Наследница (СИ)

— Неделя домашнего ареста. Выходишь только на занятия. Никаких уроков фехтования, прогулок. Никакой другой пищи, кроме постной. Через неделю жду тебя в кабинете. Если ты не поймёшь, за что наказана, то мы продолжим. Ступай.
Отвесив церемонный книксен, Иона помогла встать няне, которая пребывала в настолько глубоком шоке, что не могла даже слова сказать. Обе удалились и, стоило этому произойти, как герцог рухнул в кресло. Сжав пальцами виски, он крепко зажмурился.
Ему было неловко от того, что он забыл про день рождения Ионы. Но поведение этого несносного ребёнка не давало ему даже малейшего шанса на послабления. Если бы она не была так похожа на свою мать…
***
— Не хочу! Надоело!
— Алеена, солнце моё, успокойся! Это всего лишь уроки, зачем ты так нервничаешь?
— Не хочу!
Звенела жалобно посуда, разбивающаяся о стены. Визг младшей дочери герцога был слышен на всё крыло поместья. Слуги жались к стенам, не зная, что предпринять. Леди Грейс, сидящая в кабинете вместе с Ионой, только качала головой. А сама Иона, со всех сил игнорируя крики, продолжала писать. Сэр Онор, учитель риторики, оказался недоволен результатами последнего занятия и задал переписать один из старинных трактатов, где указывались все качества хорошего оратора.
С момента, когда она была наказана, минул почти месяц. Три недели она вынужденно постилась, отказываясь признать свою вину. И только под давлением няни и старшего дворецкого герцог сдался, отменив наказание.
В очередной раз вздрогнув, когда по поместью прокатился визг Алеены, девочка резко захлопнула книгу и встала.
— Ты куда, Иона?
— Схожу к отцу, чтобы он успокоил эту свинью недорезанную. — Иона заметила неодобрительный взгляд нянюшки. — Прости. У меня уже голова болит от её криков.
Несмотря на то, что покои двух девочек разделяла огромная анфилада залов, Иона слышала истерику Алеены так чётко, будто стояла под дверями её комнаты. И чтобы побыстрее покинуть крыло, девочка ускорила шаг.
В хозяйском крыле, как и в центральном, стояла блаженная тишина. Замедлившись, Иона спокойно дошла до кабинета герцога и замерла перед дверями, ожидая разрешения войти.
— Говори быстрее, у меня дела.
— Алеена устроила истерику и своими криками мешает мне заниматься.
— Так позови мать!
— Кассандра уже там и ничего не поменялось.
Герцог, перебиравший бумаги, раздражённо швырнул кипу листов на стол. Недовольный взгляд, адресованный ей, Иона нагло проигнорировала. В конце концов, Алеена и его дочь тоже, не только Кассандре отдуваться надо.
— Идём. И если там всё тихо…
— Я поняла, отец.
Но угрозам герцога не суждено было сбыться. Уже на подходе к детскому крылу он услышал истеричный визг и поморщился, представляя, что же ждёт его в покоях младшей дочери.
Почему-то герцог не отправил Иону в её покои и девочка решила воспользоваться этим. Обида, грызущая её изнутри, становилась всё сильнее день ото дня. Хотелось пролить хоть немного бальзама на эту рану, посмотрев на то, как наказывают Алеену. Или же дать обиде разрастись пышным цветом, если отец в очередной раз проведёт черту между старшей и младшей дочерьми.
Она пропустила герцога вперёд и спустя миг молча порадовалась этому. Потому что о стену рядом с головой отца разбилась очередная ваза.
— Что тут происходит? — Рёв герцога заставил вздрогнуть и Кассандру, и Алеену, что замерла со шкатулкой в руках. — Алеена! Угомонись!
— Ох, Эсселт!
Кассандра бросилась к герцогу, успев недовольно зыркнуть на Иону. Стряхивая с камзола мужа мелкие осколки, герцогиня жаловалась не на разбушевавшуюся дочь, а на учителей, которые довели бедняжку до срыва. И задают много, и требуют чересчур, и вообще могли бы помягче быть, ведь Алеена ещё маленькая.
 
Герцог, внимательно выслушивая всё это, не отводил взгляд от младшей дочери. Ту немного охладил приход отца, но она продолжала рыдать, раздирая на кусочки батистовый платок.
— И что же тебе не нравится, Алеена? Ты дочь герцога, ты должна учиться. У Ионы занятий намного больше, но она не жалуется.
— Но я же не наследница! Я не обязана знать кусхаанский и учить все эти дурацкие закорючки! У меня голова болит от них и вообще я нездорова!
Истерика пошла на новый виток, теперь уже при герцоге. Алеена кричала, что устала от всей этой учёбы, Кассандра причитала, даже не пытаясь подойти к дочери. Герцог же, пару минут послушав всё это, молча подошёл к дочери и поднял её на руки. Та попыталась было вырваться, задёргала руками и даже пнула отца по ребрам, но тот только поморщился и покрепче прижал девочку к себе.
Иона едва удержалась, чтобы не закатить глаза. В следующий раз, когда учитель истории попросит привести яркий пример фаворитизма, она вспомнит про отца.
Тем временем герцог, поглаживая Алеену по спине, уговаривал ту успокоиться и обещал ей множество подарков за прекращение истерики.
— Ну, не можешь учить языки — отложим их. Станешь постарше, тогда и наймём учителя. Надо будет пригласить лекаря, чтобы осмотрел тебя. Ты и правда бледная.
— Спасибо, папочка. — Алеена обняла герцога за шею и, заметив наконец стоящую у дверей Иону, показала ей язык. — А можно мне пони?
— Конечно, маленькая.
— Отец, я не думаю, что это хорошая идея. Алеена из-за своего состояния не сможет удержаться в седле даже на пони. Не хочу, чтобы сестричка поранилась.
Герцог внимательно посмотрел на Иону, но увидел только беспокойство во взгляде, направленном на Алеену. На миг задумавшись, мужчина пообещал младшей вместо пони купить ей кроликов.
В свои покои Иона возвращалась с чётким ощущением, что в своей собственной семье она становится изгоем. И отец, вместо того чтобы пресечь подобное, только ещё больше отталкивает её.
Она почти дошла до кабинета, когда её нагнал герцог.
— Ты так волнуешься о сестре, молодец. Через два дня я приглашён на аудиенцию к Императору, не хочешь со мной?
— С удовольствием, отец. Ты хочешь представить меня как наследницу?
— Да. До твоего дебюта, конечно, много времени, но буду знакомить тебя с делами уже сейчас. Учись хорошо.
— Конечно, отец. Хорошего дня.
Выгнав всех из своих покоев и закрыв дверь на ключ, Иона позволила эмоциям выплеснуться наружу. Истерический, но очень тихий смех наполнил комнату.
Постепенно смех перерос в такой же тихий плач. Стащив с кровати свою любимую игрушку — плюшевого щенка, подаренного мамой когда-то — Иона со всех сил обняла его, не в силах успокоиться.
Было очень обидно. Настолько, что в груди будто бы разверзлась чёрная дыра, высасывающая все хорошие эмоции. Если раньше ещё жила надежда на то, что папа хоть что-то поймёт и перестанет хотя бы так явно разделять дочерей, то сейчас не осталось даже этого. Хотелось пойти и высказать всё герцогу. В манере Алеены — с криком, битьём посуды, выпрашиванием подарков за прекращение этого балагана. Но не хотелось унижаться. А для Ионы это было сродни тому, что она выйдет на люди голой. Она не понимала, как можно настолько не ценить себя, чтобы заниматься таким.
Но за себя было обидно не так сильно, как за маму. Если три года назад, когда отец только привёл Кассандру, она просто поняла, что герцог изменял маме, то сейчас пришло понимание, насколько же глубока была эта измена.