Любовь – это путешествие

Маркус подтягивается и вылезает из бассейна. По прилипшей к телу футболке стекают ручейки воды. Даже не подумав вытереться, он идет к дому, оставляя после себя лужицы.
– Дай угадаю. Лезем на крышу?
– Маркус хочет – Маркус получает, – разводит руками Дилан.
На чердаке, оказывается, есть люк, который ведет на крышу – и как я раньше не замечала? Наверное, потому что мне никогда не взбрело бы в голову лезть на покатую крышу трехэтажной виллы.
Мы были уже изрядно пьяны, пока добрались до третьего этажа, нашли люк и приставную лестницу. Ступеньки под ногами покачиваются. Маркус уже наверху: слышу, как он скребется по черепице. Дилан остается внизу, и с места, где я стою, выглядит как-то иначе, будто младше.
– Дилан, идешь? – окликает Маркус.
По плечи вылезаю из люка. Маркус оглядывается, однако вместо лучшего друга видит меня.
– Поможешь или как? – не выдерживаю я.
Он протягивает мне руку, уперевшись ногой в водосточный желоб, чтобы не упасть. Наклон у крыши некрутой, но все равно это чистое безумие. Так и погибнуть недолго!
Маркус тянет меня наверх холодной рукой. От него пахнет бассейном и лосьоном после бритья, вроде того, что у Дилана, но резче. Я сажусь на крышу, аккуратно подвигаюсь и ложусь, чтобы полюбоваться ночным небом.
– Ух ты!
Никогда не видела столько звезд! Они рассыпаны повсюду, куда ни глянь. Небо просто бесконечное. Слишком много вина зараз, иначе мне такое не пришло бы в голову.
– Возвышенно-прекрасно, – тихо говорит Маркус. – Как у Эдмунда Берка.
Понятия не имею, о ком он. Дилана я бы спросила, Маркуса спрашивать не стану.
Дилан покашливает у нас за спиной.
– Черт, Терри проснулся! – шипит он. – Погодите, я его спроважу.
Маркус тихо усмехается. Вокруг темнота, только свет от лампочки на чердаке слабо мерцает из люка. Маркус ложится рядом, слегка задевая мою руку.
– Боится подняться, – объясняет он.
– Кто, Дилан?
– Он не любит высоту. Но вспоминает об этом, только когда доходит до дела. А вот ты не боялась. – В голосе Маркуса слышится улыбка.
Нет сил смотреть на звезды над головой, мозг не способен объять такое количество.
– Боялась.
– И все равно пошла.
– Конечно.
– Любишь риск, да?
– Вообще нет. Не настолько я интересная, – улыбаюсь я.
– Не согласен. – Маркус переворачивается – возможно, чтобы посмотреть на меня, хотя не уверена, слишком темно. – Я вижу людей насквозь.
– Да конечно, – отмахиваюсь я. – Не сомневаюсь.
– В твоем отчете об успеваемости писали: «очень способная». Ты носишь браслеты лет с тринадцати, если не дольше, а без них чувствуешь себя голой. Любишь танцевать, жаждешь внимания, боишься, что тебя забудут. А стоя с кем-то на краю обрыва, на секунду мечтаешь столкнуть его.
Нога немного соскальзывает, и я ахаю. Маркус хихикает.
– Угадал?
– Типичный мужчина, – фыркаю я, поставив ногу обратно. – Решил рассказать мне обо мне же.
– Но я ведь прав.
Долго сердиться на Маркуса невозможно. Он ничего не воспринимает всерьез. Выговаривать ему – то же самое, что коту.
– С танцами в точку, – уступаю я.
– Будь крыша поровнее, я бы тебя пригласил.
Хмурюсь. Чего это он со мной заигрывает! Долго стоит неловкая тишина, а потом он смеется.
– Похоже, Дилан тебе действительно нравится.
– Да, нравится.
– Он рассказал тебе про Грейс?
– Ту девушку, которую он искал? Да.
Мы мало про нее говорили, но, как я поняла, волноваться мне не о чем.
– Даже про то, что мы с ней встречались, когда они начали спать?
– Я…
– Не думай, он меня не предавал. Никакой дешевой драмы. А ты осуждаешь, да? Заметно. Я все знал, он тоже…
Слышу шаги Дилана на чердаке.
– Там очень высоко? – кричит он нам.
– Он в жизни не решится, только сам себя обманывает, – хохочет Маркус и опять задевает мою руку, в этот раз наверняка не случайно.
– Решится, – отрезаю я и убираю ладонь. – Высота вообще не ощущается! – отвечаю я Дилану. – Ничего не видно, только звезды, звезды, одни звезды. Залезай, тут красота! Тебе понравится.
 
В конце концов Дилан показывается в люке. На лице его застыло странное, незнакомое выражение. Не сдержавшись, улыбаюсь: он такой забавный! Волосы растрепанные, глаза зажмурены.
– Посмотри наверх, – уговариваю я. – Только взгляни!
Он запрокидывает голову и изумленно выдыхает. Маркус лежит, не шевельнется.
– С ума сойти… – шепчет Дилан. – Словно…
– Редкий случай, когда Дилан не может придумать эпитет, – сухо замечает Маркус.
Дилан смотрит на нас, но не знаю – на меня или на Маркуса.
– Ну? – не выдержав, спрашивает тот. – Решайся, друг.
Дилан осторожно поднимается еще на одну ступеньку и снова застывает.
– Господи, – сдавленно бормочет он.
Я подползаю к нему.
– Можешь не лезть, отсюда тоже все видно.
Дилан стискивает зубы, делает еще шаг и заползает на крышу. Он тяжело дышит, однако ложится рядом со мной без единого слова. Крепко сжимаю его руку.
– Дилан Эббот, – удивляется Маркус. – Ты полон сюрпризов.
  
Сейчас
 
Дилан
За рулем Деб, в колонках играет что-то из Долли Партон, Маркус голодный – не самое удачное сочетание обстоятельств, так что у меня нехорошее предчувствие.
– Просто надо подождать, – просит Деб Маркуса, перекрикивая музыку.
Адди все еще сидит рядом со мной, все еще так отвлекает меня, что мне приходится закрывать глаза, когда она двигается. Спасибо хоть Родни, который притиснулся ко мне с другого бока и время от времени горланит песню, перевирая текст, отвлекает.
– Вот! – вопит Маркус, и все вздрагивают. – Фургон с едой! Тормози!
– Да твою же мать! Не ори на меня! – возмущается Деб.
– Тогда тормози, – нетерпеливо требует Маркус. – Я голодный.
– С ним будет гораздо проще, если он поест. Это так, на заметку, – советую я, наклонившись вперед.
Деб издает нечто среднее между рыком и ругательством и тормозит так резко, что нас аж подбрасывает. Адди потирает шею, болезненно морщась.
– Все хорошо? – спрашиваю я, пока Деб паркуется.
На секунду мне хочется, чтобы она сказала «нет», ведь тогда я смогу ей помочь, осмотреть плечо или шею. Прикоснуться. Это такая странная, мучительная вещь – быть прижатым к девушке, чье тело я знаю почти так же хорошо, как свое собственное, и даже не иметь возможности положить свою руку на ее.
– Ага, просто с прошлого раза болит, – объясняет Адди и отворачивается к залитым солнцем деревьям за окном. Пальцами она осторожно разминает шею. Мне до дрожи хочется накрыть ее руку своей.
– Сэндвич с беконом! – Маркус вылетает из машины и хлопает дверцей.
Следом выходит Адди, за ней – я. Ноги так затекли, что я встаю с громким «ух!», как дядя Терри, когда плюхается на диван.
– Мы же не собирались обедать до самого Сток-он-Трента, – ворчит Деб, но идет за нами.
– А кто виноват, не я же с дальнобойщиком кувыркался, – бросает Маркус через плечо.
Несколько парней в потных футболках едят сэндвичи, расположившись на капотах своих машин, жмурясь от яркого солнца, но очереди нет, и Маркус едва ли не бежит к фургончику.
– Как думаете, он меня осуждает? – спрашивает Деб нас с Адди. – Может, врезать ему?
– Определенно, – кивает Адди.
– Определенно, нет, – возражаю я.
Обе поворачиваются ко мне и в унисон поднимают брови.
– Маркус обычно никого не осуждает, честно, – поясняю я, разведя руками: от одинаковых взглядов сестер Гилберт жуть берет. – Вряд ли найдется поступок, который ему покажется недопустимым.
– Мне плевать, что он обо мне думает, – закатывает глаза Деб. – Я своими решениями довольна, включая перепихон с дальнобойщиком. А если у Маркуса есть какое-то мнение на этот счет, пусть держит его при себе!
Возможно, Деб и стала матерью – чего я, честно говоря, не ожидал, – но одно в ней осталось неизменным – ей все так же наплевать, что там говорят или думают окружающие. В жизни не встречал подобных людей. Многие притворяются, что им все равно, но Деб же совершенно искренняя.