Заморозки (СИ)
И оно явилось!
Тёплое, но не такое, чтобы очень. В тени плюс двадцать пять, и ветерок, вот мы тени и держались. Гуляли два часа. Или три. Заходили в бары, пили местные напитки («Столичной» в подмётки не годятся, сказал Таль, сам же я требовал только её, и, не получив желаемого, вздыхал, но замены не искал). К нам слетелись корреспонденты, но мы вели себя сдержанно, никого не трогали, и только пели «И от Москвы до Британских морей всюду боятся наших ферзей!»
Миколчук и Севастьянов за нами присматривали, и в положенный час скомандовали возвращение.
Правильное решение!
Вернулись, а тут сюрприз, владелец «Соснового Отеля» в честь нашей победы объявил праздник, а мы на нём почетные гости. Нельзя не прийти, обидится.
Мы пришли.
Народу во множестве. Хозяин торжествовал: то, что чемпионом стал его постоялец. Это-де не случайно! У этого отеля и стены помогают, и сад на крыше, и вообще, «Сосновый отель» — отель победителей.
Пели, пили, плясали.
Наутро, отпаивая меня особым коктейлем (в стакан тёплой воды всыпать порошок, состав: тиамина хлорид 0.05, кофеин-бензоат натрия 0.1, ацетилсалициловая кислота 0.35, лимонная кислота 1.0, натрия гидрокарбонат 2.0, всё это энергично размешать, добавить чайную ложку натурального мёда, опять размешать, и пить мелкими глотками, закусывая куриным яйцом-пашот), девочки сказали назидательно:
— Ты, Чижик, сможешь тамадой на свадьбах работать, если что. С большим успехом.
— А что… Что я такого сделал?
— С Талем, Петросяном и Эйве пил на брудершафт, — стала загибать пальцы Лиса.
— С Эйве? Откуда там взялся Эйве?
— Пришёл тебя поздравить. Вернулся из Манилы, и пришёл. Дальше. Устроил концерт и пел двадцать пять минут. Всякого и разного. От партии Улугбека до партии Пилата. Потом плясал с местными красотками.
— И с женой хозяина отеля, — мстительно добавила Пантера. — Изображали танго, жди сегодня в газетах.
— И, наконец, заставил весь зал пить стоя за нерушимую советско-филиппинскую дружбу!
— И пили?
— Ещё как! Ты же сказал — «Всем по стопке водки за мой счёт»
— Но мы проследили, — успокоила меня Лиса. — Проследили, чтобы не приписали лишнего.
— Не приписали?
— Хозяин не позволил. Сказал, что всё за счет заведения.
— Это ему жена велела, — наябедничала Пантера. — Уж больно ты ей глянулся.
— Тогда всё в порядке. Советско-филиппинская дружба — это хорошо.
— Миколчук точно то же сказал, так что повезло тебе.
— А вообще… Много я выпил?
— Водки? Сто пятьдесят. Плюс-минус рюмка.
— Сто пятьдесят — это ничего. Сто пятьдесят — это терпимо.
— И ещё столько же местного рома.
— Это серьёзнее.
— После чего скромно попрощался, поднялся сюда и, не раздеваясь, упал на кровать.
— Мне стыдно за себя. Но я ведь раздет.
— Это мы постарались.
Тут отрезвляющее снадобье начало действовать, и я спросил главное:
— Который час?
— Четыре часа пополудни. Так что просыпайся, петушок пропел давно.
И я проснулся окончательно. Собирался, впрочем, медленно, и девочкам пришлось дать ещё одну порцию отрезвляющего снадобья. Половинную. Но к назначенному часу мы все были в Конвеншн-Центре при полном параде.
Кажется, вот она — самая торжественная минута в жизни! Восхождение на трон!
Но чувствую себя спокойно. Словно смотрю киножурнал перед долгожданным кинофильмом, «Новости дня». Эмоциональное опустошение?
Я получил всё, что причитается. Золотую медаль чемпиона. Диплом чемпиона. Венок чемпиона — не лавровый, нет, из местных цветов. Поздравления, поздравления, поздравления. Зачитали поздравления от Анатолия Евгеньевича, короткое, но корректное. Потом банкет для избранных.
Пил я исключительно «перье».
Вернулся в номер трезвым, утомленным, весь в цветах. Попросил позвать Миколчука.
— Как мы будем добираться домой? — спросил его я. Спросил, потому что матч наш с нефиксированными датами, заранее не распланируешь возвращение. Да и я не один, вон, какая команда.
— Завтра выезжаем в Манилу, там придется пробыть несколько дней, — ответил Миколчук. — Посольство поможет купить билет до Токио, ну, а уж из Токио — родной Аэрофлот.
— Несколько дней — это сколько?
— Точно не скажу, — признался Миколчук. — Мы планировали, что матч закончится в октябре, и, соответственно… Думаю, в течение недели. Отдохнете, посмотрите город и окрестности, развлечетесь. Наш посол обещает сюрприз. Большой сюрприз!
— Это хорошо, — сказал я.
Глава 25
9 сентября 1978 года, суббота
Сюрпризы
Первым сюрпризом был концерт группы «АББА» на площадке «Арены», баскетбольного стадиона филиппинской столицы. Двадцать две тысячи зрителей. И все билеты выкупило министерством культуры Филиппин для раздачи населению бесплатно. На всё население, конечно, билетов не хватило, но на улицах были установлены большие экраны и звуковые системы, потому концерт прослушали все, кто хотел.
А хотели многие. Почти все. Даже без «почти».
— Заигрывание с народом, — писали противники Маркоса в зарубежных оппозиционных газетах. — Популизм.
Народ не возражал. Побольше бы таких заигрываний.
Исполняли концертный вариант «Пустыни». Отныне второе название оперы — «Шахматы». «АББА» подгадала Азиатско-Американское турне к матчу, решив, что матч — отличная реклама. Похоже, так и вышло. И что победителем стал автор оперы, тоже пошло впрок.
Маркос планировал оперой поддержать интерес к матчу, но мы с Карповым завершили его раньше самых смелых ожиданий. Вышло даже лучше — грандиозный концерт увенчал матч. Увы, Карпова на нем не было, он всё ещё болел.
А я был.
Второй сюрприз — партию царицы Савской исполняла маменька. Ведущая солистка Большого Театра СССР, народная артистка СССР Мария Александровна Соколова-Бельская. Гастроли в Лондоне завершились, и она, не заезжая в Москву, присоединилась к «АББА». Тщательно подготовленный экспромт. Нет, не на всё турне. Из Манилы группа полетит в Токио, из Токио в США, и в Нью-Йорке они расстанутся — «АББА» и маменька.
Я был на концерте вместе с Ольгой и Надеждой в ложе Министерства Культуры, вместе с самим Маркосом, Имельдой, нашим послом и полудюжиной наиважнейших чиновников. Остальные из нашей команды тоже получили билеты, но на места попроще.
Завершил концерт третий сюрприз: на «бис» была исполнен дуэт Улугбека и Царицы Савской (да, дикий анахронизм, но в операх это разрешается). И здесь партию Улугбека исполнял я, чемпион мира Михаил Чижик. Как смог. Конечно, я и маменька — это бижутерия, пусть весьма искусная, и бриллианты. Но для стадиона сойдёт. И сошло.
Сейчас мы с маменькой сидели в ресторане «Аристо», маленьком, но хорошем, вкушали экзотические блюда, запивали вином урожая 1964 года, и маменька приподнесла мне четвертый сюрприз.
— Как же тебя отпустил Большой Театр? — спросил я.
— Никак. Я у него не спрашивала. Просто собрала вещи, и отправилась в аэропорт. Билеты и маршрут были обговорены заранее, я только следовала графику.
— Но что скажут в театре?
— Не знаю. Я не вернусь в театр.
— Как это?
— Я не вернусь в Союз. Во всяком случае, в ближайшее время.
— То есть…
— Я теперь боевая единица сама в себе.
Я смотрел на маменьку, и не узнавал. Вернее, узнавал.
— Мне, Чижик, сорок пять. Хватит играть по чужим правилам. Надоело гадать, поедем на гастроли в Милан, или в Ереван. Надоело дрожать перед комиссиями — достойна ли Соколова-Бельская представлять советское искусство перед зарубежными зрителями, когда она не может назвать генерального секретаря итальянской коммунистической партии. Надоело, что за месяц в том же Лондоне я заработала меньше, чем местная гардеробщица. Надоело слушать, что я по гроб жизни обязана партии и правительству. Много чего надоело. А, главное, я смогу выступать в полную силу ещё лет пятнадцать, вряд ли больше, и тратить их на крысиную возню — нехорошо.