«Крокодил»
С ПЕРВЫМ АПРЕЛЕМ!Весь год не соврав никому ни на грош,мы ждем как небесную маннутот день, когда можно удариться в ложь,невинно предаться обману!Набрав арсенал завиральных затей,с кощунственным трепетом в телемы ловим доверчивых, честных людей,забывших о первом апреле.И мы их находим, смиренных ягнят,простецки развесивших уши,и стрелы обмана со свистом летятв их светлые, чистые души.Но первоапрельский веселый обман —сердечная наша потеха,и стрелы не кровь высекают из ран,а добрые искорки смеха!О, как же он весел и как же хорошпришедший на смену метелямтот праздник, во смех превращающий ложь!Сограждане, с первым апрелем!О ЛЮБВИ К БОЛЕЗНЯМЛюблю, когда откажет вдругкакой-то орган в бренном телеи прикует тебя недугк больничной горестной постели!Потоки дружеских заботсоединяются в лавины!Таких забот, каких за годне испытаешь половины.Оставив счеты на потом,идет и прошен, и непрошен,пылая мыслями о том,какой ты милый и хороший.Несут и щедро, и легколимоны, яблоки, вниманье,газеты, птичье молокои блюда из небесной манны!Несут пешком, везут в метро,едва ль не в пятитонных «ЗИЛах»бифштексы, пудинги, ситро(а кто осилить это в силах?).Приносят блоки папирос,вино, как для большой попойки!Ну, словом, чувств апофеоз,поход любви к больничной койке!Я болен, но не обездолен!И я готов сказать врачу,что жизнью я такой доволени поправляться не хочу!РОВЕСНИКАМЭй, ровесники! Салют вам и привет!Обратиться к вам есть веские причины!Мы вступили с вами в пору бабьих лет,хоть частично мы, естественно, мужчины.Бабье лето — украшение Земли,бабьим летом мы в красе еще и в силе!Но уже, увы, частично отцвелии, что делать, даже отплодоносили.Наши ноги, правда, крепки, как шасси,долг свой тоже выполняем аккуратно!..Годы щелкают, как счетчик у такси:быстро, весело, но слишком безвозвратно!Мы одеты, сыты, благом — пруд пруди!Наши «тачки» словно ласточки летают!Столько счастья позади и впереди!Но чего-то почему-то не хватает.А ведь каждый наш удел — большая честь!Жизнь — такая непомерная награда!..Не хватает — больше в десять раз, чем есть,ну, а есть (чего лукавить?) все, что надо.Алексей Ходанов
СТАРЫЙ НОВЫЙ ДРУГ
Разбирая как-то ненужные бумаги, я наткнулся на старую записную книжку и с легкой грустью стал перелистывать забытые имена, канувшие в Лету номера телефонов… На одной из страниц внимание мое привлекла полустертая от времени запись, сделанная незнакомой рукой: «Федьке — звонить вечно!»
«М-да… Кто бы это мог быть? — подумал я и хотел уже было перевернуть страницу, как вдруг меня осенило: так это же Федька Сидоров, мой однокурсник, закадычный, можно сказать, друг юности, сосед по комнате в самом неустроенном и самом веселом доме на свете — в студенческом общежитии! Помнится, встретились на улице, потребовал он эту самую записную книжку и собственноручно нацарапал свои координаты. И при этом еще ворчал, что забывать старых друзей грешно.
Это надо же, смущенно рассуждал я, сколько общих волнений, конспектов, вечеров в читалках, шпаргалок, и вот хотел перевернуть страницу, чтоб никогда не вспомнить, не позвонить…
Проклиная себя за черствость, я набрал номер и услышал далекий, чуть погрубевший, но такой же знакомый голос:
— Сидоров у телефона!
— Федька! — закричал я радостно. — Это действительно ты, староста знаменитой двадцать четвертой группы?
— Кто это? — строго спросил голос.
— Это я, Лёдик! Помнишь, бродяга?
Трубка помолчала немного, потом укоризненно сказала:
— Я-то помню, а чего сам исчез?
— Да суета, старик, — жалко оправдывался я. — Дни бегут, звонки звенят, сводки шуршат, не успеваю за стол сесть, а уже домой пора, а там семья, сам понимаешь, обязанности…
— Понимаю, — согласился Федька. — У самого так, но я стараюсь не забывать старых друзей, вот только тебя из виду потерял. Где трубишь? Надеюсь, высоко забрался?
— Да нет, не получилось как-то… Экономистом вкалываю в одной маленькой конторе.
— Бывает, и мал золотник, да дорог. Контора-то что выдает?
— Так, ерундистику. Брючные ремешки делаем из кожзаменителя.
— Действительно ерундистика… — разочарованно, как мне показалось, вздохнул Федька. — Солидные люди подтяжки носят. Гм… ремешки. Надо же!
— А наших, наших-то встречаешь?
— В основном с ними и общаюсь. Валька Зайцева дочь замуж выдала. Димка Козлов кожаный пиджак купил, аргентинский, архимоднейший, щеголяет.
— Молодец! Годы его не берут!
— Ну, а тебя берут? — Федькин голос подобрел. — На мандолине пилишь?
— Да какое там! На счетной машине пилю. Голова не тем забита.
— А зря… — Федька помолчал немного, потом сказал: — Ну, а квартирные условия у тебя как, ничего? Надеюсь, не в коммуналке живешь?
— Да что ты! У меня трехкомнатная!
— Сколько людей проживает?
— Со мной — трое.
— Ну это еще годится. — Федька покашлял и деловито спросил: — Так слушаю тебя, Леонард Кузьмич. Давай.
— Что давай?
— Говори, что там у тебя да как.
— Да по-прежнему на Варьке женат, сын в институ…
— Поступать должен?
— Поступил. Арабский учит, ох, и трудно ему, одно слово «верблюд», говорит, четыре тысячи синонимов имеет!
— С учебниками, что ли, туго?
— Да нет, все есть.
— От картошки освободить?
— Уже вернулся.
— Может, сумку фирменную хочет, чтоб все упали? Есть у меня такая, японская — «Спортклуб, путешествия, приключения», в клеточку, а?
— Да нет, есть у него сумка!
— Тогда, может, сессию завалил? Может, похлопотать надо?
— Спасибо… Тройка, правда, есть, но мы исправим.
— Так… — Федька помолчал и, как мне показалось, удивленно спросил: — Ну так что ты?
— Как что? — не понял я.
— Не может быть, чтобы тебе ничего не было надо!
— Да нет, ничего не надо! — радостно сказал я. — Все у меня есть. Тьфу, тьфу, тьфу, конечно! Очень рад был тебя слышать. Никуда не уезжаешь?