Зона поражения (СИ)
— Успокойся.
Федора передернуло. Хорошо ей говорить. Ей эта дрянь не указывает, чем заниматься, не тыкает в промахи.
— Бесит. Какого хрена ты всегда за него?
— Привыкла ставить на фаворита. А он сейчас однозначный фаворит, согласись. — Она поправила волосы и поднялась. — Действительно, займись лучше закупками. Чудеса, конечно, случаются, но лучше подстраховаться.
Кирилл наткнулся на Костика утром, причем на их этаже. Тот летел по коридору и чуть не врезал Кириллу в живот пластиковой бутылкой с водой.
— Ох, извини. Привет!
— Привет.
После пьянки они окончательно перешли на «ты», но почти не встречались, а поговорить было нужно. Кирилл шагнул, тесня Костика в открытую дверь своей комнаты.
— Кого ты ждал в лесу, когда обнаружил труп?
— Васю, — не моргнув глазом ответил Костик.
— А почему в лесу?
— Чтобы жена не узнала.
— Ты что, женат? — оторопел Кирилл.
Костик посмотрел на захлопнутую Кириллом дверь и вопросительно приподнял брови.
— Уже нет.
— То есть?
— Мы развелись.
— Когда?
— Да вот сразу, как она узнала про Васю — подала на развод.
— Погоди. Биевская Наталия Александровна — это Наташа?
— Да. Но мы совсем-совсем развелись, ты не думай.
— Сядь!
Костик послушно плюхнулся на кровать, не выпуская из рук бутылку, и сочувственно улыбнулся:
— Кирюш, я понимаю, тебе невтерпеж, но я сейчас никак не могу. И у отца надо благословение взять.
Кирилл помечтал, как перекидывает паразита через колено и лупит веником. Костик как будто прочитал мысли и пакостно заухмылялся.
— Ты алкаша, которого в лесу нашел, знал?
— Видел один раз. О чем они с отцом говорили — не знаю.
Разговор можно было заканчивать. Костик отвечал слово в слово то, что говорил в прошлый раз. Придется опять приставать к Васе. Кириллу было неловко ее допрашивать: как будто ребенка маленького дуришь. К Наташе, что ли, сходить?
— Ты Александра давно не видел? Он куда-то пропал.
— Не пропал. — Костик встряхнул бутылку и встал с кровати. — Он у себя, к посвящению готовится.
— К какому посвящению?
— В избранные. Соблюдает пост и молится, два дня уже. Посвящение в субботу. Я, вообще-то к нему шел. Хочешь, пойдем вместе.
Разумеется, Кирилл пошел с ним.
В комнатке Александра все было так же аскетично и пустенько, как у него самого. Хозяин сидел на кровати и читал толстую книгу. Костик приветственно потряс бутылкой:
— Я тебе водички принес! Есть точно не хочешь?
Александр покачал головой:
— Нет, не хочу. Я ту еще не допил.
Кирилл обошел Костика и присел рядом с Александром.
— Ты как сам?
— Все хорошо. Готовлюсь вот.
Показал книгу. Молитвы какие-то.
— Не торопишься?
— Нет. Тут хорошо. Мне даже жрать теперь не хочется, представляешь? Всю жизнь смотрел на еду и страдал, а теперь — не хочу, и все.
— Класс. — Тебя бы, парень, проверить на препараты. — А Настя сегодня ведь должна приехать?
— Я написал, что пока не надо приезжать.
— Расстроится.
— Она поймет. Рассердится, но поймет.
Кириллу очень не нравилось то, что он видел: счастливая улыбка, слегка заторможенная реакция, чуть плывущий взгляд.
— А что за водичка?
Костик повернул ярлыком: «Шишкин лес», открутил крышку и сделал глоток.
— Будешь?
— Спасибо, не хочу.
И залип на руки Костика: как пальцы левой крепко держат бутылку, как он натягивает рукав на правую и машинально протирает рукавом горлышко. Он поднял голову и заметил, что Костик поймал его взгляд, тоже посмотрел на бутылку и поспешно закрутил крышку.
— Так, мне надо… — Кирилл выскочил за дверь.
Александр снова уткнулся в книгу. Костик зажмурился и потряс головой. Глотнул всего-ничего, но мало спал последнее время.
— Сань, ты пить не забывай, ок?
— Ок.
— Паш, бутылку трупа отправляли на экспертизу? Понятно. А на наличие посторонних волокон не проверяли? Ну, если кто-то с ним пил и потом протер. Паш, надо. Особенно горлышко. Да есть тут одна идея. Все. Давай. Пока.
Глава 7. В тьму кромешную
Посвящение, чем бы оно ни было, назначили на субботу. К вечерней службе все спустились радостные и нарядные, пришли незнакомые Кириллу братья и сестры из внешнего монастыря. В общем, народу набралось достаточно. Даша, Вера и Леночка выстроились на сцене. Сперва читали попеременно, потом вышел старец в светлом подряснике, поднял руки — и все запели что-то бодрое на церковнославянском. Кирилл разбирал через два слова на третье: «грядет», «аллилуйя», «просвети», что-то еще. Впрочем, он даже не вслушивался, только вертел головой.
Торжественный Костик ввел Александра. Тот был тих, сосредоточен, причесан и в белой рубашке. Они прошли от дверей по оставленному для них коридору, подошли к сцене, и Костик отступил назад. Александр преклонил колени и голову перед старцем. Тот возложил на него руки, поднял, поцеловал в лоб и торжественно провозгласил:
— Братья и сестры! Брат наш был мертв, и ожил! Пропадал и нашелся!
Радостный хор разразился очередной «аллилуйей», потом запели что-то нежное и спокойное. На этот раз солировал Костик. Вера подпевала ему глубоким, низким голосом, остальные тянули одну ноту и создавали фон. Кирилл заслушался и едва успел заметить, как старец подал Александру руку и они удалились в молельную комнату, в ту, что слева. Она почти всегда стояла закрытой, и Кирилл так и не смог там побывать.
— Куда это они? — спросил он у стоящего рядом парня.
— Первая исповедь, — благоговейно шепнул тот.
— Ясно. А что потом?
— Праздничная трапеза.
Кирилл прислонился к стене и настроился ждать. Первая исповедь, ты гляди. Ему бы и полдня не хватило. Но заскучать никто не успел: на край сцены вышел Костик, простер руки над толпой и снова запел.
Что было на этот раз, Кирилл опознать не смог. В музыкалку он не ходил и пением не интересовался, но явно что-то из разряда «откуда в этом сарае». На этот раз вроде бы не латынь, а греческий, протяжно, плавно, и так нежно, словно им всем тут обещали личное облако после смерти, да еще по пирожку от самой Богородицы. Кирилл снова наблюдал, как лица слушающих разглаживаются, в глазах появляется мечтательно-умиротворенное выражение. Он и себя-то поймал на том, что улыбается и начинает любить всех вокруг.
Дверь открылась как раз когда Костик замолчал. Старец не появился, но вышел смущенный Александр. Его тут же окружили с поздравлениями, заобнимали и увлекли в трапезную.
Кирилл проводил толпу глазами, отвернулся и наткнулся на задумчивый взгляд так и стоящего на сцене Костика. Тот улыбнулся, неприятно и как-то сыто, и Кирилл не выдержал:
— И зачем?
Костик пожал плечами и спустился со сцены.
— Он счастлив.
— Ты уверен?
Костик повел подбородком: в открытые двери виден был сидящий во главе стола Александр. Он сиял непривычной улыбкой, смеялся, с кем-то весело спорил, и выглядел действительно счастливым. Кирилл даже на мгновение позавидовал. Захотелось так же сидеть и трепаться с друзьями.
Костик за плечом понимающе хмыкнул.
— И прииде жених, и готовые внидоша с ним на браки, и двери затворились. Идем?
Кирилл еще раз оглядел пирующих и пошел к лестнице.
За спиной прошелестело:
— И изыдут праведники в свет, а грешники в тьму кромешную.
Свет, бьющий из двери, прорисовывал силуэт четкой острой гранью, не видно было ни лица, ни рук — только абрис, темный, почти черный, а нимб воображение дорисовало. Кирилл тряхнул головой и отошел подальше. Костик постоял еще пару секунд, шагнул назад и двери закрылись.
Кирилл сразу пожалел, что сбежал, все-таки его задачей было слушать и спрашивать, а в веселой толпе это делать даже удобнее. Но не было сил изображать веселье. Вроде Александр ему никто, а такое чувство, что бросил раненого.