Люба (СИ)
Прошло еще два месяца. Материал для диссертации Валентины был почти набран, и началась подготовка к написанию самой работы. Борисов тратил на Скокову очень много времени, часто они засиживались допоздна. Люба всегда торопилась домой пораньше. Последнее время Ванечка жаловался на боли в пояснице. УЗИ камни в почках не показывало, противовоспалительную терапию он получал постоянно, но отеки под глазами не проходили, и сам он был какой-то худой, бледный. Ванечке исполнилось одиннадцать лет. Из всех детей он был самый ласковый, самый добрый, самый справедливый и, наверно, самый талантливый и умный. Люба старалась уделить ему побольше внимания, хотя в материнском внимании нуждались все четверо детей. Младший Боря перешел во второй класс, занимался спортом. Но кроме английского никакой язык учить не хотел. И вообще был немножко лентяем. Марина в пятнадцать лет расцвела. Необыкновенно красивая девочка была в центре внимания мальчиков из класса и других, постарше. С Сережей она теперь общалась редко, у них были разные интересы. Сережа учился в ординатуре по патологической анатомии, Марина считала, что это не престижно, и старалась его избегать. Сережа очень переживал. Любе приходилось выслушивать Сережу, его обиды на Марину, и Марину, которая считала что Сережа «отстой» и не дает ей проходу. Марина дома оставалась за старшую, что ей, конечно, не очень нравилось. Но хозяйство, покупки и младшие дети были на ней до прихода Любы. Варя жила с отцом, она часто приходила в гости к Ване, они были ровесниками, все детство провели вместе, дружили, делились своими тайнами. После окончания младшей школы Алексей забрал дочь к себе. Он так и не женился больше, единственной его радостью была Варька.
Как-то к Любе на работу пришла жена Федора. Наталья была явно расстроена.
— Любовь Александровна, можно вас спросить как друга, что происходит между Федором и Валентиной Скоковой? Я вас очень прошу, скажите мне правду.
— Наташа, я не совсем поняла, между ними ничего нет, даже флирта. Почему у тебя возникли такие вопросы? Наташа, кажется, ты заразилась от свекрови.
— Вы не понимаете, свекровь здесь не при чем. Я же вижу, чувствую, а вчера ночью он меня назвал Валей. Потом извинялся, конечно. Но сам факт о многом говорит.
— Пустое, Наташа. Он с Валентиной почти не общается. Я понимаю, если бы ты ревновала ко мне. Мы с ним последние шестнадцать лет живем бок о бок. Я была руководителем и кандидатской и докторской его диссертаций. В конце концов, я его друг.
— Нет, вы действительно друг и очень порядочная женщина. Мы с Федей вас очень любим и ценим. Даже покойная Маргарита Семеновна была о вас очень высокого мнения. Тут другое. Понаблюдайте за ней, она как змея. Я не знаю, как это объяснить, но посмотрите, мне кажется, что не один Федор попал в ее сети. Я как-то подругу к вам в приемный покой сопровождала, она ее принимала, так она молоденькому врачу так глазки строила, что моя подруга попросила другого врача. А мальчик готов был прямо там с ней… Понимаете? Я как увидела, вечером все Феде рассказала. Спрашиваю, как ее ваш директор терпит, или он не в курсе такого поведения? А он мне отвечает, он ее руководитель, он ей доволен. Я извелась уже, на сына кричу, с Федором скандалы. Ну что за жизнь?
— Наташа, если хотите, я за ней послежу. У меня сын в приемном часто бывает, у него поспрашиваю. Он мальчик хороший, ничего от меня не скрывает. Если ваши подозрения имеют основания, я вам сообщу. А пока не нервничайте. Наладьте отношения в семье. Федору здесь хватает нервотрепки, еще дома? Наташа, у вас замечательная семья, зачем вам ссориться с мужем?
Наташа ушла. Люба пошла к Борисову. На душе скреблись кошки. Люба знала, что между Федором и Валентиной ничего нет, а вот с ее мужем… Люба ужасно боялась этого разговора. Каждый день она собиралась спросить Сашу о Валентине, но не могла, слишком боялась услышать, что та ему дороже. Отношения с мужем совсем разладились. Он поздно приходил и запирался в своем кабинете. Он почти не разговаривал с женой, писал книгу, и Люба старалась не мешать, он не просил ее послушать, дать совет, прочитать, проверить. Он не спрашивал о здоровье Ванечки, а ребенку было плохо. Саша отгородился от семьи. Люба переживала, много курила, но что она могла? Начать разговор, который мог положить конец их отношениям, или терпеть и надеяться на лучшее? В глубине души она прекрасно понимала, что надежды нет, она не сомневалась в том, что у мужа с Валентиной роман. Но она терпела, всеми силами старалась все скрыть от детей. Вдруг он поймет, вдруг осознает, что она его единственная, что ему никто другой не нужен. Она вспомнила, как пару недель назад Саша пришел с работы, было поздно и дети спали. Она тоже притворилась спящей, но он ее раскусил. Он говорил, то ли с ней, то ли сам с собой. Он говорил, что если бы она могла родить, то все вопросы бы отпали, что малыш все сразу бы решил. Она не смогла заговорить с ним тогда, только проревела всю ночь. Но сегодня после визита Натальи она поняла, что момент истины настал.
— Саша, что собой представляет Валентина?
— В каком смысле? Ты читала ее работы. Рецензировала ее статьи. Я не понимаю, она прекрасно пишет, у больных к ней претензий нет. Истории безукоризненны. Кстати. Я хотел предложить ей заведование отделением после защиты. Как ты на это смотришь?
— Саша, а ты за нее статьи не пишешь?
— Нет.
— Саша, ее статьи написаны совсем в твоем стиле. Я очень хорошо знаю, как пишешь ты. У меня иногда складывается впечатление, что ты ей слишком много помогаешь. Дай ей больше самостоятельности. А о заведовании говорить еще рано, пусть защитится, а там посмотрим.
— Люба, ты все-таки, решила ее съесть?
— А если и так, имею право. Саша если ты будешь проводить с этой женщиной столько времени, я вспомню у кого в руках пятьдесят один процент акций института и кто настоящий хозяин. Саша, у тебя дома четверо детей. Им нужен отец, а ты про них забыл. Виновата в этом Валентина или нет, я не знаю. Но почему-то мне кажется, что виновата.
— Прекрати, ревность тебе не к лицу. кто фактический владелец института, не надо. Люба, ты переходишь границы, раньше я за тобой такого не замечал. Я не понимаю, чем ты недовольна?
— Саша, я чувствую. Ты не занимаешься со мной сексом уже неделю, раньше такого никогда не было, ты холоден, отстранен. Я для тебя нечто вроде мебели. Ты почти не бываешь дома. Ты стал срываться на меня на работе. Ты постоянно делаешь мне замечания в присутствии подчиненных. Ты оспариваешь все, что я говорю. Ты при Валентине вернул мою статью, сказав, что она плохо написана. А статью Скоковой перевел и отправил в журнал, сказав, что она идеальна. И с каких это пор Валентина пишет идеально, а я плохо? Ты мне делаешь замечания сплошь и рядом, ты почти обвиняешь меня в профессиональной безграмотности. Как давно я стала дурой?
— У меня много работы. Я очень устаю, Люба, мне даже не тридцать лет. А ты придираешься по пустякам. Ты ищешь черную кошку в темной комнате, когда ее там нет. Я просто много работаю.
— Работой можно поделиться со мной, а в остальном я знаю твои возможности. Саша, я жена, и я чувствую и знаю. Не обманывай меня.
— Люба, что ты цепляешься? Ты понимаешь, что я устал, и от тебя в том числе. Вместо того чтобы помочь, ты устраиваешь сцены ревности. Тебе это не к лицу. Давай прекратим этот разговор, а то он нас заведет неизвестно куда. И оставь в покое Валентину. Ты на ее защите тоже будешь финты выписывать?
— Не беспокойся, я возьму больничный. Я не буду участвовать в твоих играх. Саша, я все понимаю, и тебе надо выбирать между мной и ей.
— Ты все-таки нарываешься. Люба, ты моя жена, у нас дети. О каком выборе ты говоришь?
— Я все знаю. Дети не удержали еще не одного мужчину. Саша, это не ревность. Это констатация фактов. Только ты неоригинален, она копия молодой меня, но она не я. Я не думаю, что ты жил со мной только ради внешности. А ведь у нее есть только внешность в более вульгарном варианте и хитрость.