Люба (СИ)
— Не знаю, вот Люба не была. Она никогда не строила глазки и никогда не страдала повышенной женственностью.
— Ну, насчет Любы ты загнул. — Коля смеялся. — Скажи, друг, как ты ее увидел, такую всю неженственную, на фоне всех твоих девиц? Как ты смог ее выделить? И как при отсутствии у нее женского начала ты в первый же месяц знакомства сделал ребенка? Причем ребенка ты сделал именно с ней, а не с кем-то другим, при твоем колоссальном опыте половой жизни. Наверно, присутствие женственности в женщине исключало материнство. Не прибедняйся. Ты прекрасно знаешь, насколько хороша твоя жена. И мужчинам она нравится отнюдь не отсутствием женского начала, а его сочетанием с умом и интеллектом. Да, твоя дочь красавица, и она не Люба, хотя очень похожа. Я беспокоюсь за Сережу, из этой девочки вырастет женщина — вамп, если жизнь ее не обломает.
— Слушай, а от Тельмана никаких вестей? — Татьяна решила сменить тему. — Как он в Питере?
— Саша узнавал через знакомых, говорят, женился, причем давно. От него никаких вестей нет, он даже не знает, что Сережа у нас живет.
— Да, Таня, я не понимаю его, он стал другим, чужим. Я звонил ему на работу, мы говорили, но только по делу, и приехать на семинар морфологов он отказался. О Жене и Сереже он не спрашивал, а я не говорил.
— Странно. Я понимаю, что с Женей у них не срослось, но ребенок? Причем он его любил, пока был в Москве. Люба ты согласна?
— Я как-то позвонила ему домой, его жена даже не стала слушать, кто я, так меня облаяла, что всякое желание звонить отпало.
— А звонила зачем?
— Понимаешь, Таня, Сережка хороший, умный парень, но получается, что он сирота при двух живых родителях. Я знаю, что такое быть сиротой, это состояние души, это страшно. Мы любим его, они с Валеркой на равных, но он же все понимает, и кто знает, что творится у него внутри.
— Люба, а он не пытался называть вас папа и мама?
— Сашу нет, а меня называл, довольно долго. А потом спросил, можно ли ему будет жениться на Марине, и перестал называть меня мамой. Нет, ты не думай, Женя периодически приходит, она всегда поздравляет его с днем рождения, иногда забирает его к себе. Только Саша проверяет, одна ли она при этом. Если одна, то почему бы ему не побыть с матерью?
— Люба, она работает?
— Да, участковым терапевтом. Если бы не ее любовь к мужчинам, то она была бы очень приличной бабой. И может, даже хорошей матерью.
— Слушай, она больше не беременела?
— Не знаю, но не рожала. Как тетя Маша уехала, так Женька совсем загуляла. А тетя Маша ухаживает за сестрой в Минске, та после аварии, не ходит, она совсем одинокая, ни семьи, ни детей.
- Ну, подруга, зато ты теперь точно родишь. Или ты сомневаешься?
— Нет, не сомневаюсь. Саша уже решил. Ты лучше скажи, нравится тебе здесь или нет? Ты посмотри, какое озеро красивое, а лес, а берег!
— Правда, тут классно, хорошо, что ты меня вытащила. Кстати, моя дочь заглядывается на твоего Валерку, но он к ней относится только как к сестре. Она переживает.
— Валерка внешне очень на Сашу похож, я понимаю, что на него заглядываются, но характер в моего отца, боюсь, вырастет из него бабник. И вообще, он какой-то поверхностный, хочет казаться нагловатым, пошловатым, меня коробит. Я вижу, что это наносное. Он с нами делится всем, что с ним происходит, и потом он мой сын, я его знаю, он не такой. Но бабник он в моего отца.
— Но твой отец жил только с Катериной. Не говори напраслину.
— Это ты его знала, когда у него были только Катерина да Сашка. К тому моменту он был уже старый и хотел семьи и покоя. А я все детство не имела права выйти из комнаты, пока он с женщинами развлекался. А женщины были разные. Мне тоже стало хорошо, когда он ограничился одной Катериной. Ладно, мне его все равно сильно не хватает.
— Девочки, шашлык готов, — Коля подошел с блюдом. — Саша детей собирает, давайте кушать.
Вся компания быстро собралась около столов. Оказалось, лучшее, что может быть, это когда готовят мужчины. Вечер прошел на славу, Валерка взял с собой гитару, звучали песни у костра. Спать легли за полночь.
— Люб, ты не жалеешь, что поехала?
— Жалею, что раньше вы нас с Татьяной с собой не брали. Саша, как тут здорово, я тут жить хочу, ты, я, дети и больше никого.
— А Егоровы?
— Пусть будут Егоровы. Как ты думаешь, дети уже спят?
— Сейчас посмотрю, Ванька с мальчишками залег, будет ворочаться, спать им не даст.
Утром перед рассветом Саша, Коля и дети удили рыбу. Там было столько радости и шума, что Люба спать не могла, а вся рыба уплыла от них подальше. После обеда они вернулись в город. И жизнь пошла своим чередом.
Наступила зима, в декабре Татьяна родила мальчика. Назвали Андреем. Люба была на четвертом месяце беременности.
16 июня Любе сделали плановое кесарево. Саша взял на руки мальчика. «Четвертый, наконец, с черными глазами. Вон какие, даже зрачков не видно». Саша улыбался сыну, тот махал руками и ногами и громко орал.
— Какой же ты голосистый, черноглазый и зовут тебя Борисом, хотя на дедушку ты совсем не похож.
— Саша, неужели имя вы обдумали заранее? — Катерина искренне удивилась.
— Представьте себе, нашли время. Вот орет! Таких громких у нас еще не было. Вы там скоро закончите?
— Саша, у нас проблема. Матка не реагирует, полная атония.
Саша отдал ребенка педиатру. Посмотрел на отсос, полный. Банку сменили, лили кровь, потом тромбоцитарную массу, плазму, потом еще — без результата.
— Саша, подпиши разрешение на удаление матки.
— Нет. Вы что, серьезно?
— Саша, я не шучу. Если ты не подпишешь, это сделаю я, как ее мачеха.
— Екатерина Семеновна, ей всего тридцать три года. Как вы можете?
— Саша, я шить не могу, все ползет под руками, у нас нет выхода. Ты хочешь ее потерять?
— Нет.
— Тогда подписывай, Саша, думать некогда.
— Хорошо.
Он подписал разрешение на гистерэктомию и вышел из операционной. Настроения не было, ничего не было. Саша сидел в зале ожидания, вокруг были люди. В зал вошел Коля.
— Саша, пойдем отсюда. Посмотри на себя, ты в халате с бейджиком директора. Пойдем со мной.
— Так вы директор? — пожилая дама кинулась к Саше. — Моя дочь в предродовой уже три часа и к ней никто не подходит, она мне на сотку все время звонит, говорит, что никто ей не занимается, вы бы разобрались.
— Да, сейчас. — Саша подозвал медсестру. — Разберитесь с той женщиной, помогите ей, пожалуйста.
— Александр Борисович, что с вами?
— Ничего. Пойдем, Коля, к ней.
Они вдвоем вошли в операционную. Катерина уже шила кожу.
— Саша, она жива и жить будет. У вас четверо детей. Возьми себя в руки. Что изменилось? Пятого не будет, но что теперь.
Саша молчал. Операция закончилась. Катерина сняла халат, перчатки. Подошла к Саше.
— Пойдем со мной. Я хочу поговорить с тобой наедине.
Они прошли в ее кабинет.
— Объясни, что случилось? Ты не рад сыну? Ты не рад, что жена осталась жива? Что с тобой?
— Я не могу об этом говорить.
— А я могу. Когда она придет в себя, ты должен быть рядом. И ты будешь рядом, даже если мне придется держать тебя под дулом пистолета. А если ты ее бросишь, я тебя убью собственными руками. Ты думаешь, я ничего не понимаю. Я все по тебе вижу. Сейчас ты просто самовлюбленный эгоист. Тебе не нужна жена-инвалид?
— Я этого не говорил.
— Зато думал. Саша, ты оставил ребенка и ушел. Он тебе уже тоже не нужен.
— Прекратите! Дайте мне выйти.
— Не дам, она мне слишком близкий человек. Я не дам ее обидеть. И ты не имеешь права ее обижать, ты для нее все, понимаешь?
— Екатерина Семеновна, как вы можете все это говорить мне? Люба моя жена, мы вместе уже шестнадцать лет. Мне тяжело сейчас, да, я рад сыну, рад, что она жива, но мне тяжело, понимаете?
— Иди к ней, вы должны пережить это вместе.