С видом на Нескучный
В доме у мамы Вали была своя комната, но бывала она у сына с невесткой редко – на ночь не оставалась: «Ой, Герчик, мне лучше дома! Дома привычнее!» Приезжала на пару часов и незаметно исчезала. И хорошо. Вере хватало Галины Ивановны, собственной мамы и новоиспеченной тещи. В покое она Веру не оставляла.
Ранний, поспешный и опасный Верин брак принять Галина Ивановна не могла. Пусть и жила Вера в достатке, и даже в богатстве, но что это богатство, когда муж – бандит? Такого позора Галина Ивановна не ждала. Пусть и относился зять к теще со всем уважением, а на жену смотрел влюбленными глазами, Галина Ивановна переживала. Во-первых, страшно. Еще как страшно! Вон только глянь в телевизор – страсти какие! То одного грохнут свои же, то другого. То конкуренты наедут на стрелке, а то милиция заметет, да еще и на месте перестреляет! Пачками ведь ложатся, штабелями! А совсем молодые ребята! Нет, в их городке пока тихо, хозяин один – ее зять. А вот в столицах да в крупных городах – ужас сплошной. И названия есть у всех этих банд – «ореховские», «солнцевские», «реутовские».
Ощущение, что все в банды пошли, в эти группировки! ОПГ называется. Посмотришь – вроде нормальные ребята, обычные такие, кстати, почти непьющие. Спортом занимаются, волосы не отращивают, вежливые, обходительные, молчаливые. А что по малолетке сидели – так у нас вся страна сидела, подумаешь! Кто уголовный, а кто политический, а кто-то по мелочовке: кража, или драка, или угон – шалила пацанва, завели старые разбитые соседские «жигули» покататься, но не повезло, поймали и посадили. А спрашивается – за что? Ну да, хулиганство. Но не украли и не убили, за что срока? А ведь вернутся стопроцентными уголовниками, кого тюрьма и наказание перевоспитывало? Так судьбы и ломаются по ерунде.
– Мам, страна такая, – вяло оправдывалась Вера. – А менты – не бандиты? Ты, мам, очнись! Они же все в связке, не договоришься – враги, договоришься – друзья. Все дело в деньгах. И времена такие, мам, беспорядочные. Сама знаешь – приходят ребята из армии, а заняться нечем. Работы нет, денег нет. Что делать, куда податься? Ага, в бандиты, больше некуда. Да не передразниваю я тебя, я объясняю. И никакие времена не одинаковые, не говори ерунды. Вон, сильные мира сего, банкиры там и прочие – смотри, делят банки, делят заводы, полезные ископаемые! Вот чье это все, ответь! Ага, народное. Как же. Мам, нет ничего народного и ничего общего. Есть сильные, которые отбирают, и есть слабые, которые прогибаются.
Спорили до хрипоты. У обеих свои аргументы. Правых не было. Да и Галина Ивановна не с лихолетьем боролась и не с несправедливостью, куда ей! За дочь она беспокоилась. Чувствовала, что конец будет скорый, только какой?
– Это ваша Мамваля мозги портвейном высушила, а не я! – кричала Галина Ивановна. – Ага, все бандиты! Прям куда ни посмотри. Это у вас кругом бандиты, Вера. И друзья ваши, и подельники! И подружки у тебя – бандитские жены! А есть еще и шофера, и строители, и врачи, и инженера! Не все пошли в бандиты, Вер! Поверь, не все!
Не все. Разумеется, не все. В иные минуты становилось страшно – как она, Вера, могла здесь оказаться? Среди этих людей, среди этих щук, голосов, чеченов, собачников, сидящих за ее столом? Как она могла оказаться среди их жен, Снежан, Кристин, Анжелик и Жанн? Среди этих одинаковых пластмассовых, как под копирку, женщин? Обязательно худых и обязательно белокурых, с увеличенными бюстами, накачанными губами и наклеенными ресницами? Во всех этих гуччах, версачах, шанелях, поддельных и натуральных?
Как она может участвовать в этих пустых разговорах о строптивых няньках и горничных, о новых коллекциях, о бриллиантах в каратах, о дорогих отелях и плохом или хорошем сервисе? Как она может во всем этом жить? Жить и делать вид, что все абсолютно нормально? Во что она превращается? В такую же резиновую пустую куклу?
Вера разглядывала себя в зеркало – нет, ничего похожего! Она не покрасилась в жемчужную блондинку, не подколола губы, не сделала грудь. Она не скандалит с прислугой, не выдвигает претензии мужу, не унижает массажистку и официантку, не кричит на садовника. Она занимается спортом, сажает цветы, печет пироги, по-прежнему читает книги и смотрит хорошие фильмы. На ней не откладывается, не отпечатывается эта жизнь. Она та же самая Вера. Или она ошибается?
Но что она может сделать? Переделать собственного мужа? Заставить его уйти из банды и выучиться на повара? Да, для кого-то он бандит, а для нее он лучший муж на свете. Любимый человек. Для нее он ее нежный Герка, ее смешливый Герман, ее муж и защитник.
Впрочем, от кого ее защищать? Если только от мамы. Мама всю душу вынимает. А ведь помощи Геркиной не отвергает, пользуется благами и все равно выступает! Поносит зятя на чем свет стоит. Разве это справедливо?
И в санаторий в Болгарию съездила, и мебель ей Герка поменял. И в Москву к частным врачам возил, вернее давал машину. С работы уволил – еще чего! «Ты, Мамгаль, напахалась, хорош. Сиди дома и пеки плюшки». Хорошо он к ней, к теще, хоть и понимает, что она Верке покоя не дает. Нет, он, зять, к ней всем сердцем: «Живи, Мамгаль, не заморачивайся! К нам переезжай, воздухом дыши! Все тебе подадут и все уберут. А ты расслабляйся».
Но нет, не тот характер. Не может Галина Ивановна расслабиться. Не хочет понять, что ее дочери хорошо. Упрямая как ослица, что в башку забьет – караул.
Ну он, зятек, с этим мирился. Понимал, что теща переживает за дочь. Ладно, надо дать время. Всем надо дать время. Привыкнуть, смириться, принять.
Привыкнуть привыкла. Смирилась? Наверное… А вот принять не получилось. Да не очень-то и старалась.
Вера жила как в полусне. Иногда себя хотелось ущипнуть – это со мной? Это я и это моя новая жизнь?
Нет, жизнь-то как раз была совсем неплоха. Удобная, комфортная, уютная. Ни тебе тяжелых мыслей про то, где взять деньги, ни беспокойства за маму. Сиди себе в кресле, читай, смотри кино, пеки свои торты. Хочешь – вот тебе сад и вот огород, отводи душеньку.
Отводила. Завела парники, где росли помидоры, перцы и баклажаны. В саду посадили японскую вишню, сливу, яблони, груши. Весной сад стоял как невеста перед алтарем, бело-розовый, воздушный. Красота. Развела и клумбы с цветами: флоксы, розы, георгины. За пару лет скучный участок Вера превратила в волшебную сказку, кто ни зайдет – замирает от восторга.
И в доме уют: мебель, светильники, пушистые ковры, картины на стенах. Тоже красота и тоже восхищение. И библиотеку завела, на полках любимые книги. И нарядов было столько, что за век не сносить. И драгоценностей в сейфе – подарков любимого мужа. И путешествия, о которых и мечтать было невозможно. Все у них было, кроме одного – покоя. Покоя не было ни днем ни ночью. Ни дома, ни в путешествиях – нигде.
Спала Вера тревожно и беспокойно. Было ей душно, муторно, тоскливо. Сны снились такие, что лучше не вспоминать. Фильмы ужасов, не иначе, пару дней в себя прийти не могла. Видела, что и муж дергается, тревожится. О чем? Не спросишь – все равно ответа не будет. Ответ у него всегда один: «Все нормально, Верунь! Меньше знаешь – лучше спишь».
Ага, как же! Она ничего не знала о его делах, а спала ужасно. Вот тебе и меньше знаешь… А что было бы, если бы знала? Убеждала не только маму, убеждала себя – такие вот времена, такой вот бизнес. Ну да, пахнет все это не очень. Но так повсеместно, по всей стране, и в Италии, стране западной и демократичной, тоже мафии всякие, коза ностра, каморра, стидда. И что? Да ничего! Живут все и не парятся.
Но все равно на душе было паршиво, сколько ни уговаривай себя, сколько ни убеждай.
За три года Вера превратилась в законченную неврастеничку, вздрагивала от каждого стука, от каждого звонка. Ветка с сосны упадет – у Веры истерика: слезы, холодный пот, трясущиеся руки.
Муж обнимает, успокаивает, а она как заведенная:
– Гер, я так больше не могу! Вчера опять по телевизору – расстреляли участников ОПГ Ростова, взяли главаря банды Уфы. Я не могу, слышишь?