Возвращение лорда Гленрейвена
– Это точно… Дженуари, – сказала она, пытаясь, чтобы это звучало покровительственно. – Примите мою благодарность за вашу помощь. – Она больше не могла сдерживать улыбку. – Вы сделали гораздо больше, чем рядовой дворецкий.
Джему хотелось взять ее лицо в свои ладони и поцеловать эти улыбающиеся губы. Вместо этого он лишь поклонился.
– Мне кажется, что первая обязанность любого дворецкого заключается в том, что он должен предлагать свои услуги хозяину всегда и везде, когда это потребуется, – серьезно сказал он, массируя ноющие руки. Клавдия была абсолютно сражена блеском его неотразимых глаз.
– Как вы собираетесь назвать малыша? – спросил Джона.
– Я еще не думала об этом. Это же первый жеребенок у Дженни и Ворлока. Может быть, назвать его Номер Один? Нет, – не соглашаясь с собой, сказала она, покачав головой, – это слишком прозаично. Может быть, Премьер? Или, – добавила она смеясь, – Первый и лучший, О Господи, несу какую-то чушь! Я думаю, – мягко предложил Джем, наблюдая исходившее от нее сияние, – вы могли бы назвать его Гордость Клавдии.
– Что верно – то верно! – воскликнул Джона.
Клавдия смутилась и почувствовала, что краснеет.
– Нет, я не могу… Хотя…
– Не понимаю, почему бы не дать ему это имя, – проворчал Джона.
Джем промолчал, но улыбка в его глазах говорила сама за себя.
Клавдия еще раз посмотрела на жеребенка, все еще размышляя о том, как его назвать. Дженни задумчиво посмотрела на малыша, а потом начала вылизывать его, высунув длинный розовый язык.
– Хорошо, – медленно сказала Клавдия, довольно улыбаясь. – Я думаю, что «Гордость Клавдии» звучит прекрасно. Хотя, – продолжала она, все еще глядя на жеребенка, – я думаю, что, поскольку он черный, как бесенок, в конюшне все будут звать его Гоблин.
Джона встряхнулся, подошел к столу, стоявшему поблизости, взял специальную моющую жидкость и стал втирать ее в то место на животе Гоблина, где несколько минут назад находилась пуповина. Он повернулся к молодым людям, которые живо наблюдали за ним.
– Ну, здесь мы сделали все, что могли. Вы идите, а все остальное я закончу сам.
Клавдия вдруг поняла, как она устала. Было уже три часа ночи, а ведь она еще не спала, когда Джона позвал ее. Это был длинный день со множеством событий. Она благодарно улыбнулась своему конюху и повернулась, чтобы выйти из конюшни. Джем последовал за ней.
Когда они вошли в дом, она повернулась, чтобы пожелать ему спокойной ночи, но слова застыли у нее на губах, поскольку Джем взял ее под руку и повел дальше по коридору. Она почувствовала силу его пальцев, и ей захотелось вырваться и убежать.
– Вы знаете, – задумчиво сказал он, – я думаю, что после всех этих волнений вам вряд ли удастся заснуть. Мне кажется, что вам сейчас нужно выпить стаканчик хорошего бренди. И, к счастью, я знаю, где это сейчас можно сделать.
Не дав ей возможности возразить, он провел ее в комнату дворецкого.
– О Боже, – сказала Клавдия, – я не думаю, что…
– Ерунда, – ответил Джем строгим тоном. – Вы же не хотите выглядеть неблагодарной? – Подойдя к буфету, он достал оттуда графин. – Я не буду гадать, откуда Морган достал этот изумительный коньяк, или арманьяк, который стоит тут же, но вкус у него был отличный.
Это безумие, подумала Клавдия в отчаянии. Какая нормальная женщина будет сидеть в полутемной комнате ночью со своим дворецким и пить с ним коньяк? К своему удивлению, однако, она села в кресло, которое он пододвинул ей изящным жестом. Ну… вдруг ей пришло в голову… что, может быть, ей предоставляется возможность получше узнать этого загадочного молодого человека.
Она нервно посматривала на него, пока он доставал из буфета стаканы, а потом наливал в каждый довольно большую порцию. Церемонно поставив перед ней стакан, он сел напротив за небольшой стол, стоявший в центре комнаты. Она смотрела на его всклокоченные черные волосы, а потом ее глаза встретились с его серебряными глазами, которые смотрели на нее с удивлением. Пораженная, она отвела взгляд, но тут же уставилась на его сильную шею и грудь, которые обнажила расстегнутая рубаха. Эта часть его туалета, сшитая из материала, гораздо более дорогого, чем обычно используют дворецкие, практически не скрывала мощных мускулов.
«Его элегантность весьма обманчива», – подумала она с тревогой и глубоко вздохнула.
– Зачем… – начала было она, но Джем перебил ее.
– Скажите мне, мадам, – его глаза выражали только вежливое любопытство, – сколько лет вы занимаетесь разведением лошадей?
– Всего несколько лет, – ответила она, сделав глоток бренди, которое он ей налил. – Я заинтересовалась этим незадолго до смерти мужа.
– Насколько я понимаю, прежние владельцы поместья разводили овец. Этим занимаются многие дворяне в этих местах.
– Это так, и мы до сих пор занимается этим. Насколько это возможно, конечно, с той землей, которая у нас осталась. Для выпаса овец требуется много пастбищ.
Джем долил ей бренди и, помолчав немного, продолжал:
– Я случайно услышал, что вы говорили про сквайра Фостера. Вы арендуете у него землю?
– Да, – ответила Клавдия слегка раздраженно. – А ведь вся эта земля должна принадлежать нам. И она принадлежала нам, пока… – Она глубоко вздохнула. – Мой муж продал довольно много земли перед смертью.
– Но ведь… – деликатно заметил Джем, – несколько акров не делают погоды…
– Это были не несколько акров. – Внутренний голос говорил Клавдии, что ей надо попридержать язык, но чувство взаимопомощи, которое возникло между ними во время родов Гоблина, не покидало ее, и, кроме того, она хотела обсудить свои проблемы с кем-то, кто действительно интересовался ими. – Теперь нам принадлежит меньше трети от той земли, которой мы владели, пока Эмануэль не начал ее распродавать.
Джем молчал, подавленный услышанным. «О Боже, – подумал он, – я разорен». Именно овцы поддерживали материальное благосостояние Рейвенкрофта многие годы. Его отец создал очень процветающий бизнес – он разводил лошадей, – и по прибыльности его можно было сравнить с разведением овец, но все же… «О Боже!» – мысленно взмолился он опять.
Клавдия была удивлена, заметив, что он расстроился, и быстро проговорила:
– У нас очень тяжелое положение. Я беру землю в аренду для разведения овец, и с лошадьми у нас все идет хорошо, учитывая, как недолго мы этим занимаемся. А всю прибыль я вкладываю в поддержание поместья.
Джем незаметно подлил ей еще бренди.
– Для молодой одинокой женщины работы хватает.
– Но я совсем не одинока. – Она потягивала бренди, чувствуя, как тепло разливается по ее телу. – Мне помогает Джона. И, конечно, тетя Августа.
– Ах, да, несравненная мисс Мелкшам. Но почему вы занялись разведением лошадей? Почему не чем-то еще? Вы бы спокойно прожили…
– Я не хочу, – ответила Клавдия с вызовом, – спокойно жить, а особенно в таких условиях. – Она в сердцах еще раз хлебнула из стакана.
– Для вас так важно жить в роскоши? – В голосе Джема было только легкое любопытство. Он как бы невзначай подлил ей еще бренди. Все же Клавдии показалось, что в его словах она услышала неодобрение.
– Да вовсе нет. – О Боже! Что с ней такое, думала она, зачем она обсуждает свою личную жизнь с абсолютно незнакомым человеком. Она строгим тоном продолжила: – Я очень болею за Рейвенкрофт. Когда я приехала, он уже был здорово запущен, но когда-то это было великолепное поместье. Красота и изящество были повсюду, достаточно взглянуть на лестницы и на интерьеры комнат. Я хочу, чтобы здесь все стало так, как было.
– Но зачем? – Джем внимательно смотрел на нее. – Даже в его теперешнем состоянии вы могли бы продать его за кругленькую сумму, а тетя Августа и вы сами могли бы после этого жить припеваючи в Лондоне, Брайтоне или даже Бате.
– Потому что я люблю это место. – Клавдия глубоко вздохнула. – И потому что я хочу жить здесь. И… и я хочу взять на воспитание детей. – Она сама удивилась тому, что сказала. Она никогда ни о чем такого не думала, но идея вдруг показалась ей привлекательной. Почему, в который раз подумала она, их отвратительные совокупления с Эмануэлем не приводили к беременности? Она быстро сказала: – Я бы хотела иметь много детей и оставить им в наследство что-нибудь красивое. – О Господи, подумала она, что она только что сказала? Она так резко встала, что Джему пришлось броситься к ней, чтобы стакан не упал на пол.