Альпинист. Книга 1 (СИ)
— «Вымпел», — прочитал я марку часов.
И приятная ностальгия захлестнула меня. Когда-то мне страсть как хотелось их, но цена кусалась. Так я и не исполнил свою мечту, хотя и копил денег, но все как-то не получалось приобрести их. А потом перестройка, лихие девяностые, все стало лихо меняться, рынок наполнили китайские часы, электронные, пищащие, с огоньками и без них, и про «Вымпел» уже как-то забылось, он остался там же, где и мое детство.
А теперь они у меня были. Настоящие. Те самые, из-за которых я провел много бессонных ночей.
Дрожащими пальцами я застегнул пряжку, глянул на запястье. Часы оттягивали приятной тяжестью. Красота!
— Большое спасибо! — произнес я.
— Теперь тебе восемнадцать, взрослый уже. Думай головой, дурака валять завязывай. Нужно о будущем подумать.
Я почувствовал, к чему приведет этот разговор, поэтому сразу же отрезал:
— Про альпинизм — ни слова.
Мать тяжело вздохнула.
— Ладно, бог с тобой. Пошли завтракать. Ребят то позвал уже?
— Нет, — растерялся я. — Не звал.
— А чего так? Я бы котлет нажарила, торт испекла бы.
— Да мы в кафе сходим, — отмахнулся я.
— Где ж столько денег на кафе взять? — в голосе матери зазвенел метал.
— На работе аванс должны сегодня дать, — соврал я.
— Правда? — обрадовалась мать. — Ну вот видишь, как хорошо получается. Правда ведь здорово, когда есть свои деньги, заработанные? Вот будешь теперь знать цену деньгам, как тяжело их зарабатывать. На всякую ерунду не будешь тратить.
Нравоучительные реплики еще долго сопровождали меня. Даже когда я пошел в ванну, мать встала у дверей и погрузилась в воспоминания о том, как она получила первый раз зарплату и всю отдала ее матери. Меня такой историей было не пронять, и я лишь отмахнулся:
— Если нужно денег, то возьми отцовские.
— Не буду! — ответила категорично та. — Не нужны мне его подачки. Умылся? Иди завтракать.
И наконец, отстала.
Я позавтракал и побежал на работу. Там уже ждал Петрович, на удивление трезвый, хотя про день рождения намекал, говоря, что такой праздник следует сдобрить хорошей порцией портвейна или «Алиготе». Я категорично отказал. Пить на работе — последнее дело.
— Как дела на поприще альпинизма? — сухо спросил Петрович, когда я дал четко понять, что пить на работе не буду и угощать тоже.
Я нехотя рассказал про объявленный отбор на Пик Победы. Петрович слушал внимательно, вмиг позабыв о выпивке. И лишь иногда одними губами повторял грязные ругательства.
— Твою в коромысло! — подытожил он мой рассказ. — Вот чего удумали! На Пик отправить молодежь! Ну это точно какие-то бараны в просторных кабинетах догадались. Только у них такие замашки имеются.
— Многие хотят пройти отбор, — ответил я. — И я тоже хочу.
Я готов уже был вступить в жаркий спор с Петровичем и начать доказывать старику то, что иногда следует слушать зов своего сердца и попытаться сделать то, что еще никому не удавалось, чем отказаться от дерзновенного, и всю жизнь себя за это корить, прожигая остатки дней в мечтах о том, чего не свершилось.
Но Петрович на удивление лишь кивнул:
— Понимаю тебя. Дело молодое.
И улыбнулся, словно вспомнив что-то теплое.
— Только не завидую я тебе! — сказал он.
— Это потому, что Пик Победы семитысячник и подъем на него…
— Нет, — перебил меня Петрович. — Это и так понятно, что тяжело будет и физически, и психологически. Но разве бы ты согласился на это, если бы не знал об этом? Я не завидую тебе по другому поводу.
— По какому?
— Ты что, правда ничего не понимаешь?
Петрович посмотрел на меня как на идиота. Потом достал папиросу, закурил.
— Кажется, не понимаю, о чем вы говорите, — растерялся я.
Какие еще могут быть опасности, кроме тех, что есть на Пике? Высота, сложность маршрута, физическая нагрузка, давление…
— На каждого из вас уже в одном известном кабинете заведены папки, где храниться вся собираемая про вас информация.
— Как это…
— Вот так.
По спине моей прошел холодок. Петрович выпустил струйку дыма и продолжил разъяснять:
— Сейчас за каждым из вас идет слежка. Самая настоящая, как в фильмах про шпионов. Вас же должны проверить. Дело то ведь государственной важности. Ошибки не должно быть.
Вид у меня в этот момент был такой, что Петрович участливо сказал:
— Ты же должен понимать, что если на Пик Победы группа не доберется, то как это поражение будет подано врагами из чуждых нам стран? Они это дело тут же раструбят на весь мир, мол, Советский союз ничего толком не может, только громкие лозунги горазд кричать. Да на смерть детей отправлять. Скандалом все закончится. И простыми выговорами и увольнениями не обойдется. Полетят головы. Причем сначала ваши, потом ваших тренеров, а потом уже и тех, кто все это дело курировал, если те не успеют подчистить хвосты и найти крайних.
Петрович раздавил окурок в консервную банку.
— Поэтому каждого из вас проверяют — вдруг вы агенты враждебных стран? Вдруг на вас кто-то выходил из агентов, чтобы подкупить, чтобы вы сорвали мероприятие. Вдруг, вам уже переданы необходимые инструкции по срыву? Понимаешь?
— Понимаю, — одними губами прошептал я, с ужасом вспоминая бард-клуб «Орфей».
Песни там пелись, в том числе и мной, вполне себе тех стран, про которые Петрович сказал «враждебные». Да, «Битлз» идет мимо списка запрещенки, но вот участие в собрании, где критиковалась действующая власть вполне могли приписать.
А еще я вспомнил наш поход на гору Каменку. А точнее происшествие в лесу. И воровство золота, и стрельба из оружия по ногам, и укрывательство нарушителей (а ведь не сообщение в милицию о Володе и Артеме — это, по сути, укрывательство). Нет, за этими делами вряд ли велась слежка, ведь тогда еще объявлено про конкурс не было. Или… что мешало соответствующим органам заранее проследить за всеми нами? Если восхождении планировали давно, соответственно в оборот все клубы можно взять. Ведь когда объявят смотр предполагаемые шпионы, естественно, будут вести себя гораздо настороженней и тише. А когда враг не предупрежден, он расслаблен и легче может выдать себя. Черт! Черт-черт-черт!
— Каждый ваш шаг, каждый вздох фиксируется на фото и видеопленку и внимательно изучается нужными людьми.
— Мне кажется, вы сгущаете краски.
— Хотел бы я верить в это! — усмехнулся Петрович. — Но я прожженный реалист. Не пессимист, не оптимист. А именно реалист. И я понимаю, что скорее всего так сейчас и обстоит твое и твоих друзей дело. Так что будь на чеку. Ничего лишнего не говори.
— Спасибо за предупреждение, — кисло ответил я.
— Ладно, не расстраивайся! — хлопнул меня по плечу Петрович. — Тебе сегодня грех расстраиваться. У тебя ведь день рождения.
— Вы откуда знаете?
— Петрович много чего знает. А на день рождения принято — что? — верно, подарки дарить. Вот тебе, от старика Петровича, подарок.
Он достал из кармана небольшой предмет, протянул мне.
— Держи. На память.
— Что это?
Я взял странный подарок, рассмотрел со всех сторон. Это был предмет, сделанный из метала, кажется, из алюминия, из прутка, диаметром в семь миллиметров. По виду подарок походил на восьмерку, с одной стороны имел небольшой рычажок, отходящий назад при нажатии.
— Эх, ты! — с укором произнес Петрович. — А еще альпинистом называешься. Это же карабин!
— Карабин? Никогда такой не видел.
— Верно, не видел. Потому что нет ни у кого такого. Это уникальная вещь. В единственном можно сказать экземпляре. Моя разработка. Личная. Я когда альпинизмом увлекался не только ведь мыслями в горах был. У меня и в части снаряжения голова варила. Много я всяких штук и приспособлений придумал, облегчающих подъем. А вот это, — Петрович указал на карабин, — можно сказать верх моих инженерных мыслей.
Я внимательней рассмотрел подарок. Было видно, что сделан он не на заводе — на ребрах жесткости имели следы от молотка и напильника, спинка в нескольких местах поцарапана, крючок выточен грубовато.