Станция Вашингтон. Моя жизнь шпиона КГБ в Америке
Среди нас был курсант, имевший четырехлетний опыт работы в отделе кадров спецслужбы. Он выглядел как заядлый интриган и утверждал, что знает все тонкости работы во внешней разведке КГБ. Его прозвище было "Опытный".
Опытный" любил поговорить, и это было его ахиллесовой пятой.
"Не обращайте внимания на все, чему вас здесь учат, — говорил он своим близким друзьям. "Никому не нужны ваши агенты под прикрытием. Карьера оперативника определяется исключительно его отношениями с начальством. Лучше бы вы думали, как подлизаться к начальству".
Мы не верили "Опытному". Его даже подозревали в том, что он провоцирует нас по приказу отдела кадров, чтобы отсеять слабых духом и нечистых помыслами. Кто мог поверить, что он просто говорит правду?
Я с отличием окончил Разведывательную академию. На церемонии вручения дипломов выступал полковник Виталий Юрченко. В то время он возглавлял Управление внутренней контрразведки Первого главного управления КГБ — группу, осуществлявшую контроль за работой сотрудников КГБ в Первом главном управлении, и считался одним из самых информированных и влиятельных сотрудников спецслужбы. Никто не мог предположить, что всего три года спустя он станет предателем.
Юрченко произнес блестящую и вдохновенную речь: "Вам очень повезло, что вас выбрали в элиту советского общества. Вы узнаете секреты, которые сделают вас всемогущими. За вами стоит великая сила, которая никогда вас не подведет. Очень скоро вам придется сразиться с сильными противниками. Самые сильные из них — спецслужбы США. Они всегда нацелены на успех…"
"И они не одиноки в этом", — озабоченно сказал мой друг Игорь Кессов, сидевший рядом со мной.
Он был прав, черт возьми. Мы чувствовали себя римскими центурионами, готовящимися к бою, готовыми победить или умереть.
После месячного отпуска я попал в Северо-Американский департамент — самый важный из отделов Первого главного управления. Первое главное управление было примерно аналогом американского ЦРУ. Оно состояло из нескольких подразделений: политической разведки, внешней контрразведки, научно-технической и т. д. Наиболее важным из них было отделение политической разведки. В ее состав входили различные географические отделы, самым важным из которых, безусловно, был Североамериканский отдел. Меня охватила неуверенность, граничащая с робостью. Ведь я попал в святая святых.
В то время отдел возглавлял генерал Дмитрий Якушкин, выходец из дворянской семьи, в роду которого был участник антимонархического заговора декабристов. В 1982 году он вернулся на родину после чрезвычайно успешного семилетнего пребывания на посту главы вашингтонской резидентуры. Считалось, что с Якушкиным во главе КГБ удалось нанести наибольший ущерб национальной безопасности США за весь период после окончания Второй мировой войны. Конечно, это было время разрядки, и американцы снова ослабили бдительность.
Конечно, это было время разрядки, и американцы, как водится, снова ослабили бдительность. Но это было уже второстепенно. Главная причина успеха генерала Якушкина заключалась в его умении рисковать и не уклоняться от ответственности.
Теперь он вынашивал планы по расширению Североамериканского департамента до суперподразделения, координирующего вербовочную работу с американцами в мировом масштабе. Амбициозный человек и сильный лидер, он стремился со временем подняться как минимум до должности заместителя начальника Первого главного управления. Естественно, что его очень не любили коллеги.
Якушкин был импозантен: высокий, видный, седовласый мужчина, похожий на настоящего русского аристократа.
Когда я вошел в его кабинет, Якушкин поднялся на ноги, вышел из-за стола и пожал мне руку.
"У вас есть беспрецедентная возможность отличиться, — серьезно сказал он. "Если еще осталось место для героизма, то в моем отделе вы его найдете. Так что все зависит от вашего мастерства и немного от удачи. Вы будете работать в Вашингтонском отделе. А вот и ваш непосредственный начальник". Генерал величественным жестом указал на сидящего в кресле мужчину средних лет: "Полковник Валентин Аксиленко. Очень советую внимательно выслушать его, тогда у вас будут все шансы стать вербовщиком".
Вслед за полковником я вошел в небольшой предбанник кабинета Якушкина и был представлен "бабушке Лиде", секретарю отдела. Никто не знал, когда она пришла в разведку, но, видимо, в самые первые годы советской власти. Бабушка Лида была известна своей сверхъестественной канцелярской компетентностью во всех секретных вопросах и потрясающе скверным характером.
Каждый сотрудник ординаторской, приезжавший в отпуск, обязательно привозил ей подарок в надежде добиться ее расположения. Она принимала подарки, но никому не удавалось завоевать ее расположение. На ее небосклоне была только одна звезда: Якушкин.
"Вот еще один будущий вербовщик, — сказал полковник, представляя ему грозного секретаря.
"Откуда вы знаете, что из него получится?" — раздраженно спросила она. "Уходите, вы мне мешаете работать, подождите, — обратилась она ко мне, — на днях я проверю, как вы ведете дела, и тогда у вас будут большие, большие проблемы".
Откланявшись, мы вошли в кабинет Валентина. Ничто не указывало на род деятельности его обитателя. Чистый стол с двумя телефонами, громоздкий сейф в углу с теннисной ракеткой на вершине.
Как и следовало ожидать, наш разговор начался с истории моей жизни. Мне приходилось рассказывать ее десятки раз на предыдущих собеседованиях. Полковник внимательно выслушал меня, а затем задал всего один вопрос: "Вы хорошо учились?".
"На отлично", — ответил я с немалым удивлением.
Такого вопроса мне еще никто не задавал ни при приеме на работу в КГБ, ни в Академии разведки. Приходилось отвечать на всевозможные вопросы о родственниках, возможных связях с иностранцами, семейных отношениях — словом, старательно копались в моем грязном белье, но никому не приходило в голову выяснять, есть ли у меня мозги.
Полковник мне не мог не понравиться.
"Я тоже был отличником", — сказал он, улыбаясь, и он мне понравился еще больше. Мне всегда нравились люди, которые стремятся к успеху во всем, чем бы они ни занимались. К сожалению, таких людей я встречал очень мало. Подавляющее большинство моих знакомых — но не друзей! — в своем продвижении по жизни полагались на удачу или влияние, а не на собственные силы. Люди, подобные "Опытному", были типичны для советской системы.
В этом смысле Валентин Аксиленко был редким исключением. Он выглядел совсем не как типичный разведчик. Все разведчики, с которыми мне доводилось сталкиваться, несли на себе печать особой касты гламурных героев. А он, напротив, был таким же приземленным. Более того, он казался застенчивым человеком, прямо противоположным тому, как, по моим представлениям, должен выглядеть типичный "рыцарь плаща и кинжала".
"Когда вы учились в Академии разведки, вас привлекала оперативная психология?" — спросил полковник.
"Конечно", — соврал я.
Психология, блин! Меня учили побеждать слежку, грузить и разгружать капли, совершать заранее оговоренные тайные обмены, которые мы называли кистевыми, тайно вскрывать письма. Психология была на таком задворках, что никто ее не замечал. Видимо, холодная война наложила свой отпечаток на учебный план.
Однажды спецслужбы провели эксперимент. Отобрали группу лучших оперативников за всю историю КГБ, ввели их характеристики в компьютер и получили обобщенное описание супершпиона. Удивительно, но оказалось, что этот синтетический герой не имеет высшего образования и лишь в общих чертах владеет иностранным языком. Все были поставлены в тупик и даже решили, что компьютер их разыгрывает. В конце концов их осенила истина.
Дело в том, что наибольших успехов спецслужбы добились в 1930-е, 1940-е и, возможно, в 1950-е годы. В те времена Запад кишел поклонниками социалистических идей, а также людьми, не прочь подзаработать с помощью Москвы. Очень часто для успешной вербовки требовалось всего несколько ломаных фраз на местном языке, таких как: "У меня есть деньги. У вас есть секреты. Давайте поменяемся".