Выход воспрещен (СИ)
— Мужики, только давайте без пэрэгибов, да? — с легким акцентом попросил тот парень, что поймал меня на выходе с лекции, — Просто бэрём — и носим! Нормально! А то я уже носыл с адным… нэ двэри, нэт. Столы носыли, они кылограмм по сто были. Хорошые столы. Этот дурак шесть сломал! Силу, дурак, показывал! Нэ надо так, да?
— Я только за! — ответ вырвался сам собой, — Тише едешь — дольше проживешь!
Е-маё. Вот ляпнул.
— Ну зачем ты так? — с отчетливой укоризной тут же спросил другой студент. Остальные молча посмотрели на меня как на пукнувшего в автобусе.
Блин, вот ни один нормальный человек не будет жаловаться на вторую жизнь и молодость. Ну, кроме самых оборзевших или пострадавших. А вот общаться… ну не разговаривал я свободно ни с кем за 18 лет! А сейчас, если начинаю, то из меня то и дело прёт черный юморок того мира, здорово напрягающий окружающих. Политики, конечно, не касаюсь, но местный максимум чернухи — это поговорка «темно как у негра в жопе».
Детский сад, штаны на лямках.
А как же «тяжело в учении, легко в раю»? А «поспешишь, морг насмешишь»? А «семеро одного козлят»?! Не, с этим тут полная печаль. Местные в некоторых аспектах сущие дети невинные. При Салиновском как-то ляпнул «Кто последний, тот и папа», тот от меня шарахнулся, как будто я его ударил!
С полсотни дверей мы погрузили шутя. Наиболее сильные пацаны таскали их нежно и быстро из склада как соломинки, а мы с кавказским пареньком, как слабачьё, грузили добытое товарищами плотными аккуратными стопками. Водила курил, крутил головой и матерился, правда, по-доброму, нечто среднее между «могётё!» и «мне б таких на постоянку!». Наивный пузатый дядя. Будь у тебя такие парни на постоянной основе, от новых нормативов ты бы стертые баранки каждый месяц менял. И жопа твоя, об сиденье стёртая, была бы у врачей на заметке. А может даже и на обеспечении.
Кузов мы забили достаточно плотно, чтобы места под людей уже почти не осталось. Ну разве что немножко, на одного, в то время как остальные полезли к водиле в кабину. Крайним, конечно же, оказался я, несмотря на худобу. Хоть погрузочно-разгрузочные работы были короткими, я нехило взопрел в своей кожанке, а кроме того, неприятно бы колол экзоскелетом теснящихся пацанов. Ну и поехал стоя, как лошадь, дымя как паровоз и ехидно ухмыляясь по дороге гражданам, не ожидавшим увидеть пародию на вспотевшего рокера-анархиста, стоящего на жопе у Зила.
А затем меня с*****и.
Иначе и не скажешь. Не успел я и глазом моргнуть, как погано извивающееся фиолетовое и полупрозрачное щупальце, вынырнувшее из подъезда, находившегося метрах в 15-ти от проезжей части, обернулось вокруг меня раз восемь, а затем, мягким, но плавным рывком упёрло в подъездную тьму!!
Тащило меня достаточно медленно, чтобы хоть какая-то соображалка успела включиться, поэтому, первым делом после залёта внутрь, извивающийся я, сориентировавшись на белое пятно человеческого лица, саданул в это самое лицо с двух своих ног, ни грамма не контролируя силу. Человека отшвырнуло на ступени как игрушку, а щупальце тут же начало хаотично меня мотать, стукая о стены и потолок. Вестибулярный аппарат затосковал, голова ушиблась пару раз о побелку, а ориентация в пространстве потерялась как таковая.
Под хриплую ругань нескольких человек, меня шарахнуло об пол, к которому и прижало, а дальше господа пригласившие решили, что будет неплохо меня попинать. Один болюче смазал ногой мне по уху, чуть не оторвав последнее, а вот другому повезло меньше, его обувь была куда мягче, эмоции куда ярче, а нога вместо моих относительно удобных для пинания ребер воткнулась прямиком по одному из титановых стержней КАПНИМ-а. Пострадавший завыл в тоске по белому свету, как и любой, познакомивший свой мизинец с ножкой дивана, но на порядок сильнее.
Мои путы ослабли. Нет, испарились. Грех этим не воспользоваться.
— Ты че, сука?! — еще целый мужик крутился и подпрыгивал, пытаясь ударить меня пяткой в голову, — Клятый, сука! Вяжи его! Резче!
Прости мужик, но сейчас будет капитально не твой день.
Крутые мысли? Не совсем. Их фон крайне далек от спокойной уверенности видавшего виды бойца, готового натянуть своим внезапным обидчикам метафорический глаз на жопу. Они у меня — лихорадочное, трясущее от страха и злобы, жестокое и убийственное решение почти не дравшегося в своей жизни цивила. Зато способного к натягиванию без всякой метафизики!
Витя мальчик умный, но редко. Правда, сейчас вовремя. Витя просто пихнет своим относительно мягким кулаком агрессора чуть ниже колена. Удар почти безболезненный, но за счет своей силы заставит матерящегося мужика потерять равновесие и начать падать Вите на спину. Мне, впрочем, на этого плевать. Не обращая внимания на падающего, цепляющегося мне за куртку, я с подъёмом на колено втыкаю свой кулак в нос хнычущему неосапианту. Того отбрасывает к стене, у которой преступник и падает, раскидывая нелепо руки.
— Ах ты…, — бормочет вцепившийся мне в спину человек, пытаясь влепить по почкам. Начинаю его ловить, краем глаза цепляя того, самого первого, кого так удачно встретил с двух ног. Кажется, тому кранты — череп невысокого смуглого человека неудачно совместился со ступенькой, а от силы этой встречи треснул нафиг, как упавшее из рук криворукого повара яйцо.
— Иди сюда! — пыхтел я, пытаясь схватить рукой человека, который, держась за куртку и матерясь как последний уголовник, дергал меня туда-сюда, не давая до себя добраться. Это было тщетно и это быстро надоело.
— Ссучий выкор…, — начал что-то говорить мужик, но перестал, потому как мудрый я, познавший боль, ушибы головой о потолок и чужие энергетические щупальца, банально прыгнул жопой назад, ловя гада за шею на сгиб локтя. Потом я с большим эстетическим наслаждением несколько раз ударил в это некрасивое и озлобленное лицо, под конец с большой мстительностью опуская уже собственную пятку в тяжелом ботинке на неаккуратно стоящую ступню матерщинника.
А потом по ушам долбанул грохот выстрела. С одновременным лязгом и толчком в спину. Я, вновь проявляя несвойственные себе чудеса смекалки и сообразительности, сразу догадался развернуться вместе хрипящим избиваемым, одновременно пряча свое тело за его туловищем. По ушам долбануло снова, затем еще раз. И еще. Матерщинник при каждом выстреле вздрагивал так, как будто ему сосед по камере спросонья засаживал со всей душевной внезапностью. У меня вымерзло всё, что только могло, от чего самым непроизвольным образом жопа вильнула, с силой пихая мой мясной щит в сторону стрелявшего. Слух выцепил гнусавый ор.
Мужика понесло вперед с полуоборотом, а я, получивший свободу и полную уверенность в том, что мне попали в спину, со всей дури пихнул его руками, ускоряя полет в сторону бандита с огнестрелом.
— Ыыы…, — захрипел он, врезаясь в стрелявшего, того самого неосапа с расквашенным мной носом.
— Кхааа…, — изрёк адаптант, вторично сбиваемый с ног тяжелым телом и посверкивая не до конца сформировавшимся фиолетовым щупальцем, выходившем у него точно из середины лба.
— Ууу, *ля! — угрожающе заорал я, прыгая в самоубийственную атаку. Нет, так-то атака была хороша, я, думающий что ранен, собирался плечом затормозить о кого-нибудь из этих двоих, а затем выдрать ствол из руки, желательно переломав ту к ядрене фене. У меня это даже получилось, но последним из волевых и сознательных усилий. На автомате, можно сказать.