Дорога к людям

Особенно благодарю вас за альбом: он даст мне возможность ближе познакомиться с вашей Родиной, которая немного является Родиной и для меня, так как я ее люблю... Я никогда не смогу вас забыть». 
...Помня об этом письме, я еще раз слушал финал оперы. Анхела в горах вместе с повстанцами, она в форме бойца революции сражается вместе с бойцами Кастро. Ее песнь — это разговор с Николасом, отдавшим жизнь за свободу. Анхела слышит шаги приближающихся бойцов и говорит своему другу: 
 
— Ты слышишь, Николас? 
 
Идут твои друзья. 
 
Я знаю — новое в них сердце 
 
бьется... 
 
 
И дальше, дальше: 
 
— Здравствуй, Куба! 
 
Родина моя! 
 
Я твой рассвет встречаю новый! 
 
 
...Да, так было. Так входила в жизнь и в революцию молодая, красивая, веселая Анхела Алонсо. 
Я слышал только клавир оперы. Поющий за роялем Листов не мог, разумеется, заменить громаду оркестра, игру артистов, все краски большого театрального представления. И все же немыслимо слушать его спокойно. Все в этой опере дышит романтикой, героикой народной революции. Листов стремился писать предельно просто, чтобы музыкальный язык оперы был понятен миллионам зрителей, пусть даже неискушенным в музыке. Но в этой простоте есть и величие подвига, и пафос самоотверженной любви, и вечно живой огонь кубинских песен и танцев. 
Музыкальная характеристика Анхелы выражена не в арии героини, а в ее песне, подобную которой можно и в самом деле услышать на улицах Гаваны: «Играй, дорогая Гитара!» Ведь Анхела — женщина из народа, непринужденная, задорная, нежная, влюбленная в жизнь. Таков и Рамон, кумир рабочих кварталов Гаваны, народный певец, друг Николаса, такой же, как он, солдат революции. И старая Флора, мать Рамона, как и Анхела, — дочь народа. 
Я слушал клавир и видел их всех. Снова узнавал людей далекого карибского острова, доблестных и свободных. И всегда за их словами и песнями, то затаенно, глухо, то в открытом, гордом звучании, слышалось то же: 
РОДИНА ИЛИ СМЕРТЬ! Patria or Muerto! 
...Позже Анхела прилетела в Москву. Такая же, как я увидел ее в мелодиях Листова и на рисунках Иванова и Оссовского. И был спектакль — «Дочь народа», и Анхела сидела в партере, нарядно одетая, на голову выше соседей, глаза ее сверкали, дышала она от волнения тяжело, она сливалась с тем, что происходило на сцене. Потом, я свидетель, как она прошла за кулисы, встретила нашу артистку и сказала ей, русской: 
— Спасибо, Анхела! 
И русская отозвалась: 
— Родина или смерть! 
Анхела вернулась в зрительный зал, и зрители узнали ее, и во всех рядах гремели аплодисменты и возгласы: 
— Patria or Muerto!
1960 
  
НИКОЛАЙ БУРДЕНКО 
 
В кабинет принесли ванночку с только что проявленными рентгеновскими снимками, еще мокрыми. 
Возле экрана, просвечивающего рентгенограммы, совещались, помимо руководителя, два старших хирурга, невропатолог, рентгенолог и еще один врач. Это был последний этап комплексного обследования больного. Хирурги и ученые обменивались мнениями о неожиданностях, которые могут внезапно обнаружиться на операционном столе. Там, в операционной, где от малейшего, тончайшего движения хирургического ножа зависит судьба человека, — там времени для размышлений отпущено будет мало. Все нужно предвидеть, предугадать здесь, на последнем перед операцией совещании. 
Внимание ученых привлечено к той невидимой, темной «географии» мозга, к тем областям в полушариях, где болезнь долгое время вела свою разрушительную работу. Руководитель оживлен, но спокоен. Удовлетворенно улыбается, когда слышит верное замечание, приближающее всех к познанию истины. Энергичным движением руки отклоняет неправильные суждения. Короткие вопросы. Иногда быстрые, иногда чуть замедленные ответы: что-то еще неясно. Мнения скрещиваются. Имеем ли мы в данном случае опухоль вне мозга, отдавливающую всю систему полостей? Или нам предстоит иметь дело с опухолью внутри мозга, занимающей большую часть полушария?
 
Из всей массы сигналов, подслушанных в разных областях человеческого организма, из столкновения мнений, догадок, прогнозов руководитель извлекает зерно правды. 
Через сорок минут я вижу его в помещении возле операционной. Долго, несколько минут, он моет руки, сосредоточенно рассматривает их, продолжая думать о чем-то своем, и снова опускает в воду. Потом служители моют на нем белоснежную клеенчатую одежду. 
Операционная. Громадный фонарь, склоненный над операционным столом. Батарея контрольных приборов. Фигуры врачей, ассистентов, помощников в белых халатах, с масками на нижней части лица. 
Старший хирург Борис Григорьевич Егоров приступил к подготовительному этапу операции. Вскрыта черепная коробка. Большой костный лоскут отведен в сторону, его держат в марле отогнутым. Видна большая часть полушария, покрытого тончайшей мозговой оболочкой. 
Если в первые минуты вас охватывает сильное волнение при виде этой картины, то вскоре оно исчезает бесследно, заглушенное чувством восхищения и восторга. В этом царстве разума, человечности, гуманности, торжествующей над слепыми силами природы, нет и не может быть места отчаянию, беспокойству, сомнениям. 
Чтобы окончательно восстановить ровное состояние духа, подойдите к больному с другой стороны операционного стола, поговорите с ним, постарайтесь почерпнуть у него частицу недостающей вам бодрости. Да, да, вы можете это сделать, ибо человек, лежащий на операционном столе со вскрытой черепной коробкой, бодрствует в то время, как хирург вторгается в самые сокровенные части его мозга. Глаза больного открыты, он слышит вопросы врачей и отвечает на них, При такого рода операциях хлороформировать больного нельзя: парализована будет деятельность центров, регулирующих жизненные функции организма, а они-то, эти центры, нужны врачам для постоянного наблюдения за состоянием больного во время операции. Больной лежит спокойно, даже улыбается, когда хирург подбадривает его шутливым замечанием. 
Это молодой еще человек, крупный работник промышленности, умеющий мыслить ясно и прямо. Без тени сомнений доверил он свою жизнь врачам, открывшим ему всю правду. Романтик техники, он успокаивается в обстановке этой операционной, где все целесообразно, где каждое движение, каждый шаг врача обоснованы всем опытом науки, где возможность ошибок почти исключена. Ему импонирует обилие точных аппаратов, регистрирующих его состояние на каждом этапе операции. Особый прибор измеряет количество потерянной им крови, чтобы в нужную минуту принять срочные меры. Другой прибор позволяет вести наблюдение за давлением крови, специальные аппараты непрерывно записывают сигналы о деятельности сердца, так что врачи всегда могут проверить свои наблюдения с помощью точной электрокардиограммы. 
Подготовительный этап операции закончен. У изголовья больного появляется человек, который совершит самую сложную, казавшуюся недавно немыслимой, невероятной, работу по удалению гигантской опухоли из мозга. 
Лицо его бесстрастно. Только в глазах можно увидеть отраженный свет того огня, той огромной сосредоточенной энергии, которые спрятаны глубоко в сознании. Он обменивается с больным двумя-тремя словами, чтобы почувствовать его состояние, и приступает к делу. Опыт всей жизни, напряженных научных исканий сосредоточен сейчас в его руке, сжимающей нож. Начинается борьба с темными силами, которые могли унести жизнь человека, если бы он не лег на операционный стол. 
Николай Нилович Бурденко — ибо о нем шла речь с самого начала — точным, неуловимым движением освобождает участок полушария от тонкой оболочки.