немногочисленные источники, что нашлись в этом сумасшедшем мире, — пожал плечами агроном-грибник.
- *****… итить колотить!!!
Все вокруг, казалось, сошло с ума. Ложки-поварешки, кастрюли, сковороды, глиняная посуда затряслись. Казалось, заскрипел весь дом разом. Посыпалась пыль и труха откуда-то сверху.
— уймись! И сядь, — ледяной тон дяди Семы несколько отрезвил. Не сильно. Этого хватило, чтобы вокруг все успокоилось.
Казалось, весь шум и гам забрался мне под кожу, разливаясь мерзким тягучим ощущением страха и паники. Страха не за себя, за него… Моего дракона.
Тем не менее сесть мне помог Шеян. Темной тенью возник за спиной, поставил упавший табурет на ноги и надавив на плечи заставил опустить пятую точку на него.
— Я должна дать ему знать, что жива. — как можно более спокойно попыталась сказать.
— согласен, — кивнул дядя Сема.
— как это можно сделать? — навалилась я на стол, чтобы быть ближе к собеседнику.
— надо подумать. Видишь ли, дело в том, что твое нахождение тут должно остаться тайной.
— почему?
— да хотя бы потому, что ты мирайя Проклятого дракона. Тебя увели из под его носа. Он тут даже пепелища не оставит. Один котлован. Зону отчуждения. Чернобыль этого мира, если хочешь. Херосима и Нагасаки…. Это раз. Два, как я могу догадываться и что успел поведать мне наш дорогой Шеян тебя, барышня, хотят убить. И то, что портал затащил тебя сюда, говорит о воле богов этого мира. Это два. Три — урог. Тот мужик, что тебя так напугал прошлой ночью. Он реален и по какой-то причине ты ему нужна. Эти существа просто так не ступают в царство снов. Слишком много сил для этого нужно. Вот. А четыре — ты сама как обезьяна с атомной бомбой. Малейшее движение не туда и все. Кранты. Всем повсеместно.
Я было хотела сказать, что мне все равно на его счет и все остальное. Сердце рвалось из груди, страх и беспокойство разрывали душу. Он остановил меня жестом руки. Почесал подбородок, накрутил на палец прядь из бороды, нахмурился, обернулся на заваленный бумагами стол, к которому было запрещено подходить.
Шеян же темной молчаливой тенью сидел за столом. Взгляд его был устремлен куда-то в пространство, а челюсти методично пережевывали пищу. Это еще больше добавляло ему сходства с земным актером. Суровый воин конг-фу. Сталь в глазах, не капли эмоций на лице. Дрожь берет.
— Ян, тебе придется нам помочь, — нарушил тягучую как смола тишину, в которой я горела как на костре, дядя Сема.
Он обернулся и бросил на него пристальный взгляд. Шеян выдержал его взгляд и лишь коротко кивнул. И кивок таковым показался лишь тому человеку, что обладал большим и ярким воображением. Столь скуп и мимолетен был.
— чудно, — взбодрился агроном-любитель и потер ладошки.
Дом дев Мии — странное название для такого места.
Стоя у белокаменных стен Деймон запрокинул голову, сколько хватало взора, вверх на скалы, взбирались многочисленные сады. То тут, то там в зелени вечно цветущих садов мелькали белые черепичные крыши домов и дворцов. Ныне сверкавших на солнце черными провалами дыр.
Их собственный драконий город. Мир запустетья и гулкого эха шагов.
Уже которую сотню лет драконы перестали привозить сюда своих мирай. Перестали в храме богини, что возвышался над этим местом как венец на челе самой скалы, соединять себя со своими мирайями. Возносить мольтвы божественной паре. Восхвалять мудрость отца и прекрасный лик матери. Пред ликом богини обретая душу и единство. Сейчас каждый дракон готов был разорвать соперника и стремился, во что бы то не стало, заполучить мирайю. Сейчас же. Не считаясь не с чем. Не с чувством человека, в чьем теле скрывал сущность, не девушки. Предпочитая заполучить желаемое, а потом разбираться. И не у всех выходило. Слишком поздно каждый из них понимал, что совершил ошибку, насильно привязав душу любимой к себе. Слишком поздно, как и он сам, осознавали, что она живая, не холодное бездушное сокровище. Теплая, нежная, ранимая, не груда холодного золота и камней, которые согревали сердце любого дракона. Она чувствует и страдает в золоченой клетке. Зачастую сломленная и покорная как рабыня. Многие из них не переносили тягот рождения сына, погибали или навсегда лишались возможности даровать жизнь вновь. Драконы роптали на своих прародителей. На великую Мать, что не защищает их женщин. Позволяет им умирать. Многие убитые горем приходили сюда и крушили все, что не попадется. И потому это место сейчас все больше напоминает поле битвы. И только сады… Сады цветут как никогда. В тоске по прежнему счастью.