Милость крестной феи (СИ)
— Так что же — фея пришла потом в тот сад? — нетерпеливо спросила Маргарета. — Она искала красивого юношу?
— Может, и искала, — рассудительно отвечала ее матушка. — А, может, то была совсем другая дама. Кто их разберет — они настолько красивы, что человеческий глаз одну от другой не отличит. Дело было поздней осенью. Слуга-бездельник пришел ближе к вечеру убрать изломанные ветки в саду, упавшие летом под тяжестью плодов. Алых крепких яблок по-прежнему родило так много, что мой батюшка приглашал ближних и дальних соседей собирать урожай и разрешал унести с собой столько, сколько мог поднять один человек. Но даже они не могли собрать все плоды до единого, и в осеннюю хмурую пору яблоки светились темно-алыми огоньками среди голых черных ветвей.
Из веток получился огромный костер, ярко пылавший в холодных осенних сумерках. Видимо, фее понравился его свет, и она вышла из-за деревьев — платье из тумана и дыма осенних костров, вышивка на нем — из вечерних звезд, а в глазах — лунный свет. Слуга оказался преглупым увальнем и испугался так, что принялся кричать на нее, мол, нечего ходить в чужом саду и зариться на яблоки. Она расхохоталась, поднявшись над землей, как бесшумная серая птица. Затем сорвала яблоко с ветки и сказала, что люди испортились и стали так грубы, что говорить с ними никакого удовольствия. Слуга же, вместо того, чтобы просить прощения, трусливо сбежал, вопя во весь голос. Когда люди сбежались в сад, то увидели, что там никого нет, а яблоко, которое сорвала фея, лежало на земле — надкушенное ее острыми зубами и почерневшее. Те, кто видел его, клялись, что на нем отпечатались клыки, как у дикого зверя. Ну а по весне старые яблони начали сохнуть одна за другой, и вскоре сад погиб — не осталось больше яблонь с чудесными алыми яблоками. Вся поросль оказалась дичками, а плоды на них — сплошь горько-кислые.
— Но вы ведь говорили, что фея не сотворила тогда злых проказ, — заметила Маргарета, слушавшая очень внимательно.
— Так кто знает, по ее воле это случилось или же нет? — развела руками Старая Хозяйка. — Деревья были очень древними, им давно пришло время умирать. Ну а от старого хорошего корня часто идет бесполезная дрянная поросль.
— А как же милость фей? Мы все еще можем приглашать их в крестные?
— Возможно, что и так, — матушка погладила Маргарету по голове. — Но кому бы вздумалось это проверять?..
— Что же плохого в том, чтобы выпросить у Иного народа милость для ребенка? — Маргарета говорила с некоторой обидой, хмурясь и кусая губы; ей не нравилось, как Старая Хозяйка уводит разговор в сторону. — Разве не ищет каждый для своих детей помощи и покровительства?
— Покровительство феи дорого обходится! — сердито отвечала ей мать. — Каждая их милость — с подвохом.
— Зато и судьба станет особой! — сказала на это Маргарета, и снова поцеловала свою маленькую дочь, шепча ей, что прежде в мире не рождались такие красивые славные девочки.
-…Разве тебе место в этих лесах?.. — повторяла она вполголоса, глядя на розовое младенческое личико. — Разве для такой жизни ты рождена? Нет, ты заслуживаешь гораздо большего! Даже при королевском дворе нет таких красавиц. Твой удел должен быть велик — не то что у нас!..
— Ох, Маргарета, побойся бога! — вскричала Старая Хозяйка, заслышавшая в этих словах нечто тревожное и дурное. — Не вздумай звать к Эли фею!
Но дочь не смотрела ей в глаза, качала ребенка и тихонько напевно повторяла: Эли вырастет такой красавицей, что выйдет замуж за принца — не меньше, особенной девочке — особенная судьба!.. Скоро, Эли, скоро! Удача улыбнется тебе, судьба будет добра, а высшие силы не откажут в милости…
…Но разве не все счастливые матери лепечут что-то похожее своим маленьким дочерям?..
Несколько дней Старая Хозяйка тенью ходила за Маргаретой, желая разувериться — или убедиться окончательно? — в своих подозрениях. Но Маргарета ожила, лицо ее посвежело, и косы заблестели золотом. Красивее девушки не было в здешних краях, разве что нос мог быть чуть тоньше и длиннее, а щеки — не так округлы, но кто замечает такие мелочи, если голубые глаза сияют, а белая кожа нежна, как шелк?.. Болезнь уходила, и сердце Старой Хозяйки постепенно успокаивалось — дочь больше ни словом не обмолвилась о феях или скучной жизни.
— Пора мне наведаться в свой собственный дом, — наконец сказала она сварливым, но, вместе с тем, довольным голосом. — Наверняка слуги совсем обленились и бездельничают день-деньской! Ох и задам же я им трепку, если во дворе не прибирались, в доме не чистили дымоход, а лисы растащили кур!..
Продолжая вслух перечислять все воображаемые бедствия, свалившиеся на усадьбу в ее отсутствие, Старая Хозяйка быстро собралась в недальнюю дорогу, шустро запрыгнула в коляску и отбыла, на прощание расцеловав дочь и внучку, при этом проливая положенное количество счастливых слез.
Той же ночью Маргарета, отпустив всех слуг пораньше, накинула плащ, взяла на руки Эли и пошла в старый сад. Страха она не испытывала — напротив, ее била дрожь радостного предвкушения.
Ночь выдалась ясной, но в зарослях диких яблонь царила непроглядная тьма. С трудом Маргарета пробиралась вперед, бережно прижимая к себе спящую дочь, чтобы голая кривая ветка не коснулась ее лица, не брызнула холодной дождевой водой, не напугала громким треском. Неясное, но сильное убеждение вело ее вперед и собственные поступки не казались безумными или глупыми. «Это здесь! Это здесь! Я рождена на свет, чтобы на этом самом месте произнести нужные слова!..» — повторял внутренний голос.
— Госпожа фея! — громко сказала она, остановившись. — Я прошу вас стать крестной матерью моей дочери!
Должно быть, другой человек, услышав тишину ночного заброшенного сада, подумал бы, что его просьба осталась никем не услышанной, но Маргарета терпеливо ждала, ничуть не сомневаясь в том, что получит ответ.
Луна зашла за тучу, и вышла из-за нее, ветер шумел в ветвях. Лесной зверек зашуршал в пожухшей траве. Маргарета стояла неподвижно, глядя в темноту — и только ее руки в тонких перчатках подрагивали. Она знала, что все делает верно.
— Что ж, ты вправе просить об этом! — прошелестел тихий голос. Тени кривых ветвей качнулись, хотя ветер к тому времени стих, а затем слились в единую изломанную полосу тьмы. И из нее, как из трещины, ведущей в неизведанные недра, медленно и торжественно появилась тонкая высокая фигура. Лица ее было не разглядеть — она походила на осколок звездного неба, упавший на землю: абсолютная чернота и мелкие искры звезд.
— Согласитесь ли вы?.. — полепетала Маргарета, испытав запоздалый страх: вовсе не так она представляла себе Иное существо.
— Я должна взглянуть на девочку, — промолвила тьма. — Не каждый человек достоин особой судьбы!..
Звездная чернота была холодна, как лед; пальцы Маргареты онемели, когда фея склонилась над младенцем, а Эли, почувствовав дыхание Иной, захныкала во сне.
— Что ж, — сказала фея. — Эта девочка может стать моей крестницей!
Внезапно Маргарета ощутила тревогу, хоть слова эти должны были стать подтверждением ее самых заветных мечтаний.
— Моя дочь… — неуверенно начала она. — Моя дочь может стать кем-то… значительным?..
— О, да, — согласилась фея.
— Она прославится, будет богатой, выйдет замуж за знатного человека?..
— Это может случиться с ней.
— На ней женится… принц? — страшась собственной храбрости, спросила Маргарета.
— Если я сделаю ее судьбу особой, — отвечала тьма.
— Эли заслуживает самого лучшего! — горячо промолвила Маргарета, отчего-то чувствуя, что надо кого-то убедить в правильности своего поступка: фею?.. Саму себя?..
— Да, это очень славная девочка, — тьма снова склонилась над младенцем. — Она вырастет красивой, доброй и умной — в человеческом понимании, разумеется. Но это еще не залог особой судьбы, Маргарета.
Феи знают многое — отчего бы им не знать имя той, что пришла просить их покровительства? — но в тот миг, когда Иная обратилась к Маргарете по имени, все переменилось. Страшное и тягостное предчувствие сжало ее сердце.