Станция Вашингтон. Моя жизнь шпиона КГБ в Америке

"Это было бы губительно для твоей страны", — вмешался Сократ.
"Я согласен, потому что я принадлежу к ястребам", — сказал я. В десятый раз мне пришлось надеть маску. Все, что я говорил в этот момент, полностью противоречило моим настоящим чувствам. Я просто наживлял крючок в надежде, что Сократ клюнет. "Но нам нелегко противостоять "голубям", потому что они кооптировали практически весь внешнеполитический истеблишмент с его обширными американскими связями".
"Но эти связи — всего лишь канал для подачи вам дезинформации", — почти возмущенно заметил Сократ.
"Я знаю. Но важно, чтобы Горбачев это понял. Вы обладаете огромным опытом и эрудицией. Кроме того, Вы — блестящий стратег, в чем я имел возможность убедиться во время нашей последней встречи. Поэтому, если бы Вы согласились время от времени делиться со мной своими соображениями, я думаю, у нас было бы больше возможностей повлиять на Горбачева и не допустить, чтобы советская внешняя политика, избавившись от грубого прагматизма, стала слишком идеалистической".
Я закончил свою тираду и ждал, затаив дыхание. По меркам разведки то, что я сейчас сказал, практически можно было назвать предложением о вербовке. Чтобы сделать его, нужно было получить разрешение и резидентуры, и центра, а его у меня не было. Меня могли сурово наказать, но я считал, что надо бить, пока горячо.
"Договорились", — сказал Сократ, наполовину серьезно, наполовину в шутку. "Давай сначала попробуем оценить эффективность моих советов, а о гонораре поговорим потом".
"Согласен", — ответил я тем же полусерьезным-полушутливым тоном. На тот момент он был наиболее подходящим для нас обоих, поскольку, если случится что-то неприятное, все это можно будет потом высмеять как неудачную шутку. "Я могу гарантировать, что ваш совет дойдет до самых верхов советского руководства. ТАСС готовит материалы не только для публикации, но и для брифингов на высшем уровне. Мой материал используется почти исключительно для последней цели".
"Как я и говорил, ты попал в точку", — сказал Сократ, обнимая Спутницу. "Пойдем, дорогой, у нас еще много работы".
На следующий день я зашел к ординатору и, не говоря ни слова, положил ему на стол письмо, которое передал мне Спутница.
"Что это?" спросил Андросов с кислым выражением лица.
"Ваша активная мера", — сухо ответил я.
Испугавшись, он схватил письмо и развернул его.
"Эй, это же "Звон-2"!" (Перевод: "Звон-2", кодовое название, присвоенное операции).
"Не будет никакого "Звона", — сказал я почти злобно. "На самом деле, Спутница пишет с Сократом".
"Ну…", — пробормотал резидент. Судя по выражению его лица, он ничего не понимал. В этот момент его волновало только одно: как объяснить центру, что активное мероприятие под кодовым названием "Звон-2" провалилось.
Я не стал дожидаться, пока он придет в себя, и удалился. Но должен признаться, что мое возмущение не знало границ. Этот дебильный "Звон-2" довел нас до скандала. Чего думала добиться служба активных мероприятий, отправляя в Спутник свою вторую фальшивку? Почему они не проконсультировались с Североамериканским управлением, как положено, ведь "Спутник" и "Сократ" были разработками политической разведки?
Много позже я узнал, что вся эта история — результат очередной неудачной работы. Руководство службы дезинформации просто хотело создать общественный резонанс, чтобы продемонстрировать Крючкову свою эффективность. Они обратились в Северо-Американский отдел, но после ухода генерала Якушкина и полковника Аксиленко в отделе царил беспорядок, и никто не взял на себя труд вспомнить, что Сократ и Спутница были нашими связными. Я даже не должен был знать о "Звоне-2", который, в случае успеха, сделал бы эту пару абсолютно недосягаемой для нас. Иными словами, еще один случай вопиющей глупости, растерянности и некомпетентности.
 
Через несколько дней Андросов был отозван в Москву вместо Якушкина на должность начальника Северо-Американского управления. Новое назначение генерала не предвещало ничего хорошего, я предчувствовал, что скоро и для меня прозвенит звонок.
Прощаясь, Андросов обратился ко мне. "Что касается вас, товарищ Льюис, то мы в центре решим, что делать с вашими контактами".
Он не мог сформулировать свои намерения более четко: проект "Сократ-Спутница" будет закрыт, и очень скоро.
Не успел Андросов отъехать, как над резидентурой вновь сгустились грозовые тучи. Сотрудник нью-йоркской резидентуры Геннадий Захаров был пойман с поличным на станции нью-йоркского метро при попытке купить у своего знакомого, латиноамериканского студента, лабораторные материалы за пару тысяч долларов.
В общем, ничего необычного в этой операции не было, за исключением времени ее проведения. Советско-американские переговоры об очередной встрече на высшем уровне находились в завершающей стадии. В свете этого охота за лабораторным материалом для студентов граничила с безумием.
Дипломаты в вашингтонском посольстве были в шоке, сотрудники спецслужб — в недоумении. Поставить под угрозу саммит из-за такого пустяка? Как такое могло произойти?
По одной из версий, благодаря мирным инициативам Горбачева ослабла власть КГБ над ним. Становилось все труднее пугать генсека американской угрозой, которую КГБ так успешно использовал для управления его предшественниками. Вопросы, которыми московский штаб бомбардировал вашингтонскую резидентуру, явно свидетельствовали о стремлении Крючкова если не сорвать, то хотя бы затормозить процесс нормализации отношений между США и СССР. Объективные интересы руководства КГБ заключались в подрыве советско-американского диалога. А что может лучше служить этой цели, чем срыв предстоящей встречи на высшем уровне?
Еще несколько недель назад, когда я находился в отпуске, подобные мысли могли показаться мне абсурдными. Но с каждым днем появлялись все более пугающие доказательства того, что они вовсе не воображаемые.
Через несколько дней в Москве был арестован корреспондент журнала U.S. News e+) World Report Николас Данилофф. Он был задержан во время встречи с советским источником, который принес ему карту, показывающую дислокацию некоторых советских воинских частей в Афганистане.
Скорость, с которой КГБ провел эту операцию, свидетельствовала о том, что она была подготовлена еще до того, как Захаров был послан на встречу с заводом. Обыватели восхищались эффективностью работы КГБ, но я, как инсайдер, хорошо знал, как на самом деле обстоят дела в моей структуре. Только на получение разрешения на задержание Данилова ушло бы не меньше недели. Кроме того, необходимо было разработать и спланировать операцию, что также занимало изрядное количество времени.
Одним словом, у меня были все основания для тревожного вывода: пока Горбачев пытался навести мосты с Западом, КГБ вел совсем другую игру. Когда Захаров и Данилов были арестованы, генсек оказался в ловушке. От него требовалось проявить "твердость" перед лицом "гнусных замыслов американского империализма". Не меньшую твердость по отношению к козням Москвы должен был проявить и президент Рейган. Оба лидера стали заложниками не зависящих от них обстоятельств. В обеих столицах раздались громовые заявления — заря новой разрядки между США и Советским Союзом сменилась новой конфронтацией. Она была страшна для народов обеих стран, но объективно отвечала личным интересам Крючкова и всего руководства КГБ.
И все же Крючков, видимо, недооценил, насколько серьезен был Горбачев в своих заявлениях о новом политическом мышлении. Как и многие другие советские "большие колеса", начальник разведки увидел в декларациях своего лидера исключительно политическую уловку, направленную на укрепление власти элиты — номенклатуры. Ошибка Крючкова едва не привела его к катастрофе. Произошло непредвиденное.